Повесть XVII в. в Китае — городская, или народная, повесть, как ее также нередко называют, — одна из блестящих страниц в истории китайской художественной прозы. Всех, кто когда-либо знакомился с ней, будь то старый или современный ее читатель и исследователь, поражало в этом литературном явлении многое. Прежде всего, обилие произведений, написанных (или собранных и отредактированных) не на протяжении веков (как это было, например, в поэзии или изящной прозе), а за сравнительно короткий исторический отрезок — возможно, в течение одного-полутора столетий. Действительно, образцов повести, лишь тех из них, что дошли до нас, насчитываются даже не десятки, а сотни. Только две самые знаменитые коллекции XVII в. (собрания Фэн Мэнлуна и Лин Мэнчу) включают двести крупных произведений. А кроме них можно назвать еще повести Ли Юя («Беззвучные пьесы», «Двенадцать башен»), сборники «Чаша, мир отражающая», «Камень Склони-голову» и многие другие. Можно думать, что немало сборников, не говоря уже об отдельных произведениях, безвозвратно исчезло. Трудно сказать, сколько замечательных образцов прозы утрачено за прошедшие три столетия, сколько их погибло в пожарищах войн или было уничтожено маньчжурскими властями.

Феномен городской повести, однако, не ограничивается числом произведений, которое, правда, уже само по себе впечатляет и заставляет задуматься о причинах и условиях бурного развития этого жанра на рубеже XVI—XVII вв. Поражает художественное богатство и многокрасочность поэтического мира, раскрывающегося в повести. В то же время поэтичность повестей сочетается с глубиной содержания, сюжетная занимательность нисколько не мешает их серьезности. Не удивительно, что повесть, являющая собой образец высокохудожественной беллетристики, всегда привлекала внимание китайского читателя и пользовалась громадной популярностью в стране.

Какие факторы определили появление и развитие китайской повести?

Художественная (повествовательная, сюжетная) проза в Китае развивалась на протяжении веков в основном в русле двух крупных потоков: проза на книжном языке вэньяне и проза на разговорном языке байхуа (вернее, на литературном языке, в основе которого лежали нормы разговорной речи).

Они не были абсолютно замкнутыми и изолированными друг от друга художественными мирами, однако каждой были присущи свои особенности и свои поэтические принципы. Проза на байхуа отличалась от более изысканной и сложной прозы на вэньяне заметной простотой художественного языка и образов, демократичностью содержания, иначе говоря, той «простонародностью», которую старые литераторы ортодоксального толка расценивали как признак литературы «низкой». Понятие су («вульгарный», «простой») было наиболее распространенным эпитетом, когда шла речь о романе и повести, а также других жанрах демократической литературы.

Художественная специфика прозы на байхуа (в том числе и повести) определялась разными факторами. Едва ли не главным был «фольклорный» характер происхождения повести, что заметно отразилось в ее стиле. Как установлено исследователями старой китайской повествовательной прозы, истоки повести XVII в. следует искать в сказовых формах литературы эпохи Тан — Сун (VII—XII вв.). Именно в ту пору в Китае бурно развивается феодальный город и начинает формироваться городская культура, давшая мощный толчок развитию последующих культурных явлений. Среди них можно назвать разные виды сказа (религиозного и светского), театрального действа, песенно-повествовательные жанры, широко распространенные в это время. Некоторые виды этого «полуофициального» творчества имели не только устные, но и письменные формы выражения, чему в значительной степени способствовало развитие книжной культуры. В книгах той поры (мемуарах, записках), например у Ло Е в «Записях бесед опьяненного старца» («Цзуйвэн таньлу») или у Мэн Юаньлао в «Многоцветных записях снов о Восточной Столице» («Дунцзин мэнхуа лу»), нередко встречаются сведения о сказе шохуа и его новеллистической разновидности сяошо, легшей в основу письменной повести хуабэнь, а также о сюжетах, авторах или исполнителях. Названия отдельных сказовых произведений, имена героев, о которых писали старые авторы, встречаются в последующих повестях, что лишний раз говорит о ее ранних истоках. В старых книгах упоминались различные жанры сказа (например, шо гунъань — «рассказы о судебных делах»), характерные и для поздней повествовательной прозы[1].

Но если устные истоки городской повести сейчас не вызывают больших сомнений, то ее первоначальные письменные формы таят еще немало загадок. Дело в том, что ранних сборников повестей, относящихся к эпохе Сун (не говоря уж о еще более ранней поре, например Тан), до нас не дошло. Почти все опубликованные произведения жанра повести относятся к XVII в. и лишь отдельные — к XVI в. И хотя это так, литературоведы-исследователи, начиная с Лу Синя и Тань Чжэнби и кончая современными учеными (Дж. Бишоп, Я. Прушек, П. Хэнэн и др.), определяя «возраст» повестей из коллекций Фэна и Лина, относят некоторые из них именно к эпохе Сун, т. е. к X—XII вв.[2] В их моделировании истоков повести содержится большая доля гипотезы, имеющей, впрочем, реальную основу.

Общую картину формирования жанра повести можно представить следующим образом. Сказители на основе готовых сюжетов (почерпнутых ими из исторических сочинений, сборников волшебных рассказов, легенд и сказаний) создавали свой, устный вариант рассказа (он нередко сопровождался музыкой и перемежался элементами театрального действа), который потом мог быть записан исполнителем или кем-то другим. Однако запись не обязательно воспроизводила рассказ в первоначальном его виде. Она могла делаться упрощенно и сокращенно, как запись фабулы, причем создавалась не на разговорном языке (им, естественно, пользовался рассказчик), а на книжном. Однако рассказ вполне мог быть записан и в том виде, в каком он воспроизводился сказителем. Вот почему, в частности, последующие повести, встречающиеся, например, в коллекции Хун Пяня «Хуабэнь из Зала Циннин» (XVI в.) и в сборниках Фэна и Лина (если допустить, что они достаточно точно воспроизводили форму сунских повествований), поражают разнородностью и стилистической пестротой. Но хотя старых изданий сунских хуабэнь не сохранилось, анализ стиля поздних повестей XVI—XVII вв. заставляет нас считать, что они возникли на старой фольклорной и полуфольклорной основе.

Конец XVI и XVII век занимают особое место в истории китайской духовной культуры. Несомненно, что возникновение многих интересных и серьезных явлений в духовной жизни страны, в ее литературе и искусстве далеко не случайно.

Рубеж этих двух столетий — одна из сложных и драматичных эпох в Китае. Своими внутренними и внешними коллизиями, противоречивостью общественных явлений, неспокойностью и неустойчивостью жизни она напоминает примерно тот же период на Западе (в том числе и в России). О нем историки обычно пишут как о периоде «острого болезненного кризиса», эпохе «переломной». Кризисный характер этого времени в Китае проявился не только в серьезных политических событиях (крушение династии Мин, установление маньчжурского господства), но прежде всего в глубинных социальных сдвигах и идейных трансформациях, обусловленных разрушением китайского феодального общества, в котором «крепы» общественного порядка (если использовать слова В. О. Ключевского, сказанные о «смутном времени» в России) оказались надломленными. Специфика этого отрезка истории, лежащего на стыке двух этапов развития китайского общества, сказалась на всех сторонах духовной и культурной жизни.