«Командарму 16 Рокоссовскому немедленно приказываю участок 16 армии с войсками передать командарму 20 Ершакову. Самому с управлением армии и необходимыми средствами связи прибыть форсированным маршем не позднее утра 6.10 в Вязьму.

В состав 16 армии будут включены в районе Вязьмы 50 сд (19А), 73 сд (20А), 112 сд (16А), 38 сд (16А), 229 сд (20А), 147 тбр (резерв ЗФ), дивизион PC, полк ПТО и полк АРГК. Задача армии — задержать наступление противника на Вязьму, наступающего с юга из района Спас-Деменска, и не пропустить его севернее рубежа Путьково — Крутые — Дрожжино, имея в виду — созданной группировкой (т. е. 16-й армией) в дальнейшем перейти в наступление в направлении Юхнов.

«Рубеж остановки немцев, приказом Конева, был назначен на реке Утра в 35-ти километрах к югу от Вязьмы, то есть — в полосе Резервного фронта (!). Рокоссовский в своих мемуарах пишет, что он якобы не знал — какие дивизии должны ожидать его в Вязьме, по его прибытию туда. Он пишет: „…вечером (5 октября) я получил телеграмму из штаба Западного фронта… со штабом 16-й армии прибыть 6 октября в Вязьму и организовать контрудар в направлении Юхнова. Сообщалось, что в районе Вязьмы — мы получим пять стрелковых дивизий со средствами усиления“. По писанию Рокоссовского — ему их кто-то должен был выдать, а он получить. В приказе — ему совершенно ясно указывалось, о какой группировке из пяти дивизий и одной танковой бригады шла речь. Из них две дивизии были из 16-й армии самого Рокоссовского — 112-я сд и 38-я сд. В приказе указывались так же — 50-я сд из 19-й армии, 73-я сд и 229-я сд из 20-й армии, 147-я тбр из резерва Западного фронта. Сама группировка сохраняла название 16-й армии, а Рокоссовский оставался ее командующим. Фактически Рокоссовский должен был передать только участок фронта, занимаемый армией, а не 16-ю армию. Эта армия, в другом составе и на другом месте, оставалась в его подчинении…

Рокоссовский пишет в своих воспоминаниях: „…Утром 6 октября прибыли приемщики от 20-й армии… Сборы были короткими. Наш штаб двинулся к новому месту назначения, и все мы чувствовали, что произошли какие-то грозные события, а у нас в этот тревожный момент — ни войск, ни уверенности, что найдем войска там, куда нас посылают. Попытки связаться по радио со штабом фронта были безуспешны. Мы оказались в какой-то пустоте и в весьма глупом положении. Нужно было самим постараться выяснить обстановку, что и делалось с помощью разведки в разных направлениях. Насторожила картина, которую увидели, подходя к Днепру, восточнее Ярцево. Брошенные позиции. В окопах ни одного человека. Мы знали, что в тылу за нашей армией располагалась по Днепру одна из армий Резервного фронта. Где она и что здесь произошло, трудно было догадаться“.

Догадаться Рокоссовскому, при желании, было совсем не трудно. Штаб его 16-й армии и штаб 39-й сд (7-й дно) Резервного фронта находились совсем рядом — в Дорогобуже. Штаб 16-й армии был в восточной части города, а штаб 29-й сд был в Ямщине на окраине Дорогобужа. А городок-то небольшой. В штабе 29-й многое было известно. Еще 3 октября 8-я сд (8 дно) отошла с Днепра. 29-я сд заняла ее позиции, и вот теперь, по тревоге, 5-го и она оставила их. О том, что делается под Ельней, было, конечно, там тоже известно, ведь посылка и 29-й сд намечалась туда же. Но отменили. И что дивизия — получила приказ на движение к Вязьме — можно было узнать в тот же день. Хотя особый отдел, выделенный в то время из НКВД в НКО, но опекаемый НКВД, был на страже всех секретов, но командарма, даже из другого фронта, уж наверное разрешили бы информировать. Не хотели или не могли взаимодействовать ни фронты, ни командармы самостоятельно!

Из написанного в воспоминаниях создается такое впечатление, что Рокоссовский приказа Конева как бы не читал. Скорее он делает вид, что в приказе не было того, что там было. Отсюда и как бы не понимал, что немцы уже близко от Вязьмы и какая перед ним поставлена задача. Но это в мемуарах — на деле было по-другому. А командарм пишет дальше: „Ощущение оторванности было гнетущим. Крайне беспокоил вопрос, что происходит южнее магистрали… Лобачев, захватив нескольких офицеров, поехал вперед. Прошло не более часа, и он вернулся… Встретил на перекрестке Соколовского. В Касне уже никого нет (ее разбомбили еще 2-го числа и порученец, доставивший приказ на самолете 5 октября, наверняка должен был сказать об этом Рокоссовскому)… А ваша задача, сказал Соколовский, остается прежней (то есть та, которая указана в приказе Конева)… Где они находятся, эти обещанные (!) в приказе Конева дивизии? С этой мыслью я ехал к месту расположения нового нашего КП. Мы нашли его почти готовым. Заработали радисты. Штаб фронта молчал… мы с Лобачевым отправились в город“.

…Долг Рокоссовского в то время состоял в том, чтобы выполнить отданный и доставленный ему на самолете приказ, а не покидать те части, которые были предназначены ему в приказе. Теперь, как он сам видел, эти части — не успевают подойти к Вязьме и, брошенные на произвол судьбы, попадут в окружение! И о каком уплотнении внутреннего кольца он говорил — с наступлением темноты немцы прекратили боевые действия, и город был занят только на следующий день…

Рокоссовский — первый из высших военачальников ясно представил себе сложившуюся обстановку. При желании, ему — „и карты в руки“. Какие дивизии должны были подойти, он прекрасно знал. Можно было вернуться, организовать их подход и развернуть в боевой порядок против еще не сомкнувшихся двух танковых дивизий. К тому же немцы прекратили боевые действия в связи с наступлением темноты. Другие танковые дивизии немцев только начали выдвижение к Вязьме. Была возможность повлиять на действия Ставки в срочном наращивании сил, в том числе и в срочной переброске сюда 119-й и 5-й дивизий 31-й армии. Семь дивизий (с учетом еще полков 29-й сд) — это уже сила. Обладая, несомненно, умением организовать боевые действия в экстремальных условиях, что было доказано в Ярцево, Рокоссовский мог бы не дать сомкнуться немецким „клещам“. Вот тогда и сохранены были бы сотни тысяч солдатских жизней. Но это все из области — если бы. Рокоссовский отмежевался от всего этого».