И тогда Наб подумал о своих товарищах. Наверно, они тоже хотят проститься с умершим. Около него был Топ. Разве нельзя положиться на сообразительность такого умного пса, такого преданного друга? Наб несколько раз произнес имя журналиста: из спутников хозяина Топ лучше всех знал Гедеона Спилета. Потом Наб показал рукой на юг, и собака помчалась по берегу в ту сторону.

Мы уже знаем, как Топ, руководствуясь инстинктом, который может показаться почти сверхъестественным, нашел дорогу в Трущобы, хотя ни разу там не бывал.

Товарищи Наба слушали его рассказ с напряженным вниманием. Все же оставалось необъяснимым, почему у Сайреса Смита нет ни одной царапины на теле, несмотря на то, что лишь ценою тяжких усилий он мог выбраться из бурунов, кипящих вокруг рифов. И непонятно было также, как полуживой Сайрес Смит мог пройти больше мили от берега к пещере, затерявшейся среди дюн.

— Послушай, Наб, — сказал журналист, — так, значит, это не ты перенес сюда своего хозяина?

— Нет, не я, — ответил Наб.

— Стало быть, мистер Смит сам сюда добрался — это ясно, — сказал Пенкроф.

— Ясно-то ясно, да невероятно! — заметил Спилет. Разрешить эту загадку мог один только Сайрес Смит.

Нужно было ждать, когда он в силах будет говорить. К счастью, жизнь уже возвращалась к нему. От крепких растираний восстановилось кровообращение. Сайрес Смит вновь пошевелил руками, потом повернул голову и произнес какие-то бессвязные слова.

Нагнувшись, Наб окликнул его, но Смит, казалось, ничего не слышал и по-прежнему не открывал глаз. Жизнь пробуждалась в нем, он шевелил руками, но то были непроизвольные, бессознательные движения.

Пенкроф очень жалел, что в пещере не горит костер, да и нельзя развести огня, потому что, выходя из Трущоб, он позабыл захватить с собой жгут из опаленной тряпки, — этот заменитель трута было бы легко зажечь, высекая искры при помощи двух кремней. У инженера спичек не оказалось, во всех его карманах было пусто, только в жилетном кармане уцелели часы. Посоветовавшись, друзья Сайреса Смита пришли к единодушному решению — поскорее перенести его в Трущобы.

Благодаря заботливому уходу товарищей Сайрес Смит очнулся скорее, чем можно было ожидать. Вода, которой смачивали ему запекшиеся губы, подействовала на него благотворно. Пенкрофу пришла удачная мысль — подбавить к нее мясного сока, выжатого из остатков жаркого, которое он захватил в дорогу. Герберт побежал на берег моря и принес оттуда две большие двустворчатые раковины. Составив нечто вроде микстуры, моряк осторожно влил в рот Сайресу Смиту несколько капель, и тот с жадностью их проглотил.

Наконец, он открыл глаза. Наб и журналист наклонились над ним.

— Мистер Смит! Мистер Смит! — позвал его Наб.

Сайрес Смит услышал. Он посмотрел на Наба и Спилета, потом на двух других своих спутников — Герберта и моряка — и каждому слабо пожал руку.

Опять он произнес что-то бессвязное, как будто те же слова, что вырвались у него в беспамятстве и выражали мысль, даже тогда не дававшую ему покоя. Но теперь эти слова можно было разобрать.

— Остров или материк? — тихо спросил он.

— Да ну его ко всем чертям! — не удержавшись, воскликнул Пенкроф. — Разве это важно? Только бы вы были живы, мистер Смит! Остров или материк! Потом узнаем.

Инженер слегка кивнул головой, соглашаясь с ним, потом как будто задремал.

Гедеон Спилет остался в пещере оберегать сон Сайреса Смита, а трое остальных, по совету журналиста, ушли приготовить носилки, чтобы перенести больного, по возможности не беспокоя его. Наб, Герберт и Пенкроф направились к высокой дюне, увенчанной купой чахлых деревьев. Дорогой моряк все твердил удивленно:

— Остров или материк? Вот о чем он думает, а ведь сам еле дышит! Ну и человек!

Взобравшись на верхушку дюны, Пенкроф и два его товарища, не имея иных орудий, кроме собственных рук, просто-напросто обломали самые толстые ветки довольно хилого, потрепанного ветром дерева, принадлежащего к разновидности морской сосны; из веток они сделали носилки и наложили на них листьев и травы, чтобы Сайресу Смиту удобнее было лежать.

