— И сколько ходов ты сделал?

— Девять, — Вольф поставил белого канцлера на нужное поле и тут же расставил фигурки обратно в исходную позицию, — Но можно найти решение и короче.

— И как? Получается?

— Цайт, у тебя СВОИХ заданий нет?

Господин Клинг говорил, что решая штудии, офицер учится терпению и спокойствию в любой ситуации. Однако, когда задания не получались, Вольф вместо спокойствия чувствовал желание бросить доску о стену с размаха и кого-нибудь убить. Например, надоедливого Цайта. И еще кого-нибудь.

— Нет, — самодовольно ответил Цайт, не подозревающий о тайных желаниях Вольфа, — Я свои задачи уже решил. Хочешь, помогу?

— Нет, — прорычал Вольф. Очень спокойно и терпеливо.

Понятливый Цайт отстал. Посмотрел на Ксавье, который молча рисовал на бумаге черточки и значки, периодически сверяясь с лежащей на кровати книгой. Он тоже решал какую-то задачу, а значит, незваному помощнику будет рад нисколько не больше Вольфа. Цайт бесшумно начал подкрадываться к склонившемуся над набором гримировальных принадлежностей Йохану. Шажок. Еще шажок…

— Я все слышу, — невозмутимо заметил Йохан и повернулся. Цайт с трудом удержался от того, чтобы не шарахнуться в сторону.

Они уже успели привыкнуть к тому, что молчаливый товарищ может оказаться в гриме старика, моряка, даже шварца, к тому, что у него может появиться безобразный шрам через все лицо или крючковатый нос. Но сейчас неподвижные глаза Йохана были затянуты мутными бельмами.

— Скажи мне, — прошептал Цайт, — что это грим.

Ксавье поднял голову от чертежа, посмотрел на слепого Йохана и снова углубился в задачу. Вольф что-то бормотал, кажется, обещал придушить белого канцлера, если тот будет продолжать упрямится.

— Грим, — наконец ответил Йохан.

Он взял себя пальцами за глаза — Цайта передернуло — и вынул из глазниц две небольшие пластинки молочно-мутного стекла.

— Грим, — повторил Йохан, моргая покрасневшими глазами, в этот раз своими собственными, — Фараны придумали, для того, чтобы слепых изображать. Даже видеть можно, хотя и смутно, вот только долго носить нельзя, глаза быстро устают.

Он положил «глаза» в маленькую коробочку и поместил в шкатулку с остальным гримом.

В дверь постучали и следом быстро вошел сержант Зепп. Все четверо синхронно вздрогнули: прошлый приход сержанта в неурочное время закончился встречей с главой тайной полиции и приятных воспоминаний не оставил. Неужели Немо опять что-то придумал?

— Чем заняты, курсанты? — сержант заложил руки за спину и качнулся с пятки на носок.

— Дополнительные задания, господин сержант, — ответил за всех Ксавье.

— Бросайте все и в гардеробную, — коротко приказал сержант, — там выберете себе парадные мундиры по размеру и через четверть часа будьте готовы на выходе из школы. Чего ждем?

Парни молча переглянулись.

— Господин сержант, — осторожно спросил Ксавье, — А куда мы собираемся?

Сержант, не ответив, подошел к юноше и пристально посмотрел ему в глаза:

— С каких это пор приказы начали обсуждаться? — тихо проговорил он.

Обвел взглядом притихших курсантов и широко улыбнулся:

— Я не знаю, куда Симон возил вас в прошлый раз, но сегодня вам повезло, холера. Господин старший сотник хочет, чтобы именно вы сопровождали его на королевском балу.

Для королевского бала бывают различные поводы: день рождения короля либо его же именины, крестины королевской дочери либо ее же помолвка, рождение наследника или же его свадьба, удачная королевская охота или неудачная рыбалка, встреча важного гостя или его же проводы, хорошее настроение короля или плохое — королевы, или же бывают балы и просто так.

