«Тук… тук… тук…» — постукивали металлические пальцы.

— Я, разумеется, не могу вам приказать. Вы даже не подданный Шнееланда. Это всего лишь просьба. Но могу вам сказать, что это не только моя просьба. Считайте, что это просьба… — айн Грауфогель сделал паузу, — самого короля Леопольда. Ваш ответ?

— Нет.

— К вам часто обращаются за помощью короли?

— Чаще, чем вы думаете.

— И ваш окончательный ответ?

— Нет.

— Могу я узнать причину?

— Можете.

Сыщик откинулся на спинку стула, который, вообще-то не предназначался для того, чтобы на нем сидели с удобством, и развел руками:

— Таковых причин две. Первая — я не хочу. Совсем недавно я закончил дело с похищением изумрудного колье герцогини Бирье и теперь хочу просто отдохнуть…

Мэр не стал спрашивать, каковы же остальные причины. Он молча ждал продолжения.

— Вторая причина… — сыщик вздохнул и понизил голос, — Страх.

Левая бровь мэра чуть шевельнулась.

— Вы боитесь? Знаменитый Рауль Римус… боится?

Римус вздохнул и потер переносицу:

— Боюсь. Но… — взмахнул он протезом, — я боюсь не за свою жизнь… Вам известна предыстория ограбления вашего банка?

— С удовольствием выслушаю вашу версию.

— «Бегумиум» — далеко не первый банк, ограбленный за последние два года. Шесть. Шесть банков были ограблены.

— Вам не кажется, что вы несколько уменьшили эту цифру?

— Я беру не все случаи, а только те, которые имеют отношение к вашему делу. Шесть случаев ограбления банков, которые объединяет одно: нечеловеческая хитрость и ловкость вора. В вашем случае — неизвестный способ разрезания стенок сейфа. В других же…

Глаза сыщика затуманились, как будто мысленно просматривал некую картотеку.

— 3 числа месяца Рыцаря 1854-ого. Брумос. Сейф банка «Вулкан». Похищен, впоследствии обнаружен раздавленным как орех. Способ — не определен. Десять тысяч фунтов.

— 16 числа месяца Служанки 1854-ого. Грюнвальд. Банк «Гельб». Замок сейфа, в котором хранились фамильные драгоценности графини айн Мауриц, разъеден неизвестной кислотой. Драгоценности похищены. Среди бела дня. Семнадцать тысяч талеров.

— 22 числа месяца Нищего 1854-ого, почти под самый Новый год. Ресс. Банк семьи Кополла. В этот раз той же неизвестной кислотой была растворена стенка сейфа. Самый крупный куш, пятьдесят две тысячи дукатов.

— 29 числа месяца Кардинала нынешнего года. Круа. Небольшой банк «Дефе». В тот момент, когда все служащие банка внутри него праздновали день рождения своего хозяина, неизвестным было подсыпано снотворное в вино. После того, как все уснули, с помощью похищенных ключей были вскрыты сейфа банка. Тридцать две тысячи ливров.

— И, наконец, последнее, до вашего банка, ограбление. 7 числа месяца Барона. Ренч. Банк братьев Руж. Братья полагали, что их спасут толстые кирпичные стены и огромная стальная дверь с тремя валентайновскими замками. Неизвестным составом был обработан раствор, связывающий кирпичи. Раствор разрушился и кирпичи были просто вынуты, открыв проход внутрь. Сорок девять тысяч ливров.

Сыщик наклонился вперед и сцепил пальцы в замок:

— Могу вас заверить, господин мэр, все эти ограбления совершены одним и тем же человеком. Никто не знает, кто он такой, никто не может сказать, как его имя, как он выглядит и где его искать. Есть только смутные слухи и моя интуиция. Не побоюсь сказать, что этот человек, — Римус постучал себя по виску, — гений преступного мира. Это — единственный человек, которого я не смогу поймать. И поэтому я не возьмусь за ограбление вашего банка. Я боюсь самым страшным страхом мужчины. Я боюсь проиграть. СЕЙЧАС я просто не готов вступить с этим невидимкой в противостояние. Потом, когда я буду готов…

Айн Грауфогель спокойно смотрел на сыщика.

— Значит, — тихо произнес он, — ваш ответ…

— Нет.

— Прошу прощения за то, что отнял ваше время. До свидания.

