– Почти пришли, – крикнул я, обернувшись.

Бекас шел сразу позади меня, револьвер уже не был направлен на мою спину, а висел в руке ненужным грузом. За ним шел футболист. Тот вообще забыл про меня, и гораздо больше внимания уделял холмикам из листьев, собирая грибы. В его пригоршне набралось несколько средних обабков. Двое оставшихся бандитов прилично отстали, и брели, сняв куртки и перекинув их через плечо, отмахиваясь от надоедливых жужжащих насекомых.

Дойдя до ветки, я уперся в нее руками, и отвел по ходу движения. Она поддалась сначала легко, но, чем дальше я ее отгибал, тем труднее отходил природный рычаг. Я же изо всех сил делал вид, что это совершенно не трудно, так – тростиночка. И вот, когда силы были на пределе, я отпустил пружину, нырнув под нее.

Со свистом разрезав воздух, оставляя листья, оторванные ветром, ветка зарядила Бекасу в грудь. Бригадир, шумно выдохнув, со сдавленным криком, подлетел на добрый метр и рухнул точнехонько на своего напарника, проделав в воздухе немалый путь. Револьвер, выпавший из руки бандита, утонул в зеленом море в полуметре от меня.

– Вали его! – завопил кто-то из оставшихся.

Недолго думая, я бросился за Наганом – туда, где еще колыхалась трава. Рука нащупал металл… черт, это ствол!

– Порву гниду! – взревел, поднимаясь, глава отряда.

Но я уже успел нащупать рукоятку. БАХ! БАХ! Пули встретили рэкетира в прыжке, прошив насквозь его куртку. Бекас замер, удивленно опустив глаза на два красных цветка, растущих на груди. БАХ – хлестко стеганул по ушам выстрел, и бандит, получив во лбу третий глаз, начал заваливаться назад.

В ответ громыхнула, судя по звуку, целая гаубица. Пока бугай перекрывал линию огня, его соратники опасались стрелять в ответ, но теперь, когда доктора звать уже поздно, шмалять в меня ничего не мешало.

Я сместил прицел. Один из молчунов извлекал из казны обреза двустволки стреляные гильзы, второй, скользкими от пота руками, пытался взвести затвор пистолета. Этот и будет первым. С колена, не поднимаясь, я нажал на крючок. БАХ! БАХ! Первая пуля, срезав тонкие ветки, ушла выше, но вторая достигла цели и амбал, крутанувшись на месте, обрушился на муравейник. Им теперь жратвы до следующего века хватит.

Обладатель обреза, все же, успел перезарядить свое допотопное оружие, и дал еще один залп. Дробинки засвистели вокруг меня, дырявя листья и вгрызаясь в кору деревьев. Одна обожгла мою шею, вторая – ухо. Это в упор обрез – серьезная угроза, а с расстояния в тридцать метров – только нервы пощекотать. БАХ! БАХ! И этот бандит свалился, обливаясь кровью.

Все, последний. Марадона лишь поднимался на ноги, удивленно озираясь по сторонам, но, не найдя других комсомольцев, повернулся ко мне. Я навел мушку Нагана точно в лоб футболиста, с расстояния в пять метров промахнуться невозможно, но спортсмен начал мне нравиться, и убивать его желания не было никакого. Впрочем, если не останется другого выхода – своя шкура дороже.

– Фильмы с Клинт Иствудом любишь, да? – оскалился я. – Тогда я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Ты думаешь – он выстрелил семь раз, или только шесть? Знаешь… за всей этой суматохой я и сам со счета сбился. Как думаешь, тебе повезет?

Паша, скорее всего, и не считал. Но, вспомнив фильмы с Джеймсом Бондом, и на свое везение не надеялся. Подняв руки, он произнес:

– Сдаюсь.

– Руки за голову, – скомандовал я. – Развернись… на колени.

– Не убивай! – взмолился рэкетир. – У меня мама старенькая, сестренка маленькая! Завяжу – обещаю, на завод работать пойду…

– Да мне до апельсина, – ответил я, обрушивая рукоятку револьвера на его затылок. – Главное – подальше от меня.

Теперь я стал гордым обладателем целого арсенала – обреза, Нагана, двух ТТшников и совершенно потрясающей машинки – Вальтера П-38 раннего выпуска. Стало понятно, почему бандит не смог передернуть затворную раму – из-за оплошности Карла Вальтера, который полвека назад не предусмотрел рифления на кожухе, оставив его полностью гладким. Этот промах, возможно, спасший мне жизнь, конструктор исправил лишь в конце 1940 года, так что мне сильно повезло.