Сегодняшний бал был в честь праздника. Простонародный праздник, официально именуемый днем святой Валентины, был всем известен под названием День Пива и Мяса. По легенде, не одобряемой церковью, правда, святая Валентина обладала кружкой, в которой никогда не кончалось пиво и кольцом колбасы, который опять-таки никогда не кончался, сколько бы от него не отрезали. Сегодня жители Бранда будут гулять допоздна, пить пиво и есть мясо во всех его видах, плясать на улицах и петь веселые песни. В королевском дворце такого, разумеется, не будет, ибо пиво — напиток простонародья, не будет шкворчащих колбасок, поджаренных на кострах, истекающих растопленных салом и горящих во рту от перца, не будет прыжков и кружения под пиликанье скрипок и свист дудок, не будет девушек, тайком от родителей целующихся в темных закоулках со своими возлюбленными… Хотя нет, последнее все-таки будет. Потому что девушки-дворянки хотят того же, что и девушки-горожанки: чтобы их любили. На самом деле, различие между королевским балом и городским праздником не так уж и велико.

Да, не будет пива, зато в бокалах будет шипеть пузырьками золотистый зект — игристое вино Зонненталя, не будет колбасок, зато будут бутерброды с мясом, а для особо изысканных гостей — белые и темно-красные розы, искусно свернутые поварами из тончайших ломтиков мяса. Будут и танцы и музыка, будет праздник.

Цайт отделился от своих друзей и ловко подхватил с подноса сразу четыре высоких бокала с зектом. Повернулся, увидел укоризненный взгляд Ксавье и, крутанувшись, успел поменять один бокал на вазочку с нежно-розовым мороженым.

— Совсем неплохо, ничуть не хуже ренчских вин, — сказал он, отпивая глоток, — Говорят, что когда зоннетальский король только решил разводить виноградники и делать вино, зект был кислым и почти не пенился, из-за чего над его идеей все тихонько смеялись.

— И что на это сказал король? — Ксавье отделил ложечкой идеально-круглый шарик мороженого и отправил в рот.

— Сказал «Плевать, что не пенится, зато — свое».

— Правильно, — одобрил Вольф неизвестного ему короля, — Мой отец всегда говорил, когда я кричал, что у меня не получается: «Сразу хорошо не получалось ни у кого. Но если не будешь делать неудачных попыток — никогда не научишься делать удачные».

Четверо курсантов школы Черной Сотни, в угольно-черных мундирах, стояли у стены огромного зала в королевском дворце. Они были не одиноки: то тут, то там находились такие же молодые, как они сами, офицеры в разноцветных мундирах своих полков, молодые провинциальные дворяне, старавшиеся держаться вместе, наследники богатых семей, лениво оглядывающие происходящее с видом «Мне все это давно надоело»… У противоположной стены точно так же, под присмотром мам, тетушек, бабушек, находились молодые девушки…

В центре зала, на зеркальном паркете из полированного дерева, под светом, льющимся с огромной хрустальной люстры, под музыку, поющую с балкончика, кружились пары. Центром танцевальной карусели был, безусловно, Первый Маршал. Он танцевал с маленькой хрупкой женщиной, которая, в своем красном платье, казалась букетом роз в руках знаменитого любовника. Золотые волосы маршала, стянутые в хвост, развевались во время особо искусных пируэтов и Цайт, с неудовольствием отметил про себя, что его собственные волосы, цветом которых он всегда гордился, по сравнению с маршальскими выглядят как пучок соломы. Красивой, блестящей, яркой, но всего лишь соломы.

— Ты смотри, что творят, — простонал он.

— Да, — спокойно заметил Ксавье, — маршал великолепен во всем.

— Да при чем здесь маршал! Ты на девушек посмотри. Я месяц не видел никого, кроме своры мужчин, а они так бессовестно оголили плечи!

Вольф взглянул на танцующих. Цайт преувеличивал: в зале было прохладно и многие — да почти все — девушки и женщины прикрыли обнаженные по моде плечи тонкими накидками. Впрочем, на голодного курсанта белая кожа плеч и верха груди, просвечивающаяся сквозь полупрозрачную ткань, действовала еще сильнее, заводя и раззадоривая. Тут уже и сам Вольф почувствовал некоторое неудобство, как будто форменные штаны вдруг стали слегка тесноваты.

Йохан невозмутимо стоял у самой стены, глядя на короля. Его величество Леопольд Седьмой, сидел на троне, стоявшем на возвышении и милостиво — а может быть полусонно — оглядывал танцующих. Рядом с ним светился снежно-белым атласом пустующий трон королевы. К самому началу бала они опоздали, возможно, королева была, но потом ушла.