На всю эту работу ушло минут сорок, и когда моряк, Наб и Герберт возвратились в пещеру, к Сайресу Смиту, от которого не отходил Спилет, было десять часов утра.

Инженер проснулся, наконец, или, вернее, пришел в себя после своего долгого забытья. На его лице, поражавшем до той минуты восковой бледностью, выступили краски. Он приподнялся на локте и посмотрел вокруг недоуменным взглядом, как будто спрашивая, где он очутился.

— Вы можете выслушать меня? — спросил Спилет. — Или это очень утомит вас?

— Говорите, — ответил инженер.

— А по-моему, мистер Смит будет слушать вас еще лучше, если отведает вот этого желе из тетерева, — сказал моряк, — Отведайте, мистер Сайрес. Это тетерев, честное слово, тетерев, — добавил он, подавая Смиту свое «желе», в которое он добавил на этот раз немножко мяса.

Сайрес Смит свел несколько кусочков; все остальное разделили между собой его проголодавшиеся товарищи и нашли свой завтрак довольно скудным.

— Не беда! — сказал моряк. — В Трущобах поедим получше. Надо вам сказать, мистер Сайрес, у нас вон там, в южной стороне, есть собственный дом в три комнаты, с постелями и с печкой, а в кладовой у нас лежит несколько десятков птичек, которых Герберт называет «куруку». Носилки для вас готовы, и, как только вы немного оправитесь, мы вас перенесем в нашу квартиру.

— Спасибо, друг мой, — ответил инженер. — Еще часок-другой полежу тут, и можно будет отправиться. А теперь рассказывайте, Спилет.

Журналист поведал обо всем, что произошло, и, описывая события, о которых Сайрес Смит не мог знать, рассказал, как воздушный шар выбросило на берег, как его пассажиры вступили на какую-то неведомую землю, по всей видимости необитаемую, хотя еще неизвестно, что она собою представляет — остров или материк; как они устроили себе убежище в Трущобах и как стали искать Сайреса Смита; рассказал о самоотверженных поисках Наба, о том, как многим они обязаны сообразительности верного пса Топа и т. д.

— Так вы, значит, не на берегу меня нашли? — слабым голосом спросил Сайрес Смит.

— Нет, — ответил Гедеон Спилет.

— И значит, не вы перенесли меня в эту пещеру?

— Нет.

— А далеко до нее от рифов?

— С полмили будет, — ответил Пенкроф. — Вам удивительно, мистер Смит, как вы сюда попали, а мы еще больше этому дивимся!

— В самом деле, странность какая! — заметил инженер.

Постепенно, оживляясь, он с возраставшим интересом слушал своих товарищей.

— Да, странно, — согласился Пенкроф. — А можете вы рассказать, что с вами было после того, как вас смыло волной?

Сайрес Смит старался собраться с мыслями. Но он мало что мог вспомнить. Волной его выбросило из сетки аэростата, и он погрузился в воду на глубину в несколько саженей. Потом выплыл на поверхность. В полумраке он заметил около себя какое-то живое существо, боровшееся с волнами. Это был Топ, бросившийся на помощь хозяину. Подняв глаза, Смит уже не увидел воздушного шара: лишь только инженер и его собака выпали из сетки и тяжесть аэростата уменьшилась, он стрелой взлетел в высоту. И вот Смит оказался среди бушующих волн, на расстоянии в полмили от берега. Он пытался выплыть, напрягал все силы. Топ поддерживал хозяина, ухватившись зубами за его одежду; но вдруг стремительное течение подхватило его, понесло к северу, а тут захлестнула волна, и после получасовой борьбы он пошел ко дну, увлекая за собой Топа. С этого мгновения и до той минуты, когда он очнулся на руках у своих друзей, он ничего не помнил.

— Ну, так, верно, волны выбросили вас на берег, — сказал Пенкроф, — и у вас хватило сил дойти сюда, ведь Наб нашел на песке следы ваших ног.

— Да… Должно быть, так и было… — раздумчиво сказал инженер. — А других следов вы не замечали на берегу?

— Ни единого, — ответил журналист. — Да если бы вдруг и явился в грозную минуту какой-то неведомый спаситель, почему же он бросил вас после того, как вырвал из пучины океана?