— Благодарю вас, господин капитан.

Нацуме и капитан склонились над картой.

— Самое удобное место для перехода вот этот овражек между сопками Брусничная и Наблюдательная, — сказал Нацуме, легонько касаясь карты остро отточенным карандашом.

— Да, я согласен с тобой, — проговорил капитан. — Но все дело в том, как ты перейдешь границу?

— Сейчас ветер дует в советскую сторону. Метеорологи сообщают, что в ближайшие сутки он своего направления не изменит. Что вы скажете на то, если сегодня вечером на границе сразу в нескольких местах начнется лесной пожар? Огонь начнет распространяться вглубь советской территории. Советское командование, конечно, не станет дожидаться, пока пожар потухнет сам собой, и пошлет на его тушение войска. Огонь, дым, суматоха…

— Да-а, твой план, надо сказать, особой новизной и тонкостью не отличается.

— Безусловно, работа грубая, и в других условиях я бы счел ее недостойной для настоящего разведчика. Но, как говорится, нужда заставит и в навоз лезть. Значит, с наступлением темноты начинается пожар. В суматохе никто не обратит особого внимания на старого охотника-нивха (по внешнему виду меня далеко не всякий отличит от нивха) с котомкой за спиной, со стареньким ружьишком, да еще идущего в сопровождении трех красноармейцев — Ивана, Петра и Павла.

— Каких красноармейцев? — удивился капитан.

— Вы дадите мне трех людей в красноармейской форме и вооруженных советским оружием. Вас удивляет, что я дал им имена? Это простая предусмотрительность: вдруг мы разойдемся в темноте, так не окликать же их по-японски.

— Ты очень предусмотрителен, — усмехнулся капитан.

— Иначе нельзя.

— Хорошо. Зайдешь ко мне через час.

— Слушаюсь, господин капитан.

Через час Нацуме снова переступил порог кабинета начальника разведгруппы.

— Майор Укеда одобрил твой план, — сказал капитан. — Пиши расписку и можешь немедленно получить свои деньги.

Нацуме поклонился:

— Следуемую мне сумму прошу переслать моей семье.

— Хорошо.

Нацуме и капитан обменялись расписками. Нацуме дал капитану расписку в том, что им получено десять тысяч иен, а взамен получил бумагу, в которой начальник разведгруппы брал на себя обязательство переслать эти деньги его семье.

— Задание будет такое, — перешел капитан на деловой, официальный тон. — В ближайшие два-три дня ты должен добраться до Александровска. Зайдешь в портовую парикмахерскую. Там работает парикмахер, которого все называют «дядя Костя». Когда ты сядешь в кресло, он спросит «Как вас постричь?» Ты ответишь: «Я хотел бы под бобрик». На это он возразит: «А не больше ли вам пойдет бокс?» Ты после этого должен сказать: «Бокс нынче не в моде». Запомнил пароль?

Нацуме повторил:

— «Как вас постричь?» — «Я хотел бы под бобрик». — «А не больше ли вам пойдет бокс?» — «Бокс нынче не в моде».

— Правильно. От «дяди Кости» получишь дальнейшие указания. Желаю тебе успеха. Да хранит тебя Аматерасу.

Когда Нацуме ушел, капитан развалился в своем кресле и развернул полученную им от разведчика расписку. Он весело присвистнул и, потирая руки, тихо проговорил:

— Вернешься с успехом — на моей груди прибавится еще один орден, потеряешь голову — в мой карман пойдут твои десять тысяч иен. Вот так-то. Ты хитер, а я все же хитрее.

Разведчики лейтенанта Остапова, перейдя овраг, поднялись на возвышенность.

В солнечную погоду государственная граница, проходящая по ложбине, отсюда видна как на ладони. Сейчас же там было темно, как в пропасти, и лишь в трех местах нефтяную темноту прорезали ярко-желтые ручейки пламени.

С ветром до разведчиков доносился горький запах дыма.

— Пожар. Тайга горит, — тихо сказал кто-то из бойцов.

Все, не отрываясь, смотрели в сторону границы, на загорающийся лес. Временами огонь стрелой взметался вверх, временами затихал и, прижимаясь к земле, полз красно-желтой змеей.

