Тогда, после разговора с Березовским, он сразу же загорелся и вылетел на Витим с первым попутным самолетом, хотя комплектация изыскательской партии была еще не закончена. Предстояло дождаться прихода из Москвы машин, бурового оборудования и спецодежды, получить горючее, организовать сплав всего этого к месту изысканий. Но Ромин уже не мог сидеть в городе, когда перед ним открывались такие возможности, тем более, что Березовский соглашался взять все заботы по отправке оборудования на себя.

Впоследствии, правда, ему пришлось сильно об этом пожалеть, потому что Аркадий Львович и здесь не упустил случая как следует погреть свои холодные руки. Станки пришли с опозданием и оказались далеко не новыми, запчасти к ним куда-то исчезли, бурового оборудования не хватало, а часть спецодежды так и не поступила.

Ромин вспомнил разговор со своим начальником сразу же после возвращения в Москву. Тот весь кипел от возмущения, как медный самовар. Допустим, он прав, и первоочередные работы действительно сорваны. Ну и что с того? Попробовал бы он сам поработать в таких условиях!

Задумавшись, Серж совсем забыл про повестку, которую продолжал держать в руке. Чем же, в конце концов, она вызвана?

Конечно, Березовский мог на чем-нибудь погореть, от этого никто не застрахован, даже осторожный Аркадий Львович. Но как бы туго ему не пришлось, Ромина он не назовет, это ясно. Понимает, небось, что одному все равно дадут меньше, чем двоим, для этого он достаточно грамотен. А если и назовет, с Сержа взятки гладки. Пойди-ка докажи, что это он доставал Березовскому пушнину!

Может, договоры?.. Это было его собственное изобретение, которым Ромин немало гордился. С ними, действительно, было не совсем чисто, и этот Золотухин, к которому Серж с самого начала испытывал крайнюю антипатию, под конец, кажется, кое о чем стал догадываться. Но договоры давно были отосланы в Москву вместе с расписками, все подписи на них были подлинные и заверены круглой печатью сельсовета. Кто знает, какие цифры в договорах писались сначала и какие приписывались потом? Он да Таюрский…

Тогда, может быть, Валька? Но эту мысль Ромин сразу же отбросил. Он не сомневался в преданности этого завзятого браконьера и отщепенца, у которого, кстати, было достаточно и своих причин, чтобы держаться от соответствующих органов как можно дальше. А если еще учесть, что все договоры были написаны валькиным корявым почерком… Нет, с Таюрским все обстоит вполне благополучно, и с его стороны Серж крепко застрахован от любых неожиданностей.

Не вставая с кресла, он бросил повестку на стол, взял папиросу, прикурил, глубоко затянулся. Собственно говоря, чего это он начал волноваться раньше времени? Ведь даже если откроется дело с договорами, отвечать-то все равно придется не ему, а Таюрскому. В ожидании Таюрского, за которым пошел Королев, следователь шагал из угла в угол по тесному помещению конторы, то и дело нетерпеливо поглядывая на дверь. Он только что вернулся из города, как всегда после полета его немного мутило и голова была тяжелой, но зато настроение… Настроение не оставляло желать лучшего.

Стукнула раскрытая с размаху дверь. Абашеев обернулся: — Но это был не. Таюрский. Весь перепачканный, со сбитыми в кровь руками, но веселый, возбужденный, в комнату влетел Сеня Фролов.

— А где Алексей? — Он почти упал на табуретку, с трудом переводя дыхание. — Знаете, затащили все-таки! Положили бревна, сделали блок. Как взялись всем колхозом, и завхоз прибежал, и бухгалтер… Ромин, тот и летом отказывался, дескать, ничего не выйдет, а мы — зимой! Ну и дела…

— С почином, значит? — Вошедший Королев протянул ему руку. — Поздравляю. А где ребята?

— Да там остались. — Сеня махнул рукой. — Я и сам только сказать пришел, сейчас назад побегу. Пока, говорят, не забуримся, не уйдем. Только бы станок не подвел.

— Сейчас я подойду. — Королев повернулся к следователю. — Это они станок поднимали на высшую отметку. И подопечный ваш там. Как, подождете?

— Придется, — улыбнулся Абашеев. — А у вас, я вижу, дело пошло?

