Как мы видели, Абеляр пытался сформулировать позицию умеренного реализма на основе понятия статуса и универсалии как смутного образа без строгого разграничения между чувствами и интеллектом; эта позиция в таком виде приближала Абеляра к номинализму. Фома основывает свое понимание умеренного реализма на форме как принципе вещи. Форма в его понимании отлична, но не отделена от материи вне интеллекта, она отделяется от материи в интеллекте благодаря абстракции. Чтобы объяснить существование материальной формы в интеллекте вне материи, Фома прибегал не только к понятию абстракции, но и к понятию умопостигаемых видов: форма обладает интенциональным существованием в интеллекте. Выступая против этого понятия умопостигаемых видов, Оккам выдвигает свой знаменитый принцип «бритвы»: при объяснении какого-либо явления никогда не следует без необходимости умножать сущности[340]. Как говорит Оккам, абстрактное познание может быть объяснено без помощи понятия умопостигаемых видов, поэтому оно должно быть устранено. В связи с устранением Оккамом умопостигаемых видов из абстрактного познания возникает вопрос, не устраняет ли он тем самым и понятие формы. Другими словами, отменяет ли Оккам форму только как нечто необходимо присущее интеллекту, или вследствие этого он отрицает и форму вне интеллекта? По-видимому, бритва Оккама устраняет все, кроме индивидов вне ума и мысленных терминов или знаков в уме[341]. Мысленный термин есть знак индивидов, а не форма в индивидах. Абстракция не есть отделение формы от материи; скорее, это образование знака, обозначающего индивиды[342]. Понимание Оккамом абстракции столь экономно, что оно отменяет потребность в форме как в метафизическом, так и в эпистемологическом смысле. Абстракция как порождение знака упрощает трактовку универсалий в такой степени, что уже нет потребности в форме в качестве причины универсальности.
Как мы видели, объяснение обозначения, данное Оккамом в «Summa totius logicae», описывает мысленный термин как «естественный» знак, однако можем ли мы сказать, что его простая трактовка универсалий не объясняет, почему индивиды естественным и необходимым образом образуют такие мысленные термины? Если естественные термины обозначают индивидов, подобных друг другу, то что делает их подобными? Оккам утверждает, что сходства между индивидами, порождающие мысленные термины, независимы от нашего знания, — это не только полезные для человеческих целей классификации. Другими словами, если универсалии или мысленные термины не только конвенциональны, нуждается ли Оккам в чем-то подобном статусу Абеляра для объяснения сходства между индивидами? Если это так, то «статус» требует дальнейшего объяснения, и оно уже не будет таким простым. Позиция Оккама по вопросу об универсалиях не станет ясной, пока мы не рассмотрим его рассуждения об отношениях, особенно о необходимости причинной связи, ведь в данном контексте он более открыто и в более общем плане обращается к вопросу, является ли возможной необходимость формы или сущности в творении.
Мнение Оккама о том, что не существует отношений, независимых от ума и отличных от самих индивидуальных вещей, не позволяет ему принять что-либо подобное статусу Абеляра, благодаря которому реальные отношения подобия индивидов становились предметом универсального и естественного значения терминов[343]. Термины отношений не обозначают, т. е. они представляют собой простые, а не персональные суппозиции. Сходство индивидов само по себе не есть реальность: то, что мы знаем, не является каким-то отношением сходства индивидов, но суть сами индивиды. Принцип, тесно связанный с бритвой Оккама, гласит: все реальные различия связаны с разделениями[344]. Индивиды абсолютны в том смысле, что не существует неотделимых отношении между индивидами. Отношение причинности не является исключением[345]. «Причина» и «следствие» реально различны и поэтому отдельны. Необходимое же отношение является чем-то неотделимым; примером этому является традиционное представление о том, что следствие неотделимо от своей причины. Отождествление индивида и абсолюта у Оккама и отождествление реального различия с отделенностью имеет результатом невозможность необходимых отношений между причиной и следствием. И понятие статуса у Абеляра и его традиционное представление о причине и следствии противоречат мнению Оккама об абсолютной индивидуальности реального[346].
Итак, несмотря на то, что Оккам сам провозглашает себя последователем Аристотеля, его нельзя считать умеренным реалистом, впрочем, он и не номиналист в духе Росцелина. Оккам — номиналист в силу того, что номинализм означает отрицание формы, будь то форма отдельная от индивидуальных материальных вещей (ультрареализм) или неотделимая от индивидуальных вещей вне ума (умеренный реализм). Умеренный реализм неприемлем для Оккама, поскольку он не видит способа примирить сущность с индивидуальностью: мы должны сделать выбор между сущностью и индивидуальностью. Такой выбор не представляет труда для Оккама, поскольку индивидуальность очевидна, а форма или сущность — нет. Кроме того, для объяснения универсального мысленного термина нет необходимости в сущности или форме, если следовать принципу бритвы Оккама, а для объяснения сходства между индивидами не требуется ничего, кроме самих индивидов. Без сомнения, трактовка универсалий, предложенная Оккамом, проще, чем таковая у ультрареалистов или умеренных реалистов, однако ценой простоты является молчание о том, почему индивиды подобны друг другу. Бритва Оккама устраняет не только ненеобходимые сущности, но и ненеобходимые вопросы, и метафизический вопрос о причине сходства между индивидами уже не считается важным.
ЛЕКЦИЯ 22
Последствия отрицания Оккамом необходимости в творении
Хотя у Оккама и устранена всякая необходимость в творении ради философской простоты, сложности все же возникают в связи с некоторыми проблемами, вытекающими из его номинализма. Первая проблема касается власти Бога в устранении вторичных причин; точнее, речь идет о том, может ли Бог устранить предмет как причину интуиции. Интуиция — непосредственное схватывание существующего предмета — может быть естественной или сверхъестественной[347]. Причиной естественной интуиции является существующий предмет, находящийся в достаточной близости от индивидуального субъекта. Однако Бог способен осуществлять то, что совершает вторичная причина, и при сверхъестественной интуиции Бог, а не близлежащий предмет, является причиной интуиции. Поскольку при сверхъестественной интуиции нет необходимости в предмете в качестве причины, Бог может быть причиной интуиции также и несуществующего объекта[348]. Здесь возникает проблема, поскольку Оккам уже определил интуицию как схватывание уже существующего предмета. Поэтому возникает вопрос: как возможно интуитивно познавать (знать как существующее) то, что не существует? У Оккама нет в распоряжении такого средства, к которому прибегал Петр Дамиани, утверждавший, что власть Бога выше принципа непротиворечивости: для такого логика, как Оккам, немыслимо отрицать один из основополагающих принципов логики, и даже всемогущество не отменяет принципа непротиворечивости. Однако интуитивное познание несуществующего предмета представляется противоречием.
Еще более острая проблема встает в связи с тем, как Оккам понимает отношения между миром и Богом. Отрицание Оккамом реальности всех отношений вне ума включает и отрицание отношения мира и Бога[349]. Реальные различия вне ума всегда подразумевают отделенность: все индивиды сущностно и реально не связаны друг с другом. Но Бог и мир различны, следовательно, они отделены друг от друга. Между миром и Богом нет необходимой связи, хотя мы и не должны делать вывод, говорит Оккам, что эта философская истина подтачивает основы веры. Вспомним, что философская истина никак не помогает вере, но и не служит ей препятствием. Здесь возникает проблема, поскольку Оккам, заявляя, что нет реальной или необходимой связи между Богом и миром, одновременно утверждает, что мир зависит от Бога[350]. Чтобы избежать этого явного противоречия — утверждения и одновременного отрицания необходимой связи, — мы должны предположить, что они принадлежат философии и теологии соответственно. Естественный разум заставляет нас прийти к выводу, что связь между миром и Богом утверждается в качестве простой, а не персональной, суппозиции[351].
340
Первый вывод: для того, чтобы обладать интуитивным знанием, необязательно предполагать существование чего-либо вне интеллекта — ни познаваемой вещи, ни, прежде всего, видов. Это доказывается тем, что не нужно совершать с помощью многого то, что равным образом может быть совершено с помощью меньшего; причем интуитивного знания можно достичь интеллектом и рассмотрением вещей, не прибегая ни к каким видам.
Prima est quod ad cognitionem intuitiuam habendam non oportet aliquid ponere praeter intellectum et rem cognitam, et nullam speciem penitus. Hoc probatur, quia frustra fit per plura quod potest fieri per pauciora.
Quaestiones in librum secundum Sententiarum (Reportatio), q. 13 // Guillelmi De Ockham Opera Theologica, vol. 5, eds. G. Gál and R. Wood. St. Bonaventure, N. Y.: St. Bonaventure University, 1981.
341
Ничто не должно утверждаться как естественно необходимое, обязательно требующееся для достижения некоторой цели, если к этому не ведет определенный опыт или определенное рассуждение, основывающееся на самоочевидном; но ни то, ни другое не ведет к постулированию видов.
Item, nihil est ponendum necessario requiri naturaliter ad aliquem effectum nisi ad illud inducat ratio certa procedens ex per se notis uel experientia certa; sed neutrum istorum inducit ad ponendum speciem; igitur etc (Ibid.).
342
И когда говорится, что активный интеллект производит универсалию… это действительно так, в том смысле, что он производит некое фиктивное бытие и порождает определенный концепт в объективном бытии, на чем завершается его деятельность.
