Бон Ами уверенно бежала по мягкой земле заливных лугов. К тому времени, когда очертания Лондона скрылись из виду, Анна и Перси уже достаточно отстали от королевского кортежа. Они ехали вдвоем, рассказывая друг другу свои сокровенные маленькие тайны, изучая друг друга и тем самым закладывая основы для своей любви. Они были полностью поглощены этим занятием до самого прибытия в Хэмптон.

Генрих Тюдор с неохотой остановил свою лошадь. Рассет, так ее звали, стряхнула с себя назойливых мух и зашла остудить копыта в чистую прозрачную воду, в зеркале которой отражался замок такой красоты, что лучше трудно было себе представить.

Крепостной ров и стены были данью прошлому воинственному веку. А за ними царил мир и покой. Скученные башенки и бельведеры, возвышавшиеся на первый взгляд в хаотическом беспорядке, поражали своей внутренней гармонией. Замок удивлял величественной простотой. Как сверкающий драгоценный камень в оправе зеленых садов, простирающихся до самых ворот.

— Никогда не видел ничего лучше! — воскликнул Генрих, перекрывая восторженные голоса окружавшей его свиты.

Его радостное восхищение превзошло все ожидания самодовольного Уолси. А когда король, направляя свою лошадь по подъемному мосту, в задумчивости добавил, что дворец до того велик, что мог бы служить летней резиденцией, то такое неожиданно высокое одобрение не могло не вызвать у состоятельного прелата чувства едва заметной неловкости.

Попав во внутренний двор, Генрих был просто сражен увиденной красотой: огромный зал, часовня, хозяйственные постройки, рыбные пруды, — он настаивал на том, чтобы осмотреть все. Пока королева отдыхала, его сопровождала сестра Мэри, только подогревавшая энтузиазм Тюдора своим собственным темпераментом. И к тому времени, когда грузный кардинал показал им, наконец, свой кабинет, он уже был полностью обессилен и сожалел, что поступил так опрометчиво. А Генрих ощупывал со знанием дела роскошную обивку стен, долго стоял перед выложенным из камня камином, где была выгравирована кардинальская шапочка.

— Я бы и сам мог здесь работать, — произнес он с завистью.

Тут уж Уолси было поздно жалеть, что он так глупо выставил напоказ свое богатство, или вспоминать с дурным предчувствием историю Наботского виноградника. К тому же думать в тот день больше не пришлось.

Был пир с редкими винами и развлечениями, он превосходил торжества в самом Виндзоре. Уолси оказался на удивление гостеприимным. А Томас Кромвель, его простоватый неутомимый секретарь, снующий туда-сюда, чтоб ублажить высоких гостей, служил отличным контрастом для своего любезного барственного хозяина.

Сменив Маргарэт Уайетт, Анна весь день прислуживала королеве, только издалека наблюдая за состязаниями по стрельбе из лука, в которых ей так хотелось принять участие. А после был ужин со сменой изысканных блюд, под музыку менестрелей, сочиненную самим королем.

Лорд Гарри Перси, как оказалось, отличился своими способностями на стрельбище, и король, с уважением относясь к чужим спортивным успехам, окружил его вниманием и пригласил к своему столу, отдавая должное как его мастерству, так и титулу его отца.

Хотя Анна сидела далеко от Перси, и разговаривать они не могли, зато обменивались многозначительными взглядами. А когда отодвинули мебель, чтобы освободить место для игр и танцев, он отвел ее в сторону и подарил приз, который выиграл в состязаниях — пряжку, усеянную драгоценными камнями. Переполняемая радостью, Анна тем не менее понимала, что не сможет открыто носить ее, так как все знали, что она помолвлена с Джеймсом Батлером. Она попыталась собраться с духом и объяснить это Перси, но боялась потерять его. К ее удивлению, он совсем не возражал, когда она спрятала пряжку за корсаж.

— Король прекрасно стреляет из лука, да и не он один, — заметил Перси, дивясь тому, что со всей своей музыкой и стихами эти южане при дворе сохранили-таки в себе кое-какие умения, достойные настоящих мужчин.

— А вот борьбой ему уже не заниматься. Тогда как вы…

Тут Анна окинула взглядом группу акробатов и борцов, готовившихся взойти на помост, и с удовлетворением отметила, что ни один из них не был так хорошо сложен, как ее герой.

