Пару раз сотник пытался перехватить клинок рукой в перчатке — с трудом уходя после этого от удара шпагой — пробовал отвлечь его внимание громкими выкриками…

— Держи! — брошенная перчатка хлопнула Вольфа по левому плечу и шлепнулась на пол, а клинок сотника у правого плеча встретился с клинком юноши.

Два оскаленных лица, светлое и черное, встретились взглядами, разделенные только скрещенными клинками…

Удар! Удар!

Вольф и сотник дружно упали на колени: оба ударили соперника в солнечное сплетение, оба пропустили удар и сейчас безуспешно пытались вдохнуть.

— Я… вижу… — просипел Симон, — Ты готов… к настоящему бою…

— Готов… господин сотник…

— Ты же понимаешь… — сотник наконец смог вздохнуть и встать, — Что если бы я хотел тебя убить, я бы убил?

— Разумеется, господин сотник.

В голосе Вольфа — ни капли сарказма или самоуверенности. Только констатация факта. А во взгляде…

Взгляд юноши изрядно сбивал сотника во время боя. Живые глаза превращались в мертвенно-стальные окуляры, которые почти не двигались, не давая знака, куда будет нанесен следующий удар, как будто они видели сразу все, что происходит вокруг. Казалось, что во время боя в голове юноши начинает работу сложнейшее устройство для вычислений, наподобие дифференциального исчислителя, созданного ученым Иоганном Мюллером несколько лет назад. Вращаются шестеренки, ходят туда-сюда рычажки, щелкают храповики, в долю секунды вычисляется движение противника и рассчитывается необходимое противодействие.

Сотник выдохнул и неожиданно нанес удар. Клинок обиженно звякнул, отбитый Вольфом.

— Бой окончен, — Симон бросил шпагу сержанту. Зепп тихонько, еле заметно, улыбнулся: «А я говорил вам, что этот парень на самом деле хорош…».

Вольф поместил шпагу в стойку и принялся снимать костюм. Сотник принял мундир от сержанта и начал одеваться.

«Если бы мне было нужно, — думал он, застегивая пуговицы, — Я бы убил парнишку. Но, будем честными сами с собой, ЛЕГКО у меня бы это не получилось…».

— Продолжайте тренировку, — сотник вышел, бесшумно закрыв дверь.

Сержант, уже откровенно ухмылявшийся, повернулся к Вольфу:

— Шахматы, — объявил он.

За три дня, прошедшие с момента ночного приключения на улице королевы Бригитты, четверо друзей в полной мере ощутили, что такое наказание в понимании старшего сотника.

Что произошло в ночь на двадцать первое Рыцаря они так и не знали. Тем более что никто из курсантов никто не знал точно, что там произошло, поэтому разговоры на эту тему среди них почти не велись. Все, что удалось случайно услышать друзьям: что-то произошло в фюнмаркском посольстве. То ли кто-то из сотрудников сошел с ума и кого-то убил, то ли кто-то пробрался внутрь и опять-таки кого-то убил, в общем, подробностей не знал никто.

Среди четверки эта тема обсуждалась только раз, ночью, тихим шепотом. Ребята пришли к выводу, что тот тайный полицейский, которого они видели убитым, похитил в посольстве важную информацию, возможно, на самом деле кого-то убив. Фюнмаркцы выследили его и, в свою очередь, убили, но похищенную информацию найти не смогли, поэтому тащили тело для более тщательного обыска в посольство. Они же помешали этому, в результате информация попала куда нужно, а их не стали обвинять в убийстве.

Примерно так, по их мнению, выглядела правда, а все остальное — слухи.

Единственным негативным последствием осталось наказание. Для каждого свое.

Вольф после полудня тренировался в стрельбе из пистолета. До звона в ушах, рези в глаза от порохового дыма и кислого привкуса во рту. Бои на шпагах, которые получались у него гораздо лучше, Вольф воспринимал как избавление. Но самым трудным для него были шахматы. Зачем ему эти гамбетто, цугцванги и эндшпили, юноша понятия не имел, но возражать было бесполезно. За каждые две проигранные партии он должен был сыграть дополнительную игру, за каждое возражение — две дополнительных.