Взвесив на руке "арме-пистоле", я решил оставить его, тем более, что в кармане бандита нашлась запасная обойма и горсть девятимиллиметровых маслин. О том, чтобы остаться безоружным не могло быть и речи – тех, кто не мечтал увидеть мою голову у себя на полке, я знал не так уж и много. Остальное оружие я оставил здесь же, в лесу.

К сожалению, ножа ни у кого из рэкетиров не нашлось – но, зато, в багажнике Ниссана я обнаружил топор. Ржавый, с зазубренным лезвием, но перепилить веревку, опутавшую мои руки, его вполне хватило. Теперь пора испробовать "Скайлика" в деле.

В свое временное пристанище я вернулся, когда на небосклоне зажглись первые звезды. Вернулся через знакомую дыру в заборе – Skyline я спрятал в лесу. Светиться на иномарке в садах не хотелось, но быстроногий жеребец под боком мог пригодиться. Нет, это отмазка. Вообще, по-правде, хотел утопить его или сжечь, чтобы замести следы, но после пожалел – уж больно хорош, шельмец!

Около моего забора стояла знакомая "директорская" Волга Семенова. Значит, профессор нашел какое-то решение! Еще бы! Ну не отправил бы меня Санька невесть куда с билетом в один конец – ежу понятно. В домике меня ждал целый комитет по встрече – заплаканная Вика, Женя и Лена.

– Лешка! – бросилась мне на шею девчонка, перемазав щеку потекшей тушью. – Вернулся!

– Япона мать! – выругался физик. – Живой таки! И почти целый! Я-то уж думал, завтра покажут в новостях пойманного шпиона ЦРУ!

– Вспотеют, – заверил я, отрывая от себя Веронику.

– Ой, у тебя кровь! – всхлипнула Зиманкова.

– Так, Вика! – взбесился я. – Прижмись, а? Ну кровь и кровь, тебе не до апельсина? Дай с человеком поговорить!

Соседка на миг окаменела, жадно хватая ртом воздух, затем, скрестив руки на груди, села на табуретку и отвернулась к окну.

– И?… – вопросительно посмотрел я на физика.

– Ах, да, да, – кивнул он. – По решению нашей задачи… Могу поздравить и тебя и себя – решение, похоже, есть, только процесс протекает, скорее, не в области физики, а в области философии. Короче говоря, я пошел другим путем!

– Ох, ё-мае? – схватился я за голову.

Это и пугало. Этот таинственный, полный подножек другой путь, который, тем не менее, мы выбирали всегда – с самого появления Руси. Почти во всем мире католическая церковь, Володя сказал – нет, у нас будет православная. Когда строили железную дорогу в Российской Империи, и встал вопрос, как делать – как в Европе, или шире – и то сказали "нафиг надо!", и сделали шире. Так и мучаемся с тех пор. Формат телевещания – французский SECAM, или, как во всем остальном мире – PAL? Пусть будет SECAM. Во всем мире калибр нарезного оружия меряют по долам нарезов, у нас – по диаметру ствола. Именно поэтому пуля одного и того же диаметра у нас имеет обозначение 5,45 мм, а у НАТО – 5,56 мм. Нет, этот тернистый другой путь не всегда приводил в тупик, но в большинстве случаев приходилось, кроме другого пути, искать и объездную дорогу, порой возвращаясь в самое начало пути.

– Да! Алексей, подумай! – продолжал отец гения, сделав вид, что не заметил моей реакции. – Ты же переместился в прошлое, чтобы исправить некую ошибку – не допустить тому цеху развалиться! А теперь представь, что там, в две тысячи восьмом, у тебя все просто замечательно, никакой цех не развалился, следовательно… тебе нет необходимости перемещаться в прошлое, понимаешь?

– Нет, – честно признался я.

– Ну… эх, физика процесса проста!

Евгений Борисович достал свою тетрадку, нашел чистую страницу, и по ножу, как по линейке, нарисовал на ней линию.

– Допустим, это время… так? Это, – он поставил точку на прямой. – Момент, из которого ты переместился сюда, – ученый поставил вторую точку. – Теперь здесь тебе необходимо увести линию, – профессор прочертил ломаную кривую из "сюда". – Ну… создать параллельную реальность, что ли, в которой ты никуда не перемещаешься… понимаешь?