Она пересекла двор и оказалась у двери в тот самый момент, когда служитель, держа обеими руками свесившуюся почти до пола Гамадрию, вошел в лабораторию, а человек в дымчатых очках собрался ввести ей в пасть круглое вогнутое стеклышко. Рука человека уже приготовилась сдавить железы кобры, а Крусада только еще переползала порог.

— Не успею! — в отчаянии прошептала она. И, собрав последние силы, рванулась вперед, обнажая белоснежные клыки. Служитель, ощутив на босой ноге внезапный ожог, слегка вскрикнул, руки его дрогнули; момент был удачный — безжизненное тело кобры покачнулось и молниеносно обвилось вокруг ножки стола. Получив точку опоры, она вырвалась из рук служителя и по самые корни вонзила свои смертоносные зубы и левое запястье человека в темных очках, попав прямо в вену. Раздался громкий крик.

— Наконец-то! — Азиатская кобра и ярара, никем не преследуемые, обратились в бегство.

— Точка опоры! — на ходу шептала кобра, спасаясь напрямик через поле. — Это — единственное, в чем я нуждалась и что мне все-таки удалось обрести!

— Да, — вторила ей ослабевшая от ран и еле поспевавшая за ней ярара. — Но я бы не рискнула повторить еще раз подобный фокус…

А в лаборатории из запястья директора уже стекали вниз две тонких нити липкой, густой крови. Смерть от укуса Королевской кобры — неминуема. Голова раненого медленно склонилась на грудь, и глаза его закрылись навсегда.

Конгресс собрался в полном составе. Кроме Террифики и Ньяканины, а также представительниц рода ярара — Золотой Уруту, Остроголовки, Атрос и Лансеолады, пришла и Коралина, которую Ньяканина называла глупой; тем не менее укусы ее были необычайно болезненны, а гибкое тело, покрытое красными и черными кольцами, на редкость красиво.

Змеи, как известно, очень тщеславны в вопросах красоты; вот почему Коралина обрадовалась отсутствию своей сестры Фронталь с ее тройными черно-белыми кольцами на пурпурном фоне, благодаря которым она пользовалась славой первой красавицы среди змеиной аристократии.

Охотницы на этот раз были представлены в первую очередь Дримобеей, которую зовут лесной ярара-кусу, хотя вид ее совершенно не оправдывает такого названия. Присутствовали также: Сипо — искусный птицелов, красивой ярко-зеленой окраски; Радинея — темная змейка, не покидавшая болот и заводей; Бойпева, обладающая способностью сливаться с землей при появлении опасности; и, наконец, Тригемина и Эскулапия вместе с другими древесными обитательницами.

Однако не все виды ядовитых змей и ужей были представлены на Конгрессе, и их отсутствие требует особых пояснений.

Говоря о полном составе Конгресса, мы имели в виду присутствие большинства разновидностей и главным образом тех, которые пользуются «определенным весом». Еще на первом Змеином Конгрессе было установлено, что решение наиболее распространенных видов змей, составляющих парламентское большинство, получает силу закона, обязательного для всех. Только в этом смысле и говорится о полноте состава, хотя на Конгрессе, к сожалению, отсутствовала ярара Сурукуку, которую нигде не удалось разыскать; факт тем более прискорбный, что эта гадюка, достигающая иногда трех метров длины, является королевой Америки и одновременно носит титул вице-императрицы Всемирной Змеиной Империи, ибо лишь одна Королевская кобра превосходит ее размерами тела и силой яда.

Кроме Крусады, на Конгресс не явилась еще одна змея; но все гадюки делали вид, будто не замечают ее отсутствия.

И все же им пришлось обернуться, когда из-за листьев папоротника высунулась знакомая голова с большими, живо поблескивающими глазами.

— Можно? — непринужденно спросила гостья.

— Словно электрический ток пробежал по телам гадюк, настороженно вытянувших шеи при звуках этого голоса.

— Зачем ты притащилась? — в бешенстве зашипела Лансеолада.

— Тебе здесь не место! — воскликнула Золотая Уруту, впервые проявляя признаки оживления.

— Вон отсюда! Вон! — слышались отовсюду встревоженные голоса.

Но Террифике громким прерывистым шипением удалось восстановить тишину.

