– Вывод, говоришь? – протянул полковник.

Он в очередной раз открыл дипломат и извлек из него конверт, который, как я считал, оправился по почте моим родителям. Да, круто ребята сработали. Но, получается, что, возможно, первый вариант, предложенный Семеновым вполне мог сработать? Да и, скорее всего, сработал бы, если в дело не вмешалось КГБ.

– Прочел с интересом, – признался Казанцев. – Самое обидное – я членские взносы до две тысячи двенадцатого года проплатил. А вывод, признаться, настолько нереален… ты, сам-то, как думаешь, какой может быть вывод?

Чекист боялся. Боялся произнести вслух то, что вертелось в голове. Тот единственный вывод, который можно сделать, и, кстати говоря, который соответствовал действительности. И он прав! Расскажи мне кто еще неделю назад, что он – пришелец из другого времени… не знаю, как бы я отреагировал.

– Да, Валера, – кивнул я. – Я из будущего.

– Так я и думал, – прошептал офицер. – Но… как… зачем… откуда?

Ну, что мне оставалось? Только в очередной раз пересказать историю своего попадалова, которая раз от разу становилась все длиннее, обрастая хвостом продолжения. Валерий Анатольевич заворожено слушал меня, ни разу не перебив, но прикончив до конца пачку "Мальборо". В то же мгновение и дипломата, начавшего казаться мне бездонным, появилась вторая. Интересно, где он их берет?

– До сегодняшнего дня были всего две вещи, которые удивляли меня, – произнес Казанцев по окончанию рассказа. – Звездное небо у нас над головой…

– … и суровые законы внутри нас, – продолжил за него я. – Это, кажется, Кант сказал.

– Спорить не буду. И что мне с тобой делать? – спросил чекист, скорее себя, нежели меня,

– Отпустить? – предложил я.

– Отпустить тебя я не могу – самого посадят. С теми материалами, что на тебя есть – не отмоешься. Сказать, что ты агент ЦРУ – тоже. Это никогда не подтвердится, и, по меньшей мере, неполное служебное мне гарантировано. А сказать правду… да я в психушку на следующий же день угожу!

– Знаешь, как называется процесс, физику которого ты только что описал? – рассмеялся я.

– Я встрял, – догадался полковник. – У тебя, самого, какие планы?

– Вернуться. Только вернуться, и больше ничего, – заверил я.

– Но ведь один раз не получилось?

– А как бы получилось, если письмо у тебя? – удивился я.

– Это ничего не меняет, – возразил Казанцев.

– Знаешь, Анатольевич… – я позаимствовал очередную сигарету. – Расскажу я тебе еще кое-то… Дела давно минувших дней… – прикурив, выпустив густое облако дыма, я начал другую историю, которую еще ни разу никому до этого момента не рассказывал. – К тому времени, как я окончил институт, отец с матерью уже развелись… Она вообще почти полтора года в больнице пролежала, и потом еще год дома от операции отходила… а найти работу у нас – совсем не то, что у вас. Родина-мать никому ничего на блюдечке не приносит. Нет, можно найти – за три-пять тысяч в месяц… и не делай такие круглые глаза, бак бензина – восемь сотен, пачка сигарет – двадцать рублей… Это тебе не "Посольская" по четыре двенадцать! Вначале устроился к однокласснику – ему отец кусок своей фирмы откусил – на, занимайся, сыночек… в общем, разруха у него царила полная – ни мозгов, ни фантазии. Я за месяц ему баланс в плюс вывел, а за квартал – еще три точки открыл… он сам-то за два года одну раскачать не мог! Ну… умею я упираться, что тут поделать? А как поставил вопрос по зарплате – хуй! Ни копейки прибавки. Послали мы друг друга по матушке… пошел в контору одну снабженцем… ну, у большинства строителей вообще пока ты должен меньше, чем должны тебе – все в поряде, и там исключений не было… короче, три месяца без зарплаты. Естественно, я ушел. После предложили в московский филиал одной компании – строительными материалами торговать…

– Ты это зачем сейчас мне все рассказываешь? – поинтересовался чекист.