— Видите, товарищи, — обратился Остапов к взводу, — это провокация — дело рук врага. Но участвовать в тушении пожара мы не будем, его потушат другие подразделения. Мы должны выйти к нейтральной зоне между сопками Брусничная и Наблюдательная и занять там позиции.

Взвод тронулся в путь. По мере приближения к границе разведчики все более и более ускоряли шаг. Едкий дым становился все гуще, он ел глаза, першило в горле. Кто-то, задохнувшись, кашлянул.

— Больше выдержки, товарищи, — сказал лейтенант Остапов, — терпите. Кашляйте в рукав.

Лейтенант разделил всех бойцов на пары и каждой паре определил место для наблюдения.

Атаманыч попал в пару с пожилым солдатом Скворцовым.

— Ты, Ковальчук, — сказал лейтенант, — будешь смотреть в сторону границы, а Скворцов — в нашу сторону. В случае чего, сразу докладывайте мне или отделенному.

Атаманыч и Скворцов залегли спина к спине.

Еще до того как по сухой хвое пробежала первая змейка пламени, в нейтральную зону с японской стороны вошли четыре человека. В одном — низеньком, сутуловатом, с длинными руками, которые при ходьбе, казалось, касались земли, — можно было узнать Нацуме. Он был одет как охотник-нивх: в короткую брезентовую куртку, потрепанный серый картуз и высокие болотные сапоги. Через правое плечо Нацуме висела охотничья двустволка, за спиной — холстинная котомка. Трое остальных были одеты в советскую солдатскую форму.

Теперь все четверо молча сидели в неглубокой ямке, прикрытой кустарником.

Нацуме достал из кармана брюк часы, взглянул на циферблат и кивнул в советскую сторону:

— Осталось десять минут.

Опять наступило молчание.

Когда над тайгой поднялся столб пламени и полетели искры, Нацуме встал:

— Ну, время.

За ним поднялись и трое в красноармейской форме. Повернувшись на восток, в ту сторону, откуда восходит солнце, все зашептали молитву:

— Богиня Аматерасу, пошли нам удачу, свяжи руки наших врагов, свяжи ноги наших врагов, порази слепотою их глаза, уши залей расплавленным воском…

Как раз на этом участке границы с советской стороны в нейтральную зону вдавалась, как высунутый язык, узкая и длинная зеленая сопка. На этой сопке размещалась советская артиллерийская батарея. Нацуме это знал и на этом строил свой план перехода границы. Он полагал, что, как только начнется пожар и ветер погонит пламя к батарее, советские артиллеристы бросят всех людей на защиту своей позиции, начнут перебазировать орудия и боеприпасы на безопасное место. Вот тут-то он и сможет проскользнуть в глубь советской территории. Нацуме хорошо знал окрестные места: когда-то в молодости он работал на почте, и ему часто приходилось доставлять почту с Южной части Сахалина в Северную. Тогда не было через тайгу хороших дорог, почту возили на лошадях во вьюках. Нацуме прикидывал: «Переправлюсь через Хандасу, лесом выйду к селу Абрамовке, потом через Палево, Дербинск в Александровск… Но главное — пройти первые два-три километра».

Но за эти километры он был спокоен: тут его проводят эти трое и, если понадобится, отвлекут на себя внимание русских.

Нацуме и сопровождающие его солдаты нырнули в овраг.

Неожиданно из чащи вырвался широкий язык пламени и осветил все вокруг.

Японцы припали к земле. Пламя погасло, снова наступила темнота, и только тогда они двинулись дальше.

Пожар разгорался. Теперь то и дело приходилось останавливаться и пережидать, когда спадет шипящее пламя. Нацуме с опаской поглядывал на своих спутников. Молодые солдаты явно растерялись и жались к нему.

— Идите обратно! — приказал Нацуме.

Солдаты уползли. Нацуме остался один.

Он долго лежал в кустах прислушиваясь. Сначала он слышал среди далекого треска горящих сучьев шорох задеваемых уходящими японцами кустов. Потом наступила тишина.

Нацуме приподнялся и вдруг совсем рядом услышал шаги. Он плотно прижался к мокрой земле и замер.

— Товарищ старший сержант, пожар двигается в сторону батареи капитана Белова, — донесся до Нацуме тихий голос.