— Вот именно. Танцевать? Играть в гольф? Ну, так что же?

Он понимал, что смущает ее своими вопросами, но ничего не мог с собой поделать. В какой-то момент — то ли после поцелуя, то ли после ее ухода, то ли после прочтения благодарственной записки — ему страстно захотелось быть с ней еще и еще. По правде сказать, он вообще не знал, что так бывает.

— Плавать, — выпалила она, найдя выход. — Мы очень любим плавать.

— То есть, как это «мы»? — озадаченно спросил Пит, разом припоминая, что есть на свете мужчина по имени Майкл.

— Мы — это я и Рейчел. Она еще слишком мала, чтобы ходить в одиночку.

— Рейчел плавает в бассейне?

— Да, теперь даже младенцам дают уроки плавания.

— Звучит, однако, как шутка.

— Если и шутка, то очень веселая. Рейчел это занятие чрезвычайно нравится.

— А тебе — нравится? — Какой-то момент она соображала.

— Ты хочешь сказать, что я пренебрегаю собой?

— Ну, об этом только ты сама можешь судить. — Она мягко посмотрела на него, затем открыла коробку, чтобы уложить позабытую кружку.

— Я состою в клубе любителей здоровья. Я хожу в гости к подругам. Я играю в теннис и бренчу на гитаре. Это ты сутки напролет занимаешься работой, а вот я — нет. Но при этом я не какая-то там двадцатилетняя вертихвостка, я — мать. У меня на руках крохотное существо, и от того, приму ли я правильное решение или сделаю непоправимую глупость, зависит его будущее.

— Ты блестяще справляешься со своей ролью, — сказал он, следя за каждым движением ее тела. — Ты бесподобная мать.

Энн замерла. Скажи он ей, что она необыкновенно хороша собой, или что он верит в ее карьеру в качестве служащей линдсеновского универмага, или что она классно целуется, — все это польстило бы ей, но не более. Но он сказал самое важное, что ей когда-либо приходилось слышать в жизни.

— Когда у тебя выходной?

— Выходной? — Энн нахмурилась, чувствуя, что он опять поймал ее на слабости.

Пит засмеялся.

— Ты повторяешь вопрос, вместо того чтобы ответить.

— Что до меня, то на этой неделе я могу освободиться в любой день, который покажется удобным.

— Весьма странно слышать такое утверждение от заядлого трудоголика. — Энн поспешно вынула из сумки коробку с мылом, вспомнив, что это вещь Кэрин.

— Неужели ты не веришь, что я способен изменить свою жизнь? — Он засмеялся при виде скептической гримасы на ее лице. — Ну, хотя бы чуть-чуть. Кроме того, я знаю отличное местечко, где продают гамбургеры с проростками люцерны.

— Ужасное сочетание.

— А я, чудак, решил, что соблазню тебя таким предложением, — сказал он шутливо.

Разместив на дне коробки бутылку с пятновыводителем, она задала сама себе вопрос: почему, собственно, он так настойчив.

— Пит, послушай. Твоя жизнь размерена и расписана на сто лет вперед. А я… Я не уверена, настанет ли у меня в жизни день, когда все утрясется и уладится.

— Но ведь это всего лишь временные трудности, — мягко сказал он.

Она вздохнула и честно призналась:

— Я тоже надеюсь, что так.

— Тогда назови мне истинную причину.

Энн медленно досчитала до десяти, понимая, что борется не с ним даже, а с собой, с собственным искушением.

— Я не интересуюсь…

— Мной? — живо спросил он, стоя по другую сторону стола.

— Всем тем, о чем до сих пор шла речь, — сказала она, не способная сказать категорическое «нет».

Ответ прозвучал неубедительно для них обоих. Не находя больше слов — не говорить же ей о том, что ему нравится ее горловой смех, — Пит подошел к Энн и пальцем поднял ее подбородок.

Что ей оставалось делать? Наверняка он привык назначать свидания женщинам более светским образом, но не сама ли она вынудила его к этому?

Отступив на шаг, женщина опустила глаза и, кусая губы, сказала:

— Мне всегда нравилось кататься на коньках. — Он недоверчиво засмеялся:

— На коньках?

— Вот именно. Вы катаетесь на коньках, мистер адвокат?

Подхватив ее вызывающий тон, он ответил:

— К вашему сведению, миссис, я с пеленок играю в хоккей.

