— Я что-то не пойму, — вмешался Айвз. — Проблема, по всей видимости, необычайно сложная, однако вы за двадцать лет…

— Вы преувеличиваете наши заслуги, — заметил Каммингс. — Да, мы разработали теорию перемещений во времени, но сведения, которые только что изложил доктор Хардвик, попали в наше распоряжение задолго до начала работы над проектом. На вашем прежнем пути вы бы узнали о существовании параллельной вселенной менее чем через сто лет. Обратный вектор времени исследовался нами на протяжении едва ли не четырех веков. Насущнее всего была задача использования обратного хода времени для перемещений в нем. Лично мы всего-навсего довершили то, что начали предки. На мой взгляд, теория, если бы в ней возникла необходимость, могла быть создана еще до вторжения инопланетян. Однако нас ничто к этому не побуждало, если не считать, разумеется, научного любопытства. К тому же в нормальных условиях такой способ путешествий во времени, когда ты можешь уйти лишь в прошлое без всякой надежды на возвращение, не слишком привлекателен.

— Когда было принято решение о бегстве в прошлое, — продолжал Хардвик, — мы взялись за работу.

История науки знает немало примеров, когда непосвященные пытались обвинить ученых-теоретиков в пустой трате средств. Зачем нам теория? — спрашивали они. Какой от нее толк? Что мы с ней будем делать? Мне кажется, наша ситуация может послужить превосходной иллюстрацией практической ценности теоретических исследований. Вы понимаете, изучение параллельной вселенной с ее обратным ходом времени было чисто теоретическим, никто и не предполагал, что средства и усилия когда-либо окупятся. Тем не менее они окупились. Человечеству, благодаря теории, представился шанс спастись от смертельной угрозы.

— Насколько мне удалось разобраться, — сказал Брукс, — вы попали к нам благодаря тому, что воспользовались обратным вектором времени параллельной вселенной. Ваши туннели — нечто вроде ловушек, правильно? Вы входите в обратный поток у себя, а выходите у нас. Однако, чтобы достичь этого, вам нужно было ускорить течение времени и, вдобавок, добиться над ним контроля.

— Да, нам пришлось изрядно помучиться, — признал Хардвик. — Теорию разработать было несложно, а вот применить! Правда, как потом выяснилось, все было очень просто.

— То есть вы полагаете, что мы справимся?

— Мы уверены, — ответил Хардвик. — Вот почему мы выбрали именно ваше время. Мы искали период, обитатели которого способны воспринять и понять нашу теорию, а также изготовить необходимое оборудование. Кроме того, естественно, учитывались и другие факторы, например, наличие в обществе такого интеллектуального и морального климата, при котором нам не откажут в помощи, равно как и достаточно развитая экономика: ведь откуда иначе возьмутся те инструменты и приспособления, какие наверняка понадобятся нам в миоцене? Вероятно, наши рассуждения кажутся вам несколько эгоистичными. У нас есть лишь одно оправдание. Если бы мы не ушли в прошлое, к вам или в иное время, история человечества как вида оборвалась бы пятьсот лет спустя от вашего сегодня. Теперь же вы перешли на иной путь развития — этот феномен мы, с вашего разрешения, обсудим позднее, — и вполне возможно, хотя и нельзя утверждать с полной уверенностью, что нам удастся избежать вторжения из космоса.

Миры Клиффорда Саймака. Книга 9 i_005.jpg
Миры Клиффорда Саймака. Книга 9 i_006.jpg

— Доктор Осборн до сих пор не принимал участия в разговоре, — заметил Айвз. — Вы не хотите что-либо добавить?

— Увы, господа, вы обсуждаете то, что находится вне пределов моей компетенции, — отозвался Осборн, покачав головой. — Я не физик, а геолог, причем со склонностью к палеонтологии. Меня взяли, так сказать, за компанию. Может статься, я присоединюсь к вам позднее, в случае, если кто-то пожелает подробнее узнать про место нашего назначения, миоцен.