– Не перебивай, – покачал я головой. – Вся соль в конце. Вначале торговал как все… ну, если не считать, что семьдесят процентов продаж всего филиала я один делал. А потом… ну, сам, наверно, знаешь – каждый, кто хоть раз туалет у себя на даче поставил мнит себя строителем офигительнейшим… вот и приходили такие, материал покупали, переводили половину, а порой и весь, и с криком "караул!" обратно прибегали – спасите, помогите! Сколотил я пару бригадок, начал и материал продавать и строить из него… С девяти до пяти в офисе, а после, бывало, и до полуночи – в поле. За неделю стал зарабатывать столько, сколько за месяц раньше не зарабатывал. Но, шила, как известно, в мешке не утаишь – вот и прочухал это дело директор филиала, вызвал меня к себе на разговор. Так, мол, и так… ты делами фирмы вообще не занимаешься – только своими – так делиться надо. Половину захотел… Что там еще два менеджера… ну, продавца, – поправился я, заметив удивленный взгляд полковника. – Что там еще два продавца делали – вообще непонятно. Весь филиал на мне держался, и, заметь – снова ни премий, ничего! Через пять минут я ему заявление на стол бросил, развернулся и ушел.

– Дикие какие у вас люди, – прошептал Валера.

– Люди те же, – усмехнулся я. – Время другое. Да, ладно… тогда у меня уж и деньги кой-какие водиться стали – можно было и свое дело открыть. Вот и открыл строительную компанию на паях с одним… гандоном, в общем. На первых порах вообще трудно, а эта скотина, еще и, дочку свою незаконнорожденную на работу взял, еще одну шлюшку, которую трахал… как-то проглядел я все это – в работе по горло был. И за директора, и за дизайнера, и за прораба, и за бухгалтера – за всех. Телефон в семь утра звонить начинал, и переставал в час ночи…

– Я, все же, не улавливаю…

– Да потерпи, куда торопиться? Я к тому времени уже и женат был… Наташка моя… солнце, золото! Я четыре года ее добивался, четыре года! – для верности я показал четыре пальца. – Я как в первый раз увидел ее – остолбенел! Я, знаешь, просто понял – вот оно, мое счастье! И мы были счастливы! Денег катастрофически не хватало – на булку хлеба, порой, еле наскребали, но у меня была она, а у нее был я. Я любил ее… как… больше… словом, любил, как ни кого ни до нее, ни после… да и не любил, если задуматься, никого кроме нее. И она меня любила. А я… не верил до конца. Красивая, как… как закат на море! Как я боялся ее потерять! Потому и работал, как проклятый – знал, что она достойна большего…

– Ага, – Казанцев слушал гораздо более заинтересовано, даже подался вперед на стуле, а на сигарете, зажатой между пальцами, уже образовался внушительный цилиндрик пепла.

– Спал часа по четыре в сутки, а тут еще и на деньги на фирме пропадать стали. То зарплата до рабочих не дойдет, то аванс от заказчика исчезнет… а Вадим только руками разводил – не знаю, не брал! И Наташку я понимаю – живем в одной квартире, неделями не видимся. Прихожу – она уже спит. Проглочу что-нибудь, даже не жуя, лишь бы в живот упало – сил не хватало, и спать завалюсь… и то – не с ней, а с кипой документов. Она просыпается – я уже на работе. И денег в доме – ни копейки. Несколько раз дожидалась меня, поговорить пыталась… да какой там! У меня одно в голове – свалиться спать. Полгода так пожил – нерва ни к черту стали. И у Наталки тоже. Она видела, что я совершаю ошибку, пыталась достучаться до меня – бесполезно. Я, как баран, уперся в свое… да мне лет-то было – двадцать с небольшим.

И вот, как-то раз, когда она снова пыталась вразумить меня, попытаться пробитьсе через лобную кость, порвало меня. Сам, не знаю, что нашло – как пелена опустилась. Ни чувств, ничего. Одна тупая ярость. Черт, да я даже не уверен, что это был я! Как со стороны все это видел… как будто не со мной… Ударил ее. Сильно. Потом еще, и еще. Она же – ничего!

– Леша, – говорит, – одумайся! Посмотри на меня, что ты делаешь!

На коленях стоит, не сопротивляется, а по щекам – слезы… я в жизни этого не забуду… и не прощу себе никогда. Схватил ее за волосы и за дверь выбросил. Ее – самого близкого, самого родного человека, который любил меня больше всего на свете – не любила бы – давно бы бросила… как котенка за дверь. Не видел, я, дурак, что она сама эти полгода как в аду прожила.