Натали Патрик
Больше собственной жизни
ПРОЛОГ
«Джакобу Гудэкру
Адрес: неизвестен
Коб, дорогой, возвращайся! Разве ты не клялся, что будешь участвовать в родео только до тех пор, пока не заработаешь на собственное ранчо? Коб, прошло уже почти три года. Твои победы сделали тебя легендой. Так когда же ты вернешься домой?
Мне необходимо снова видеть тебя, смотреть в твои глаза. Необходимо рассказать тебе обо всем, что накопилось в сердце после той ужасной ссоры. И хоть там, на сердце, лежит много чего, все это сводится к одному: я люблю тебя, Коб Гудэкр, — и прощай.
Я так долго ждала твоего возвращения. Надеялась, что мы начнем все снова. А теперь у меня нет надежды. Ну что ж, займусь собой, своей собственной жизнью.
Но любить буду только тебя. Любить так безрассудно, так сильно, как любят одних ковбоев. Наверное, мне пора отказаться от мечты, что мы когда-нибудь сможем стать равными партнерами в наших отношениях. Но нет, на меньшее я не согласна. А ты хочешь… Ладно, ты хочешь того, чего ТЫ хочешь.
Тебе нужна женщина, которую надо оберегать, защищать. О которой надо заботиться. А я всегда хотела стать личностью. Личностью, уважаемой за упорный труд, за ум, за щедрое сердце.
И я ею стала. Теперь я готова начать новую жизнь. Я воспользуюсь представившейся возможностью и построю жизнь по своему вкусу. Парадокс, но это ты, Коб, помог мне стать личностью — женщиной, уверенной в своих силах и способной принять ответственность на себя.
А теперь, как мне это ни тяжело, я хочу исполнить свой долг и сообщить тебе об источнике, вдохновившем меня. Это наша двухлетняя дочь, Джейн Картрайт Гудэкр. Джейси, как мы все ее называем.
Нет. Беру свои слова назад. Мне это не тяжело — наоборот, к чему вступать в новый, светлый этап жизни с грузом, который удерживает меня в прошлом, привязывает к тебе. Вот почему я хотела бы, чтобы ты приехал. И я позволю тебе увидеть то сокровище, которое породила наша недолгая любовь.
Да, вначале я пыталась связаться с тобой. Сообщить о нашем ребенке. Но напрасно. Горячка родео захватила тебя подобно пламени. Я постоянно пыталась тебя догнать, но расписание вашего турне меня опережало. Когда мне наконец удалось поймать тебя, ты вернул мне письма нераспечатанными. Ты словно мстил мне. Если бы ты прочел хотя бы одно из них, то мог бы простить меня. И тогда…
Но все это в прошлом. Мне больше не нужно прощения. Я не нуждаюсь в нем.
В тот день, когда родилась Джейси, я посмотрела ей в глаза и все поняла. Пора перестать жить ради мужчины, надо жить ради себя, ради дочери, ради нашего с ней будущего.
Знаешь, Коб, что я скажу дочери, когда она вырастет и спросит об отце? Да, он хороший человек, способный на великую любовь, но очень плохо понимающий, что это значит. Он и не догадывался, что человек не может вырасти и стать высоким и сильным, если его постоянно опекать и держать под присмотром. Думал, будто сумеет меня уберечь от ошибок. И в этом была его самая большая ошибка.
Знаешь, что я говорю себе, когда, поцеловав на ночь нашу дочь, ложусь одна в постель? Что я сильная и умелая. Мне не нужен ни ты, ни кто-то другой, чтобы проторить тропинку в жизни. Я сама проложу себе путь, чтобы быть достойным примером нашей дочери».
Алиса Картрайт написала в конце страницы свое имя и, откинувшись на спинку кресла, отложила ручку.
Глаза увлажнились, и ей пришлось поморгать, чтобы прогнать непрошеные слезы. Она не будет плакать. Настало время праздновать, а не горевать.
Медленно перевернула бледно-желтый лист, чтобы полюбоваться обратной стороной своей первой рекламной работы, которую она выполнила для себя и своего партнера: «Краудер и Картрайт — Западная компания по менеджменту». Да, это рекламная листовка грандиозного приема, который устраивают ее родители в честь открытия Дней родео в Саммит-Сити. А чем еще она могла бы убедить людей, сомневающихся в ее способностях? Только своим мастерством!