— Друзья! — сказала она. — Не забывайте, что мы находимся на заседании Конгресса, а законы его известны: здесь никто не имеет права прибегать к помощи силы. Входи, Анаконда!

— Золотые слова! — воскликнула Ньяканина с еле заметной иронией. — Благородное заступничество нашей королевы гарантирует твою безопасность. Входи, Анаконда!

И в пещере показалась миловидная головка Анаконды, а за нею потянулись два с половиной метра темных эластичных мускулов. Ответив Ньяканине понимающим взглядом, змея проползла мимо собравшихся и с тихим, удовлетворенным шипением свернулась рядом с Террификой, которую слегка передернуло от такого соседства.

— Я тебе мешаю? — вежливо спросила Анаконда.

— Нет, нисколько! — ответила Террифика. — Мне мешают мои железы, они слишком вздулись от яда…

Анаконда и Ньяканина снова переглянулись и стали внимательно слушать.

Враждебность собрания к появившейся гостье имела свои причины, о которых необходимо сказать несколько слов. Анаконда испокон веков была и останется королевой всех змей на земле, не исключая и знаменитого малайского питона. Она наделена исключительной силой, и нет существа из мяса и костей, способного выдержать ее смертельные объятия. Вся сельва прячется и замирает в испуге, когда зеленоватое десятиметровое тело с большими черно-бархатными пятнами медленно спускается с ветвистого дерева.

В сознании своей силы Анаконда никого не удостаивает чувством ненависти, за одним, впрочем, исключением, — и неизменно сохраняет давнишнюю дружбу с человеком. Исключением являются ядовитые змеи, которые по вполне понятным причинам вызывают в ней глубокое отвращение. Вот чем объясняется шум, поднятый гадюками при появлении величавой Анаконды.

Правда, Анаконда родилась не в этой стране. Ее пригнало сюда в разлив, после долгих скитаний по пенистой Паране, и она охотно осталась в этом краю, завязав тесную дружбу с Ньяканиной и отлично поладив со всеми его обитателями. Она была еще очень молода и, конечно, не могла равняться со своими счастливыми десятиметровыми предками; однако ее два с половиной метра стоили целых пяти благодаря огромной силе этой замечательной змеи, которая в сумерки, резвясь, переплывает Амазонку, гордо поднимая над водой длинную, гибкую шею.

Итак, внимание Конгресса было отвлечено появлением Анаконды. Но тут взяла слово Атрос.

— Я думаю, пора начинать, — сказала она. — Прежде всего надо узнать, что случилось с Крусадой. Она ведь обещала быть здесь с минуты на минуту.

— Не совсем так, она обещала быть при первой возможности, — поправила Ньяканина. — Мы должны дождаться ее.

— Для чего? — возразила Лансеолада, даже не удостоив Охотницу взглядом.

— Как для чего? — воскликнула та, угрожающе подняв голову. — Нужно быть Лансеоладой, чтобы задавать такие вздорные вопросы… Мне надоело слушать всякие глупости! Можно подумать, что только ядовитые змеи и имеют здесь право голоса! Кроме этой дамы, — и она кончиком хвоста указала на Лансеоладу, — ни для кого не секрет, что от сведений, с которыми вернется Крусада, во многом зависит успех нашего плана… А еще спрашивают, для чего ждать!.. Хороши же мы будем, если на нашем Конгрессе верх возьмут умники, способные на такие вопросы!

— Выражайся повежливей, — сурово бросила Остроголовка.

Ньяканина быстро повернулась в ее сторону.

— А ты не суйся, куда тебя не просят!

— Выражайся повежливей, — с достоинством повторила маленькая змея.

Ньяканина взглянула на пылкую блюстительницу чести и разом сбавила тон.

— Моя крохотная сестричка права, — уже спокойно сказала она. — Прошу прощения, Лансеолада.

— Не за что! — злобно буркнула ярара.

— А я все-таки снова прошу у тебя прощения…

К счастью, в этот момент у входа в пещеру раздалось громкое шипение дежурившей Коралины.

— Вон ползет Крусада!

— Наконец-то! — радостно воскликнули члены Конгресса. Но их радость быстро сменилась крайним удивлением при виде огромной незнакомой змеи, показавшейся вслед за ярарой.