Она плакала долго, пока не появилась А Ма Тан и не заставила ее выпить чаю.

— В чем дело, девочка? — строго спросила старая китаянка, глядя на ее распухшее от слез лицо.

— Я уезжаю послезавтра, А Ма Тан, — от­ветила Орланда.

— Знаю. Только плакать-то зачем? На Гон­конге свет клином не сошелся.

— Да, верно. — Орланда пристыженно вы­терла глаза. — Где Камилла?

— Наконец-то вспомнила. Иди, пора уже купать ее, я и ванну налила. Ну-ну, хватит сле­зы лить-то. Разлуки в жизни случаются, надо уметь терпеть. Это не смертельно.

— Да, верно, — повторила Орланда и под­нялась на ноги, вспомнив о призывающих ее обязанностях.

Следующий день прошел как в тумане. Она больше не плакала, не чувствовала, не думала.

By Линь, как и сказал Стэнли, передал ей пакет с долларами и сказал, что лимузин ожи­дает у двери. Орланда в состоянии какого-то душевного оцепенения поехала по магазинам, накупила Камилле игрушек, одежды, обуви, несколько чемоданов, чтобы уложить все это, и вернулась в особняк.

Вечером в последний раз искупалась вместе с дочерью в бассейне, поужинала в кухне с By Линем и А Ма Тан, тепло и вежливо поблаго­дарила их за все, что они для нее сделали.

— Полно, девочка, а как же иначе, — отве­тила домоправительница, — ты же жена на­шего Стэнли.

Орланда не позволила себе расплакаться, только горько усмехнулась про себя. Да уж, жена…

Этой ночью она уложила Камиллу с собой, хотя та раскапризничалась. Ей понравилось спать в старой детской кроватке.

— Ну-ну, малышка, — уговаривала ее мать, — мы же не можем взять кроватку с со­бой, пора отвыкать от нее.

Утром, узнав об этом, А Ма Тан заявила:

— Незачем терзать крошку. Когда устроишься и сообщишь постоянный адрес, я вышлю ее тебе.

Она и By Линь проводили молодую жен­щину с ребенком до машины, помогли уло­жить багаж, расцеловали малышку и помаха­ли рукой на прощание.

— Не забывай нас, девочка, и ты, Камил­ла, тоже, — сказала А Ма Тан.

— Обещаю, — заверила ее Орланда, зная, что будет помнить всю оставшуюся жизнь эти две недели неземного счастья.

Орланда плохо помнила сам перелет, и он показался ей бесконечно длинным. Когда са­молет приземлился стюардесса открыла дверь и проводила Орланду и Камиллу к выходу.

Город встречал их сумерками и мелким, холодным дождем. Под стать настроению Орланды.

Молодая женщина спустилась по трапу… и замерла как вкопанная. Что это, галлюцина­ции начинаются? — мелькнуло у нее в голове.

Перед ней, широко улыбаясь, стоял Стэн­ли с огромным букетом роз. Он присмотрелся к ней, и улыбка сбежала с его губ.

— В чем дело? Почему такое распухшее лицо?

— Стэн? Стэнли, что ты здесь делаешь? — ошарашенно спросила Орланда.

— Как что? Тебя встречаю, конечно.

— Но ты же должен быть в Лондоне…

Он внимательно посмотрел на нее.

— Орланда, с тобой все в порядке? Ты… ты хорошо себя чувствуешь?

— Не важно, как я себя чувствую. Ответь, что ты делаешь в Сиднее! — настаивала она.

— Господи, Орланда, дорогая. Какой Сид­ней? — Стэнли внезапно все понял: и ее изумле­ние, и почему у нее такое заплаканное лицо. — Ты что же, подумала, что я отослал тебя об­ратно в Австралию? Тебя, мою жену? Мою единственную, дорогую, любимую жену?

— Но… но… — Она все не решалась поверить. — Ты же сказал, что гонконгские каникулы за­кончились…

Он притянул ее вместе с Камиллой к себе, крепко обнял одной рукой — вторая по-прежне­му была занята колючим букетом — и сказал:

— Верно. Каникулы в Гонконге закончились. Теперь для тебя начинается настоящая жизнь. Жизнь в Англии в единственно достойной тебя роли — моей жены.

— Но ты же сказал, что не хочешь, чтобы я по тебе страдала, — напомнила ему Орланда.

— Естественно! Ведь я хочу, чтобы ты была со мной счастлива! — Глаза Орланды снова наполнились слезами, и ему пришлось грубовато-шутливо добавить: — И кстати, не могу сказать, что ты отлично справляешься со сво­ими новыми обязанностями. Вечером мы при­глашены на прием к президенту «Первого на­ционального банка», а у тебя красные глаза… Ну-ка, дочурка, скажи маме, чтобы не смела больше плакать.

Но слезы уже лились по щекам Орланды — слезы огромного, невероятного счастья.

КОНЕЦ