Йип и Долли Картрайт согласились, что это лучшая реклама задуманного ими грандиозного приема — барбекю и ни капли спиртного. И родственные чувства тут ни при чем: им понравилось, что она использовала как фотомодель их обожаемую внучку.
Алиса провела кончиком пальца по фотографии дочери. Погладила большую черную шляпу на голове Джейси, цветной платок, спускавшийся с голой груди на круглый животик, белые памперсы, заколотые булавкой в форме ковбойского кольта, и наконец спустилась к сапогам… сапогам Коба.
Он оставил их в тот день… Отказался от нее и ушел. Алиса обвела пальцем сапога до стоптанного каблука. Он просил отдать их в починку. Просил? Да нет, просто сказал своим обычным, не терпящим возражений тоном. Тем же самым, которым объявил, когда они вернулись из короткого свадебного путешествия:
— Я на пару с Прайсом Уэлменом купил ранчо. — И небрежно добавил: — А пока у нас нет денег, чтобы построить там собственный дом, поживем в чужом. Я тут снял один.
— На последнем родео Прайс сорвался с быка и сильно разбился, — буркнул он два месяца спустя. — Он не сможет участвовать в покупке ранчо.
Вскоре Алиса нашла возможность внести свой вклад в мечту Коба о собственном ранчо. А он воспользовался моментом, чтобы еще раз объяснить ей свою точку зрения.
— Моя жена никогда не будет работать в городе. Особенно официанткой для изголодавшихся по любви ковбоев. Хороший наездник на родео зарабатывает приличные деньги, дорогая. Я помню, обещал тебе перед свадьбой бросить это дело, но, похоже, придется поработать на родео еще один сезон, в крайнем случае два. Потом мы сможем и без партнеров купить ранчо.
Алиса уже тогда чувствовала, что беременна, и хотела поделиться своим подозрением, но он не дал ей и рта открыть. А она не умела настаивать, особенно если Коб заключал ее в объятия. В ту ночь они безумно и страстно любили друг друга. А на следующее утро она нашла записку, мол, надо отдать в починку сапоги, а он позвонит позже.
Алиса не стала дожидаться его звонка… Но он выследил, что она у родителей.
Алиса закрыла глаза, чтобы не вспоминать ту ужасную ссору. Она пригрозила ему, что расторгнет их брак. И тогда Коб сказал ей то, что она запомнила на всю жизнь:
— Все, что я делаю, — для тебя и ради нашего будущего. Если ты так не думаешь, то, наверное, тебе лучше уйти. Я не имею права удерживать тебя. Делай то, что считаешь нужным. Ты сумеешь заставить своего богатого папу натянуть поводья, и наш брак будет расторгнут. Я подчинюсь закону, хотя сердцем никогда не соглашусь с разводом. И обещаю, когда-нибудь я вернусь к тебе, Алиса Гудэкр. Вернусь с успехом, достойным такой женщины, как ты. Или вообще не вернусь.
Эти его слова запали глубоко, Алиса помнила их так же ясно, как в тот последний день. Коб так и не вернулся. И хотя она уже не надеялась снова увидеть его в Саммит-Сити, все же где-то в глубине души еще теплился слабый огонек…
Алиса переключила внимание на фотографию. Вот и в рекламной листовке она использовала ЕГО сапоги. Ведь теперь их увидит каждый участник родео, которому по расписанию выпало выступать в их городе. Да и это прощальное письмо она написала на оборотной стороне одной из листовок.
Алиса взяла бледно-желтый лист и вышла на балкон.
На черном бархате неба Южной Дакоты сверкали звезды. Свежий ветер ерошил волосы. Внизу полным ходом шли приготовления к завтрашнему приему. Она смотрела на суетившихся людей и вдыхала пряные ароматы позднего лета.
Да, сегодня она живет в родительском доме и еще не научилась рекламным трюкам организации родео, которые хорошо известны ее родителям. Сегодня она непослушная девчонка, которая не подчинилась приказу отца: «Люби кого угодно, только не ковбоя. Выходи замуж за любого, но не за участника родео». За своеволие она заплатила разбитым сердцем.