Ксавье был завален математикой, сложнейшими заданиями и «полуисториями», как он называл их про себя. Давался перечень исторических случаев, оборванных на середине. Юноша должен был понять, что произойдет дальше и почему именно это. Случаи же были из истории не только Белых Земель или Трех империй, но и из Трансморании и других земель, так что понять логику действий было крайне трудно.

Точно так же в книгах закопался Цайт. Точные науки. Физика, химия, механика, динамика, гидравлика… И тоже задачи, задачи, задачи… Вертикальная труба состоит из двух частей разных диаметров: верхняя — три фута, а нижняя — два. И в верхней и в нижней части находится по поршню, которые соединены между собой жестким стрежнем. Между поршнями налита вода. Куда легче сдвинуть поршни: вверх или вниз? Почему?

Самое загадочное наказание досталось Йохану. Можно было понять, зачем Ксавье и Цайта закопали в книгах: чтобы в головах не было других мыслей и там не зародилось желание поразвлечься. Можно было предположить, почему Вольфу досталась стрельба: он на самом деле плохо стрелял. Но зачем Йохану уроки этикета и театрального искусства? При том, что в школе никогда не ставили пьес.

— Уф!

Вольф упал на кровать. Он устал так, как будто весь вечер таскал мраморные статуи, а не легкие шахматные фигурки. Перед глазами бежали каруселью черно-белые короли, канцлеры, епископы, офицеры… Юноша устал, но чувствовал себя гордым, как тогда, когда сумел уговорить Марту, молоденькую служанку, забраться к нему в постель. Он первый раз выиграл у преподавателя в шахматы! Ощущения были очень схожими с теми, которые тогда подарила ему Марта.

Йохан тихо шуршал чем-то возле зеркала, повернувшись к остальным спиной, гремел баночками с гримом и шептал вполголоса. Ксавье за книгой тоже шептал, но достаточно громко, чтобы понять, что он проклинает некоего полководца, который спрятал на пути движущейся армии ящики с птицами. Правда, проклинает уважительно, как обычно клянут ловкого мошенника. Цайт молча смотрел в книгу остановившимися глазами. Как будто видел там нечто совершенно неожиданное.

— Холера… — неожиданно пробормотал он, — Чума. Лихорадка! Да вниз они совсем не сдвинутся!

Вольф подпрыгнул на кровати:

— Кто не сдвинется?

— Поршни! Только вверх!

На непонятную фразу обернулся Йохан… Цайт уронил книгу.

— Холера! — Вольф шарахнулся в сторону.

Йохан нанес на лицо грим, который старил его лет на двадцать. И ладно бы это, в конце концов, к его появлению в образе от юного попрошайки до старого солдата ребята уже привыкли. Но сегодня грим Йохана покрывал только половину лица, в результате превратившегося в жуткую маску.

— Кхм… — Ксавье подхватил упавшую было книгу, — Йохан, ты хоть предупреждай.

Тот молча кивнул и потянулся к тряпке, но не успел.

В дверь постучали и следом быстро вошел сержант Зепп:

— Так, парни… Холера! Йохан, сотри этот ужас… Так, парни, смываете косметику, одеваете форму и выходите на двор. Там вас ждет карета. Через пять минут чтоб были на месте.

Ровно через пять минуть все четверо стояли у кареты. Обычной извозчицкой, какие можно было увидеть в любом уголке города. Даже там, где полицейские появлялись только по трое и то днем.

У кареты стоял старший сотник Симон.

— В карету, — не говоря больше ни слова скомандовал он.

Охваченные нехорошими предчувствиями парни покачивались на подушках сиденья. Сотник сидел напротив и молчал.

— Господин старший сотник, разрешите вопрос? — не выдержал Цайт.

Симон внимательно посмотрел на юношей. Поправил шторки на окнах и без того плотно задернутые.

— Разрешаю, — кивнул он наконец.

— Куда мы едем?

— К одному господину, который хочет с вами познакомиться.

Прозвучало не то, чтобы угрожающе, но очень неприятно. Кто тот господин, что может приказать командиру Черной Сотни?

— Разрешите спросить, — опять Цайт — А кто он такой?