— Это что! — Королев, довольный, потирал руки. — Вы приезжайте к нам весной, тогда посмотрите. Мы гут такого наворочаем!

Увлекшись, он начал говорить о планах на ближайшее будущее. После Ромина предстояло все начинать сначала, но это, казалось, только подстегивало нового начальника партии. Он собирался забросить сюда по воздуху новые станки, чтобы полностью механизировать бурение, пустить движок и провести в деревню электричество. Столовая была уже организована, и сейчас в двух пустующих домах оборудуются красный уголок и общежитие.

— Главное в нашем деле, — чтобы люди жили по-человечески. Ведь люди-то какие! А когда заживем как следует, нам любые трудности не страшны.

Внезапно Королев замолчал, что-то вспомнив. Нагнувшись над столом, заваленным картами вперемешку с образцами пород, он вытащил откуда-то снизу небольшую синюю бумажку и, мельком на нее взглянув, протянул Абашееву.

Помните, разговор у нас был прошлый раз о договоре с Орловым? Запросил я Москву насчет этого дела…

Бумажка оказалась телеграммой, и Абашеев, повернувшись к свету, прочел: «Договор Орловым аренду дома зпт лошади зпт лодки заключен сумме сто двадцать рублей».

— Выходит, врал старикан? — спросил Королев.

— Может и врал… — следователь вернул ему телеграмму и задумчиво добавил: — Только зачем бы ему врать?

В комнату вошел Таюрский. Увидев следователя, он несколько изменился в лице и остался стоять на пороге.

— Садитесь, пожалуйста, — Абашеев показал ему на табуретку. Королев вышел, и сейчас они были в конторе одни. — Что так глядите, или не ждали?

Таюрский не ответил, видимо, почувствовав в голосе следователя какие-то новые нотки. Абашеев по-прежнему старался быть вежливым, но ему все труднее становилось скрывать свою непрйязнь к Валентину. Этот нескладный на вид парень, без всякого сомнения, был преступником, ловким, хитрым, изворотливым. А он еще чуть не поверил ему, когда Таюрский говорил о «подарке»!

— Так за сколько вы продали Ромину соболя?

— Говорил я… — начал было Таюрский, но не докончил, потому что Абашеев в это время взял в руки сверток, вавернутый в полотно.

— Я слушаю вас, продолжайте. — Следователь развернул сверток.

Таюрский медленно поднялся с места. Его руки сами собой потянулись к блестящему меху, такому пышному и шелковистому наощупь, осторожно перевернули шкурку.

— Откуда взяли? — Валька как бы со стороны слышал свой хриплый, сразу осевший голос.

— Значит, узнаете? — Следователь бережно заворачивал соболя. — Что ж, тем лучше.

— Откуда взяли? — повторил Таюрский почти грубо. — У Ромина, что ли?

— Нет, не у Ромина. — Абашеев поднял голову. — У Березовского. Знаете такого?

— Врете вы все. — Таюрский не сводил со следователя пристального взгляда. — Врете, — повторил он убежденно. — Не может этого быть.

— Поосторожней с выражениями, — посоветовал Абашеев, не повышая голоса. Грубость Таюрского его совершенно не трогала и была вполне понятной.

— Вот, взгляните, — он протянул ему показания Березовского.

Таюрский тупо глядел на густо исписанный лист бумаги, где несколько фраз были отчеркнуты красным карандашом. С трудом разбирая незнакомый мелкий почерк, он медленно шевелил губами, не сразу постигая смысл прочитанного. Березовский подтверждал, что найденная у него при обыске соболиная шкурка приобретена им у Сергея Николаевича Ромина за…

— Прочли? Ну, что скажете?

— Значит, он ее продал… — Таюрский провел рукой по влажному лбу. Пальцы у него вздрагивали, и он сжал их в кулак.

— А что вы удивляетесь? Конечно, продал. Как и те, что вы таскали ему по вечерам. Кстати, их вы тоже дарили ему «на память»?

Кажется, следователь говорил что-то еще, но Валька уже его не слушал. Он поднялся и пошел к двери, которая почему-то была очень далеко, и он никак не мог до нее дойти. На пороге он обернулся.

— Я к вам лучше завтра зайду. Ладно? — Не дожидаясь ответа, он раскрыл дверь и вышел.