Затем начинается «Back Off Bitch» — драйвовая, бездумная панк-рок-песня, в которой Слэш подпевает Экслу в припеве. Затем Слэш выходит, чтобы объявить последнюю песню: «Итак, остался один номер, прежде чем мы вас покинем… Эта песня о нашем небольшом путешествии… Не думаю, что кто-нибудь из вас бывал там… Она называется „Paradise City"».

Это песня — мемуары Guns о «коварной поездке», «адском туре», о тоске по дому. Иззи вешает аккорды, пока Слэш играет основной рифф песни. Затем Эксл дует в свисток и пляшет в своих гейских штанах. Его глаза скрыты очками, пот струится по голому животу (неслабый мужской стриптиз для подростков в первых рядах). Энергия нарастает, Иззи скидывает куртку и остается в белой рубашке и жилетке. Эксл падает на колени на фразе «так далеко», кричит изо всех сил, потом молит забрать его в безопасное и дружелюбное место — домой.

Во время концовки зрителей ослепляют стробоскопы. Группа уходит со сцены, Слэш кричит: «Спокойной ночи!» Барабанные палочки отправляются в полет через задымленный зал к наполовину оглохшим фанам, которые жаждут сувениров.

Еще одна версия аятоллы

Первая официальная встреча группы с массмедиа прошла крайне плохо. До недавнего времени Guns находились в андеграунде, вели партизанскую деятельность в стане врага и не появлялись на радарах. Пара местных фотографов делала их снимки, но в крупные издания они не попали, поскольку не было смысла печатать фото новичков без рекорд-лейбла, который мог оплатить рекламу в журнале или эфирное время на радио.

В начале апреля 1986 года лос-анджелесский еженедельник «Music Connection» послал репортера Карен Барч, чтобы взять у Guns интервью. Группе было обещано место на обложке. Двадцать лет спустя текст этого интервью — самое яркое окно в те дни, когда GN'R были группой бандитов — «один за всех и все за одного», которые грабят богатых (рекорд-компании) и отдают бедным (волосатым музыкантам).

Карен начала беседу, отметив, что знает все последние слухи о Guns: обвинения в изнасиловании отозваны; группа разгромила женский туалет в «Roxy» в тот день, когда они там даже не выступали; Эксл в ярости запустил барным стулом в зеркало. На улицах говорили, что теперь Guns запрещен вход в «Roxy». Карен позвонила в клуб, где ей подтвердили, что история про туалет — правда, но в посещении никому не отказывали. «Наверное, они — новая модель типичной лос-анджелесской группы плохих парней», — решила журналистка.

Она нашла их у Вики, среди нагромождений усилителей, гитар, дымящихся пепельниц и мусора. В этот момент контракт Вики на менеджмент все еще висел в воздухе. Во время интервью каждые две минуты звонил телефон. Слэш отвечал: «Гранд-Централ — алло? Барби? А, Кристина, — да, это Слэш. Нет, не звони сюдабольше, звони мне на другой номер». Толкотня. Друзья и роуди приходили и уходили. По кругу ходил пятилитровый бочонок дешевого белого вина.

В основном говорил Эксл, мягко и серьезно. Иногда вмешивался Иззи с саркастическими комментариями, циничными шутками и открытой враждебностью. Он отклонял вопросы, отвечая: «Спроси о чем-нибудь другом», «Это нас не волнует», «Тупой вопрос», «Да всем плевать», «Дальше», «Катись куда подальше вместе со своим журналом».

Дафф выглядел пьяным. Стивен Адлер ждал не дождался, когда сможет склеить симпатичную девчонку, которая тусовалась тут же. «Роль Слэша, — написала Карен, — заключается в улаживании конфликтов и примирении участников группы».

Она задала вопрос про возраст музыкантов, и после этого все пошло наперекосяк. Карен видела, что участники группы начинают злиться: их глаза сощурились, они бросали взгляды друг на друга, смотрели на нее — со злобой.

ЭКСЛ: Конечно, мы скажем, сколько нам лет.

ДАФФ: Да, нам плевать. Мне девятнадцать.

ЭКСЛ: Мне двадцать четыре.

СЛЭШ: Нет, Даффу двадцать два, а мне девятнадцать.

ИЗЗИ: Какая, на хрен, разница.

СЛЭШ: Мать твою, да просто скажи ей.