— Что касается меня, — заявил Брукс, — я бы хотел послушать вас прямо сейчас. До меня доходили слухи, что якобы нам предложили отправиться в прошлое вместе с вами. Очевидно, это привлечет романтиков, которых среди нас немало. Многие люди переживают из-за того, что им выпало родиться не в эпоху географических открытий. Тем более, в прошлом сами собой исчезнут, в значительной мере, существующие ныне ограничения. Пожалуйста, расскажите нам, что вы рассчитываете найти в миоцене.

— Что ж, если никто не против, — сказал Осборн, — я охотно удовлетворю ваше любопытство. Вы, конечно, отдаете себе отчет, что мы вынуждены исходить из ряда гипотетических допущений, хотя в достоверности отдельных фактов ничуть не сомневаемся. Основная причина, по которой мы выбрали миоцен, состоит в следующем: в ту эпоху на Земле появилась трава. На том, почему мы так считаем, я, пожалуй, останавливаться не буду. Или все же стоит? Ну, во-первых, именно тогда травоядные приобрели зубы, пригодные для поедания травы. Их численность стала быстро возрастать. Климат сделался немного более засушливым, однако наши выкладки показывают, что на развитие сельского хозяйства дождевой влаги хватит. Во-вторых, лесные чащобы в известной степени потеснились, уступили место травянистым равнинам, на которых стали пастись огромные стада животных. Некоторых из этих животных мы знаем, но я уверен, что нам попадутся и те, о ком мы даже не подозревали. К примеру, нас встретят стада ореодонтов, возможно, дальних родственников современных верблюдов, размерами с овцу. Верблюды, кстати, в миоцене будут тоже, впрочем, поменьше тех, что живут сегодня. Еще мы можем рассчитывать на встречу с табунами маленьких, вроде пони, лошадок, с носорогами и даже со слонами, которые на заре миоцена переселились в Северную Америку из Азии, перейдя по перешейку, что составляет ныне дно Берингова пролива. Одно из самых опасных животных той эпохи — гигантская свинья, ростом с быка и с бивнями длиной в четыре фута каждый. Помимо травоядных в миоцене хватает и плотоядных, как псовых, так и кошачьих. Например, весьма вероятна встреча с предками саблезубых тигров. Разумеется, мой отчет далеко не полон. Я намеренно опускаю многие факты. Суть же в том, что миоцен является, с нашей точки зрения, периодом ускоренной эволюции, когда, скажем, та же фауна приобрела новые виды и подвиды, причем отчетливо просматривается тенденция к увеличению размеров животных. Может быть, мы столкнемся с ходячими пережитками олигоцена и даже эоцена, я не знаю. Может быть, нам будут угрожать некоторые млекопитающие, ядовитые змеи и насекомые. Тут у нас слишком мало сведений, на которые можно опереться.

— Однако вы полагаете, — подытожил Брукс, — что миоцен годится для заселения и человек выживет.

— Совершенно верно, — согласился Осборн. — Леса прошлых эпох сменяются прериями, то есть появляются пространства под пашни. Деревьев же, несмотря на сокращение площадей лесных массивов, остается в избытке. Появляется, опять-таки, трава для домашнего скота. Интенсивность проливных дождей, характерных для ранних геологических периодов, заметно снижается. Иными словами, человек сможет жить, что называется, с земли. Изобилие дичи, орехов, ягод, плодов, кореньев, отличная рыбалка! Климат вызывает у нас определенные сомнения, однако мы предполагаем, что он будет ровнее вашего нынешнего. По нашим расчетам, летом будет жарко, но зимой менее холодно. Правда, гарантировать такое нельзя.

— Короче говоря, — сказал Брукс, — вы твердо намерены уйти.

— А что нам остается? — тихо спросил Осборн.

Глава 31

Стив Уилсон вошел в свой кабинет. Настольная лампа, которую он оставил включенной, отбрасывала на потолок круг света. У стены стрекотали телетайпы. Почти три, подумал он, надо ложиться и постараться заснуть. В конце концов, у него четыре часа или около того свободного времени. Когда Уилсон приблизился к столу, из кресла ему навстречу поднялась Элис Гейл. На ней было все то же белое платье. Интересно, подумалось Уилсону, ей что, больше нечего надеть? Скорее всего, ответил он сам себе. Люди из будущего, похоже, решили не обременять себя багажом.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: