— Так я и знал! — тоненьким от возбуждения голосом закричал Федя, глядя на крышу.

— Чего? — спокойно спросил Павел. Он был на целую голову выше брата, которому шел всего девятый год, и относился к нему несколько снисходительно.

— Вертушки-то нету! Петька Саков сбил!

— А ты откуда знаешь, что Петька?

— А он сегодня утром шел в школу на утренник и кричал, что собьет.

Павел мрачно посмотрел на крышу.

— Да, для него я делал, как же! А может, она упала? — он вынул из-за пояса книгу и протянул ее Феде. — Подержи-ко, братко.

Павел быстро влез на забор, а с забора на серую тесовую крышу, на которой там и тут изумрудными пятнами зеленел мох.

— Паш, Петька всегда пристает! — плаксиво говорил Федя, запрокинув голову. — А вчера камнем стукнул. Знаешь, как больно!

— Вот я его сам стукну! — проворчал Павел и поднялся во весь рост на крыше. Он стоял высокий, худощавый, с острыми, как у всякого подростка, локтями и коленками. Ветер теребил его непослушные темно-русые волосы. Было Павлу без малого четырнадцать лет, а по виду можно дать и все пятнадцать. — Эй ты, рыжий! — вдруг закричал он.

— Кто там? Петька? — спросил Федя, пританцовывая от волнения на месте.

— Петька.

— Ну вот, так я и знал!

— Рыжий! — кричал Павел. — Это ты вертушку сбил? Чего? Ух, я тебе сейчас дам!

Он соскользнул с крыши на забор как раз в ту минуту, когда на крыльцо из избы вышли Татьяна и ее соседка Ксения.

— Пашутка, ты зачем это через забор? — крикнула Татьяна.

— Так быстрее, маманька!

Павел скрылся на улице. Федя, не задумываясь, полез на забор следом за братом.

— Федюшка, а ты куда? Разве калитка тесна стала? Штаны порвешь!

— Не порву, маманька!

Татьяна грустно покачала головой:

— Вот озорники!.. Рассказали бы матери, какой в школе утренник был, так нет, опять на улицу!

— А, пускай, — улыбнулась Ксения. — Ведь мальчики, Таня.

— Хлопот с ними много…

Они присели на крыльце: Татьяна — высокая, худощавая, с бледным, утомленным лицом, и Ксения — низенькая, полная, очень подвижная, с неясным румянцем на загорелом лице. Обеим им было по тридцати пяти лет, с самого раннего детства связывала их большая дружба.

— Ну что ж, что хлопот много, зато ведь мальчишки у тебя смышленые, бойкие. А мне вот скучно без детей, — вздохнула Ксения.

— Да, ребята у меня хорошие… А все ж я иной раз тебе, Ксения, завидую… Ты вон ликбез уже окончила! Грамотная! В активистках ходишь, от всей деревни, можно сказать, почет.

— Ой, подружка, да ведь я чуток подучилась только, — сказала Ксения певучим грудным голосом. — А уж ворчал мой Федор на меня за это! Как вечером, бывало, в школу собираюсь, так он на дыбы: сиди дома, и все! Однако приструнила я его.

Татьяна с ласковой улыбкой взглянула на подругу:

— У тебя нрав крутой… — Она помедлила и вздохнула. — А я вот…

Ксения положила руку на плечо подруги, тихо спросила, заглядывая ей в глаза:

— А как твой?

— Не знаю… — Татьяна неопределенно повела плечами…

— Таня… нехорошо про него болтают…

— Пусть болтают! — вдруг вспыхнула Татьяна, и ее сложенные на коленях руки дрогнули. — Ведь председатель сельсовета — завистников много!

— Ты не серчай, — мягко сказала Ксения.

— Я не серчаю, — Татьяна вздохнула, помолчала. — А вообще-то трудно мне с ним, Ксеня.

— Я вижу.

В соседнем дворе мелькнула белая рубашка. К жердяному забору, разделяющему дворы, быстро подошел Данила, окликнул:

— Дядя Трофим!.. Дома он или в сельсовете?

— Дома, — неохотно ответила Татьяна и полуобернулась к двери избы: — Трофим!

— Слышу, слышу… — раздался сонный, сипловатый голос.

— Племянник кличет.

На крыльцо вышел Трофим — худощавый мужчина с седеющими усами и мешками под глазами. Он длинно зевал и, просунув руку под расстегнутый ворот, почесывал грудь.

— Чего тебе, Данила?

— Дело есть, дядя Трофим.

— Ну?