Et quando dicit quod intellectus agens facit uniuersale in actu, uerum est, quia facit quoddam esse fictum et producit quendam conceptum in esse obiectiuo, qui terminal eius actum… (Ibid.)
343
Насколько бы ни казались эти аргументы [в пользу существования необходимых отношений между творениями] трудными и явными для доказательства того, что связь есть нечто отличное от абсолютов, все же мне кажется, что есть более трудные и очевидные аргументы для доказательства другого мнения. И поэтому я выступаю против этого мнения как вообще, так и в частности относительно различных связей, которые постулируются.
Quamuis illae rationes uideantur difficiles et apparentes probandum relationem esse aliam rem ab absolutis, tamen uidetur mihi quod ad partem oppositam sunt rationes difficiliores et euidentiores. Et ita contra istam opinionem primo arguam in generali, secundo magis in speciali de diuersis relationibus quae ponuntur.
Scriptum in librum primum Sententiarum (Ordinatio) 30.1 // Guillelmi De Ockham Opera Theologica, vol. 2, eds. P. Boehner and G. Gál. St. Bonaventure, N. Y.: Franciscan Institute, 1980.
344
Во-первых, я заявляю следующее: всякая вещь, реально отличная от другой вещи, может быть понята без понятия о другой вещи и прежде всего, если ни одна из них не является частью другой. Но та вещь, которая является отношением, не может быть понята без любой другой вещи.
Primo igitur arguo sic: omnis res realiter distincta ab alia potest intelligi, illa alia non intellecta, et maxime si neutra illarum rerum sit pars alterius; sed impossibile est aliquam rem, quae est relatio, intelligi sine omni alia re (Ibid.).
345
Главная посылка представляется очевидной, поскольку понятие об одной вещи, совершенно отделенной от другой, по-видимому, не зависит от другой, так же как понимание следствия не зависит от понимания его сущностной причины. Но здесь нет ни неудобства, ни противоречия, ведь то, что является следствием, может быть понято без понимания его причины.
Maior uidetur manifesta, quia non plus dependet intellectio unius rei totaliter disparatae ab alia re disparata, quam intellectio effectus ab intellectione causae suae essentialis. Sed non est inconueniens nec includit contradictionem, illud quod est effectus intelligi sine sua causa intellecta (Ibid.).
346
Итак, таким же образом, если бы подобие или другое такое отношение были вещью отличной от абсолюта и свободной от соответствующего отношения, не было бы неприемлемым понимать это без всякого абсолюта и без понимания какого-либо другого отношения.
Igitur eodem modo, si similitude uel aliqua talis relatio sit alia res ab absolutis et a relatione correspondente, non repugnat sibi intelligi nullo intellecto absoluto et etiam nulla relatione alia intellecta (Ibid.).
347
Итак, очевидно, что с помощью интуитивного познания мы выносим суждение о существовании вещи, когда она существует, и это происходит либо в силу естественной интуиции, либо эта интуиция обусловлена сверхъестественным, т. е. одним только Богом. Ибо если интуиция естественна, то она может осуществляться, только если объект существует и наличествует в необходимой близости, потому что расстояние между объектом и способностью может быть столь великим, что естественным образом способность не может интуировать этот объект… Но если она [интуиция] сверхъестественна, например, если Бог является причиной наличия у меня интуитивного знания о каком-то предмете, существующем в Риме, то непосредственно в момент получения интуитивного знания об этом я могу вынести суждение, что то, что я интуирую и вижу, существует, подобно тому как если бы я обладал естественным знанием об этом.
Sic igitur patet quod per cognitionem intuitiuam iudicamus rem esse quando est, et hoc generaliter siue intuitiua cognitio naturaliter causetur siue super-naturaliter a solo Deo. Nam si naturaliter causetur, tunc non potest esse nisi obiectum exsistat praesens in debita approximatione; quia tanta potest esse distantia inter obiectum et potentiam quod naturaliter non potest potentia tale obiectum intueri… Si autem sit supernaturalis, puta si Deus causaret in me cognitionem intuitiuam de aliquo obiecto exsistenti Romae, statim habita cognitione eius intuitiua possum iudicare quod illud quod intueor et uideo est, ita bene sicut si illa cognitio haberetur naturaliter.
Quaestiones in librum secundum Sententiarum (Reportatio), q. 13 // Guillelmi De Ockham Opera Theologica, vol. 5, eds. G. Gál and R. Wood. St. Bonaventure, N. Y.: St. Bonaventure University, 1981.