Энн вновь охватило ощущение, что ее переиграли на подаче.

— Хоккей? — растерянно пробормотала она.

— Как все мальчишки нашего округа, я целую зиму напролет гонял шайбу. — Не удержавшись перед искушением прикоснуться к ее волосам, он поймал темный завиток на указательный палец и зачарованно смотрел на него. — Среди взрослых это считалось менее предосудительным, чем бросаться снежками с крыши.

У Энн опустились руки. Почему, спросила она себя, он всегда опережает ее на один ход?

— Так ты в детстве прекрасно проводил время?

— Да. И хоккей был идеальным способом держаться подальше от неприятностей. — Он скользнул пальцем по изгибу ее шеи. — Лучший способ не иметь дела с полицией — играть в футбол или хоккей. Если там кому-то подобьешь глаз, это не считается хулиганством.

Энн поцокала языком.

— Бьюсь об заклад, ты была в детстве пай-девочкой, — поддразнил он ее и с удовольствием заметил улыбку в ее глазах.

Энн ничего не могла возразить. От нее требовала послушания мать, этого же ждали и многочисленные отчимы.

— Да, именно пай-девочкой.

— Говорят, противоположности сходятся.

Лицо его нависло вплотную, память о прошлом поцелуе вновь охватила Энн, и, пока пальцы ласкали ее шею, теплая волна пробежала по телу.

— Но есть люди, которые сторонятся всего, что нарушает их покой.

— Это что, камешек в мой огород? — спросил Пит и притворно грозно нахмурился.

— В детстве ты избегал полицию и приятелей-головорезов, став взрослым, стал избегать всех на свете, потому что должен быть образцом респектабельности.

Без костюма и галстука, одетый в голубой свитер и тертые джинсы «левис», со сверкающими глазами, он в этот момент не был похож на респектабельного адвоката-сухаря. Да тут еще шрам на переносице. Энн подняла руку, чтобы прикоснуться к нему, но тут же безнадежно остановилась. Она осознала, что терпит полное поражение, и дальше упорствовать едва ли имело смысл.

— Это детское воспоминание о хоккее?

— Нет, это другая история. Девушка, которой я назначил свидание в школе, обезумела, то ли от ярости, то ли от счастья, и запустила мне в переносицу тяжеленным учебником в переплете. Как видишь, попала.

— Интересным женщинам, ты, однако, назначаешь свидания!

Пит повернул ее ладонь и поцеловал.

— Стараюсь.

Снова набравшись духу, Энн выдернула руку и отошла.

— Встретимся? — спросил Пит ей в спину. — Это будет никакое не свидание, так, встреча знакомых.

— У меня нет сиделки для такого случая.

— Ничего страшного. Рейчел очень понравится кататься на коньках. В конце концов, она ничем не хуже нас.

Энн ошеломленно обернулась и увидела, что он держится рукой за манеж.

— Так что там насчет Рейчел? Что ей понравится?

Он остановился у двери и ухмыльнулся. Беседа принимала более семейственный оттенок.

— Увидишь.

Ты не женщина, а тряпка, обругала себя Энн, совершенно обмякнув.

Весь следующий день Энн провела в спорах с собой. Никакого свидания не предполагалось, просто после работы ее встретит приятель, и они вместе прошвырнутся на каток. Но с каждым поворотом дороги, приближавшим ее к дому Нормы, она все больше ругала себя. Энн ехала на свидание, как бы она это ни называла. Первое свидание за несколько лет. Но о чем же они будут говорить? И что она будет делать, если он поцелует ее опять?

Должно быть, я сумасшедшая, решила она, войдя в дом Нормы и увидев за кухонным столом Пита Хоугана, спокойно обсуждавшего за чашкой кофе какие-то планы с незнакомым мужчиной. Увидев, что Энн на взводе, Пит поднял со стула коньки, помахал ими и сказал:

— Надеюсь, подойдут.

Энн поежилась. Последний раз она надевала коньки, когда ей было одиннадцать, и, насколько помнила, гораздо чаще касалась льда «пятой точкой» тела, чем ногами.

— Вернее всего, сегодня мне суждено свернуть себе шею, — сказала Энн Норме. — Я не олимпийская чемпионка. Кстати, и Рейчел еще не вполне выздоровела?