ИЗЗИ: На самом деле, Экслу не двадцать четыре. Ему миллион лет! Он, мать его, видел все на свете!

ВИКИ: Ну же, скажите ей настоящий возраст.

ИЗЗИ: Что за фигня с возрастом? Это дерьмо для нас ничего не значит.

СЛЭШ: Иззи двадцать три, а Стиву двадцать один.

ИЗЗИ: Просто напечатайте это для «Rainbow», чтобы они всех нас пускали.

СЛЭШ: Только, пожалуйста, не спрашивай нас, откуда мы родом.

ИЗЗИ: Да, к черту. В статье не будет всякого дерьма о том, что я из Индианы, потому что это ни хрена не значит. Это был сраный бесполезный город. Полное дерьмо.

СЛЭШ: А ты можешь напечатать что-нибудь типа «Индиана отстой»?

ИЗЗИ: Тот факт, что я из Индианы, не имеет отношения к моей карьере.

С этого все и началось. Группа совсем не хотела обсуждать отношения с рекорд-лейблом. Вопросы про «имидж» вызвали ворчание и грубые ремарки. Но в итоге Слэш описал Guns как «хард-рок-группу с ритм-н-блюзовой основой. Это не глэм! И не хеви-метал».

Эксл упомянул корни музыкальных пристрастий участников группы: «Мы слушаем фанк, диско, метал, классику. Мы слушаем саундтреки, старый блюз, музыку пятидесятых, шестидесятых. Все это на нас повлияло. Мы пытаемся быть максимально честными в нашем творчестве и не утверждаем, будто что-то изобрели». Он добавил, что новые песни, над которыми они работают, основаны на их переживаниях.

Карен спросила об авторстве песен. «Мы все пишем, — ответил Эксл. — Я сочиняю большинство мелодий, а остальное мы придумываем вместе».

Слэш заявил, что все тексты написал Эксл, а все прочее — плод коллективного труда.

Эксл продолжил: «Мы сочиняем песни в фургоне по дороге на концерты. Мы сочиняем, пока стоим на углу и ждем, когда кто-нибудь купит нам бутылку. Да — в ожидании алкоголя».

«Если я могу говорить за всех, — вступил Слэш, оглянувшись на своих заскучавших товарищей, — тут дело в том, что мы хотим достучаться до большого количества людей. Мы хотим стать… всемирным явлением! Нам не нужно, чтобы нас принимали,мы просто хотим быть повсюду».

Вдохновенная речь Слэша сподвигла Эксла на самоопределительный монолог.

«Я живу ради песен, — начал Эксл. Потом помолчал. Его тон изменился, стал мрачнее. Он словно был в трансе. Остальные музыканты очнулись и стали прислушиваться: — Если в моей жизни случается что-то плохое… в общем… все,через что мне приходится пройти, стоит того, если я могу сделать из этого песню. Мне приходилось спать на парковке, я ненавидел такую жизнь, мне хотелось все бросить… но я вытерпел… и я написал об этом песню, написал об этом опыте… так что я рад, что прошел через такую кучу дерьма…

Когда я на сцене, я показываю людям, какой я есть на самом деле. Я высказываю все, над чем работал прошедший месяц, передаю людям свои чувства.

Когда я пою песню, я думаю в первую очередь о тех чувствах, которые помогли мне ее написать. В то же время я думаю о том, что чувствую сейчас,когда пою ее, и о том, как эти слова воспримут люди в толпе».

(Такое описание чувств и мыслей вокалиста на сцене во время рок-концерта почти уникально.)

Эксл рассказал, как эти ощущения изматывают тело и разум. Вся группа замечала, как его колотит после удачных шоу: «Обычно, когда я схожу со сцены, мне требуется поддержка, потому что сам я не могу даже шнурки завязать — столько я испытал во время выступления». Эксл описал ощущения, которые возникают, когда смотришь в толпу из семисот человек и примерно половину из них знаешь в лицо. Кого-то любишь, других ненавидишь, вон тому парню ты должен денег, а с этой ты спал — раз десять. «Ты видишь все это, и при этом думаешь о музыке. Я вкладываю в каждое выступление, в каждую строчку столько мыслей, сколько могу».

В комнате стояла тишина. Все внимательно слушали. Время замерло.

«И, возможно, поэтому меня считают… артистичным.Потому что я выкладываюсь целиком».