Рауль Римус протер лысину платком и надел свою широкополую шляпу. Он уже взялся за ручку двери, как мэр неожиданно спросил:

— Кто делал вашу руку?

Сыщик бросил быстрый взгляд назад. На лице мэра застыла смущенная улыбка, как у человека, который понимает неприличность своего вопроса, но не может сдержать любопытства.

Стоило Римусу отвести взгляд, и улыбка тут же исчезла.

— Айн Хербер.

Сыщик помедлил мгновение, но уточняющего вопроса не дождался. Повернул ручку и вышел из кабинета.

Мэр взял одну из требующих рассмотрения бумаг и углубился в чтение.

«Мы еще вернемся к этому разговору, господин Римус… Мы обязательно вернемся…»

Курсант Черной Сотни по имени Йохан не любил женщин. По определенным причинам.

По его глубокому — после одного случая — мнению, все женщины делятся на три группы: глупые, распутные и высокомерные. Были женщины, объединяющие в себе два из трех признаков, была одна, объединившая все три, но до сих пор единственной из всего женского рода, не имевшей ни единого из признаков, была покойница-мать.

Сейчас Йохан не знал, что и думать. Каролина айн Зоммер, та светловолосая девушка с глазами ангела…

Она не была глупа — не болтала без умолку о том, что девушки считают безумно интересным всем и каждому, и не сидела молчком, боясь слово сказать.

Она не была распутна — даже не пробовала облизывать губы кончиком язычка, бросать взгляд из-под ресниц, поправлять волосы или применять еще что-нибудь из бесчисленного арсенала девиц, полагающих, что все мужчины должны быть без ума от них, а если кто-то не обращает на них внимания — значит, такого мужчину нужно непременно завоевать.

Она не была высокомерна — в ее глазах Йохан не видел того презрения, с которым некоторые женщины глядят на весь окружающий мир.

Она не была вульгарна и не была необразованна, она не была нахальной и не была стеснительной, она была мила и дружелюбна…

Каролина начала казаться сестрой, которой у Йохана никогда не было… Или другом. Таким, как остальные курсанты…

Шарик колеса протарахтел по ячейкам и нашел свое окончательное место.

— Семнадцать! Можете забрать свой выигрыш.

Столбики монет поделились на три части, среди трех поставивших на семнадцать: молодому человеку в черном фраке и изящно завязанном галстуке, Йохану и Каролине.

Она всегда ставила на то же число, что и Йохан. Искренне радовалась выигрышу и спокойно относилась к проигрышам.

Вначале он думал, что девушка — из тех, кто выманивает деньги у игроков. Но нет: Каролина всегда ставила только свои, и даже не обращала внимание на монеты Йохана. Даже лимонную воду и пирожные она покупала на свои деньги, хотя он сделал попытку угостить ее.

Юноша поставил все свои деньги, сто тринадцать талеров, на десять. Ему надоело играть. Проигрывать, так проигрывать.

— Рискуешь, Йохан, — весело прищурилась Каролина. Она рисковать не стала и по-прежнему ставила одну монету.

Молодой человек во фраке задумчиво потеребил прядь своих выбеленных — а может быть и седых — волос, но свою ставку сделал на двадцать четыре.

— Не хочу больше играть, — улыбнулся девушке Йохан, чувствуя, что ему с ней легко, как ни с кем.

Она пробежала кончиками тонких пальцев по его руке, легко, как дуновение ветерка. Приподняла рукав и коснулась уродливого белого пятна старого ожога на запястье.

— Что это?

— Ожог. Как-то в детстве плеснуло раскаленное масло на руку.

— Бедный…

Прохладный пальчик обвел пятно. Приятно…

— Тринадцать. Можете забрать свой выигрыш.

Йохан, нимало не огорчаясь — выигранные деньги — не деньги и о их потере жалеть не следует — приподнялся, собираясь выйти из-за стола.

Каролина огорченно посмотрела на него:

— Уходишь?

— Хочу поискать своих друзей. Они играют в другие игры.

Она вскочила на ноги, быстрая как ветерок:

— Подожди минуту, поиграй за меня. Мне нужно сходить посмотреть на себя в зеркало.

— Хорошо, — понятливо кивнул Йохан, — А ты не боишься, что я сбегу с твоими деньгами?