348
Поэтому в абсолютном смысле для интуитивного познания не является необходимым никакое иное присутствие помимо такого, которое способно остановить интуитивный акт. С этим согласуется и то, что предмет должен быть ничем или он должен быть максимально удален; и как бы далеко ни находился интуитивно познаваемый предмет, я могу благодаря этому немедленно вынести суждение о том, что он существует, если он наличествует вышеуказанным способом.
Unde absolute loquendo non requiritur necessario ad cognitionem intuitiuam alia praesentia nisi quod possit actum intuitiuum terminare. Et cum hoc stat quod obiectum sit nihil, uel quod sit distans per maximam distantiam. Et quantumcumque distet obiectum cognitum intuitiue, statim uirtute eius possum iudicare illud esse si sit, modo praedicto (Ibid.).
349
Поэтому я отвечаю иначе на этот вопрос: в чем бы ни заключалась истина, тот, кто желает опираться на разум, насколько возможно для человека выносить суждение на естественных основаниях, в данных условиях с большей легкостью отрицал бы, что отношение любого рода является чем-то особым, как показано выше, чем утверждал бы противоположное. Дело обстоит так потому, что более неопровержимые аргументы для доказательства подобных вещей, истинность которых не поддерживается ни авторитетом Писания, ни высказываниями святых отцов, ни в коем случае не оказываются действенными. Поэтому я и говорю, что так же, как тот, кто желает опираться только на разум, а не обращаться к авторитету Священного Писания, сказал бы, что в Боге не может быть трех лиц единой природы, так и тот, кто пожелал бы в точности опираться на разум, возможный для нас в данных условиях, должен был бы равным образом придерживаться мнения, что отношение не является подобным всякой вещи в реальности, как многие представляют. Ибо для противоположной стороны никакого неудобства не представляют принципы, полученные чисто естественным путем, а не принятые на веру.
Ideo dico aliter ad quaestionem quod — quidquid sit de ueritate — uolens inniti rationi, quantum possibile est homini iudicare ex puris naturalibus pro statu isto, facilius teneret negando omnem talem relationem de genere relationes esse aliam rem — modo exposito prius — quam eius oppositum. Quia rationes difficiliores sum ad illam partem quam ad aliam. Immo etiam dico quod rationes, quae non innituntur Scripturae et dictis Sanctorum, ad probandum talem rem in nullo penitus sunt efficaces. Et ideo dico quod sicut ille, qui uellet praecise sequi rationem et non recipere auctoritatem Scripturae Sacrae, diceret quod in Deo non possent esse tres personae cum unitate naturae, ita qui uellet inniti praecise rationi possibili nobis pro statu isto, haberet aeque bene tenere quod relatio non esset aliquid tale in re, sicut multi imaginantur. Quia ex principiis notis ex puris naturalibus et non creditis, nullum sequitur inconueniens ad negatiuam partem. Nec potest per consequens aliquod sequens per rationem ostendi esse inconueniens.
Scriptum in librum primum Sententiarum (Ordinatio) 30.1 // Guillelmi De Ockham Opera Theologica, vol. 2, eds. P. Boehner and G. Gál. St. Bonaventure, N. Y.: Franciscan Institute, 1980.
350
Человеку обязательно требуется Бог, так чтобы Он существовал; действительно, будет противоречием, если человек существует, а Бог — нет. И все же человек поистине представляет собой некий абсолют. И если говорится, что ни один из членов отношения не может существовать без другого, то всякий является чем-то относительным, а этого явно недостаточно.
Homo necessario coexigit Deum ad hoc quod sit, — immo contradictio est quod homo sit et non Deus — , et tamen homo est uere res absoluta. Et si dicatur quod neutra relationum posset esse sine alia et ideo utraque est relatiua, hoc non sufficit (Ibid.).
351
Поэтому те, кто желает опираться на естественный разум, сказали бы, или должны были бы сказать, если они не введены в заблуждение каким-нибудь софизмом или не придерживаются определенных положений, заставляющих противоречить, а не основываться на истинных, действенных и убедительных аргументах, что в реальности ничто не является воображаемым (т. е. мыслимым) помимо абсолюта или абсолютов. Ведь отношение является либо именем, либо словом, либо концептом, либо интенцией, поскольку я полагаю, что у философов интенцией является то, что мы называем концептом.
Dicerent igitur tales uolentes inniti soli rationi, uel haberent dicere dicendo consequenter, — nisi deciperentur per aliqua sophismata uel adhaererent aliquibus propositionibus, non propter rationem ueram et efficacem et concludentem uolenti dicere oppositum — , quod in re nihil est imaginabile nisi absolutum uel absoluta. Et ita relatio nihil penitus importat in re nisi absolutum uel absoluta. Relatio tamen, siue nomen siue uox uel conceptus uel intentio in anima, — quia reputo quod apud philosophos illud idem est intentio quod nos uocamus conceptum (Ibid.).