— А не хотите ли еще попытать счастья в броске? — предложила она, чтобы иметь возможность гордиться вместе с ним еще одной победой.

Но он, по-видимому, не хотел оставлять ее одну.

— Позже начнутся танцы, — объявила Анна, надеясь, что он пригласит ее.

— Боюсь, что я больше разбираюсь в защите наших северных границ, чем в танцах, — признался Перси.

Она ободряюще взяла его под руку и была готова показать несколько танцевальных движений, если бы не внезапно появившийся Джордж, недовольный тем, что какой-то северянин увел ее от друзей, на его взгляд, гораздо более ей подходящих.

— Нэн! Нэн! — зашептал он настойчиво. — Тебя требует король.

Анна высвободила руку.

— Король? — повторила она в недоумении.

— Да, он тебя не в постель зовет, — пояснил Джордж по-братски бесцеремонно. — Он хочет, чтобы ты спела герцогине свою балладу.

Анна пошла вслед за Джорджем, удивляясь и торжествуя. Несмотря на роскошные гобелены и изысканно одетую публику, обстановка в комнате была близка к домашней. Король сидел у очага, сестра — подле него, а Саффолк стоял, облокотясь на спинку стула. Королева и кардинал были заняты разговором.

Екатерина Арагонская выглядела отдохнувшей и счастливой, польщенная, вне всякого сомнения, обходительностью своего гостеприимного хозяина. Такой праздник явно пришелся ей по душе. Время от времени она с любовью поглядывала на свою маленькую дочь, танцевавшую с высоким мальчиком лет четырнадцати. И даже если каждый знал, что юный Генри Фицрой был побочным сыном ее мужа, то, что ж, все это было давно, да и с королями такое случалось нередко… Надо признать, что Генрих был ей неплохим мужем.

Все присутствующие смотрели на танцующую молодежь со снисходительными улыбками. В свои десять лет юная Мэри Тюдор была очаровательна. Нежная и неиспорченная дочь высочайших просвещенных родителей.

«Через несколько лет она будет танцевать не хуже меня», — подумала Анна с неожиданной неприязнью.

А когда взгляд ее упал на разодетого партнера Мэри, внебрачного сына Элизабет Блаунт, она пожалела их общего отца. Как это тяжело было для короля: иметь одного единственного сына, любить его, но быть не в состоянии оставить ему что-либо, кроме собственного поместья в Ричмонде. И никаких надежд иметь законных сыновей.

Музыка смолкла, и под взрыв аплодисментов девочка, смеясь, бросилась в объятия отца. А любимая тетушка, в честь которой ее назвали, положила ему на колено коробочку с засахаренными фруктами, чтобы ребенок полакомился. Увидев ожидавшую Анну, герцогиня ласково кивнула.

— А вот и мое утешение в ссылке — Анна Болейн, сейчас она споет для нас, — сказала она.

Генрих повернулся: лицо его, освещенное пламенем камина, было ласковым и красным, а маленькие хитрые глаза смотрели на Анну с восторгом.

— Ну, мисс Анна, где же вы были с тех пор, как я нашел вас и Тома Уайетта в саду под яблоней? — спросил он весело, и все рассмеялись.

Анна взяла лютню у одного из королевских музыкантов и запела, как ее просили. Чистый высокий голос заполнил гостиную кардинала Уолси такой нежной мелодией, которая раньше там никогда не звучала. Она пела для короля уже второй раз, но теперь голос ее не дрожал от страха, напротив, она почувствовала свою силу и власть. Она знала, как гордится ею в эти минуты брат и как радуется за нее Томас: ведь ей была оказана такая высокая честь.

Мэри Тюдор слушала ее с удовольствием, а король с интересом, который был вызван не только ее голосом, в этом Анна была уверена. А больше всего Анну радовало то, что представился такой удобный случай продемонстрировать свои таланты перед Гарри Перси. Может, послушав ее, он изменит свое отношение к музыке. Если бы удалось приобщить его к ее любимым занятиям!

В минуту щедрых аплодисментов, которыми ее наградила королевская семья, Анна была на вершине блаженства. Не было ни прошлого, ни тревожного будущего, а только пьянящее настоящее. Но, к сожалению, все продолжалось лишь мгновение. Следующими должны были выступать борцы. Герцогиня пригласила ее сесть подле себя.