Данила не ответил, предостерегающе кивнул на Татьяну и Ксению. Трофим кашлянул.

— Татьяна, поди-ка в избе прибери.

Ксения быстро поднялась, сказала с сердцем:

— Ты уж скажи лучше: уходи, соседка, подобру-поздорову!

Трофим пожал плечами.

— Сиди, коль охота есть…

Ксения поправила платок, подняла коромысло с ведрами.

— Ты заходи, Таня… — Она ушла, не взглянув на Трофима, покачивая пустыми ведрами на коромысле.

— И мне уходить, что ли? — повернулась Татьяна. — Что за секреты завел с Данилкой?

— Поди, поди… — Трофим выждал, пока жена скрылась в избе. — Какое дело?

Данила открыл узенькую калитку в заборе, не спеша подошел к Трофиму.

— Осоку я сегодня резал…

— Ну так что ж?

— Встретил одного хромого… из кубанских кулаков.

— Что ж такого? Вон на речке Чернушке целый поселок кубанских кулаков.

— С тобой повидаться он хочет, дядя Трофим.

— Со мной? — Трофим, прищурив глаза, подозрительно взглянул на Данилу. — Чего ему надо?

— Я так понял, дядя Трофим, что не хочет он у нас на Урале оставаться. Я, говорит он, к своей Кубани привык.

Трофим усмехнулся.

— Кто же его обратно на Кубань пустит, раз он кулак и против колхозов выступал? Пускай теперь к нашему северу привыкает.

— Так он, может, и привык бы, дядя Трофим, ежели бы на Урале колхозов не было. А то ведь у нас тоже коллективизация идет.

Трофим поморщился, потрогал пальцами ус.

— Ну, когда еще до нашей деревни дойдет… Так чего ж он хочет?

Данила опасливо оглянулся, протянул ему листок бумаги.

— Вот такое удостоверение он хочет.

Председатель медленно читал. Наконец свернул бумажку и вернул ее Даниле.

— Ишь ты, чего захотел! За такое дело меня за решетку посадят!

— Дядя Трофим, — горячо зашептал Данила, — да ведь он хорошо заплатит!

Стукнула калитка. Во двор вошла девушка — молоденькая, застенчивая, с большой русой косой.

Трофим прошептал:

— Тише, учительница пришла. Нелегкая ее носит! — и с веселой улыбкой поднялся ей навстречу. — Доброго здоровья, Зоя Александровна. Рады вас видеть.

— Здравствуйте, Трофим Сергеевич. — Она остановилась у крыльца, смущенно оправила блузку, заметив косой взгляд Данилы. — Что же вы к нам в школу на праздник не пришли?

— Дела, Зоя Александровна… Дохнуть некогда.

— Жаль… Такой веселый утренник был у нас в честь окончания учебного года. Ваш сын лучше всех выступал!

— Павел-то? Он мастак выступать. Что только дальше из него выйдет!

Учительница порозовела и вновь оправила кофточку. Ее раздражал нагловатый взгляд Данилы.

— Павлик очень способный мальчик, Трофим Сергеевич! Ему обязательно дальше учиться надо. Нельзя останавливаться на начальной школе. Потом в вуз поступит.

Председатель сельсовета коротко рассмеялся:

— Эк хватили — в вуз! Горячая у вас головка, Зоя Александровна.

— А вот и поступит! — сказала Татьяна, выходя на крыльцо. — Может, учителем или там доктором станет!.. Здравствуйте, Зоечка!

— Здравствуйте, Татьяна Семеновна! Правильно вы говорите, обязательно Павлику учиться дальше надо.

— Вот пущу его по торговой части, — нахмурился Трофим. — Парень смышленый, хорошо арифметику знает… Вы ко мне по какому вопросу, Зоя Александровна?

— Я насчет ремонта школы. — Учительница села на порожек, повернувшись спиной к Даниле.

— Не предусмотрено в смете, Зоя Александровна, — покашливая, сказал Трофим. — Я же говорил вам.

Она быстро расплетала и заплетала кончик косы.

— Этого не может быть, Трофим Сергеевич! Зимой нельзя будет с ребятами заниматься!

— Не предусмотрено, — повторил он и, давая понять, что разговор окончен, прибавил: — Вот так, стало быть…

— Это ваше последнее слово? — вспыхнула учительница.

— Последнее…

Она быстро поднялась.

— Я сегодня же поеду в райком партии, Трофим Сергеевич!

— Счастливого вам пути… Передайте привет секретарю райкома товарищу Захаркину.