Кулуканов. Спасибо за угощенье... Пойдем, Серега...
Дед Серега. Н-да...
Кулуканов. Да... теперь держись!
Кулуканов и дед Серега уходят.
Федя (тихо). Паш, папанька его боится?
Павел. Кого?
Федя. Приезжего?
Павел. Не знаю... Выходит, боится.
Трофим. Не понимаю я этого Дымова - что за человек? Кубанские кулаки стреляли в него два раза в лесу... один раз ранили... А он все по району ездит! Данила!
Данила. Да, дядя Трофим?
Трофим. Сбегай в лагерь к хромому, скажи, чтоб не приходил в Герасимовку... Стой! пускай приходит, когда непогода будет - дождь или там буря... И чтоб в темноте, по огородам... Днем нарваться можно. (Уходит.)
Федя. Паш, какой это хромой?
Павел. Не знаю... Ох, братко, братко, ничего я понять не могу!
3АНАВЕС
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ВТОРАЯ
Сельсовет. У стола сидит Дымов.
Учительница (открывая дверь). Можно, Николай Николаевич?
Дымов. Да-да, конечно!
Учительница. Я к вам по очень важному делу.
Дымов. Садитесь, рассказывайте, что у вас стряслось?
Учительница. Вы подумайте, Николай Николаевич, до нового учебного года осталось два месяца, а ремонт школы еще не начинался.
Дымов. Почему?
Учительница. Морозов говорит - в смете не предусмотрено.
Дымов. Ошибается Морозов.
Учительница. Я ему тоже так говорила!
Дымов. Вы не горячитесь, Зоя Александровна...
Учительница. Да как же мне не горячиться!
Дымов. Школу вам отремонтируют. Это я вам обещаю.
Учительница. Спасибо, Николай Николаевич.
Дымов. Ну, а еще что? Говорите, говорите, Зоя Александровна. Ведь есть что сказать?
В открытое окно влетел камень.
Дымов. Это еще что? (Убегает и возвращается.) Убежал, дьявол! Кажется, какой-то гостинец... (Разворачивает привязанную записку.) «Ты, Зойка, подлюга, запомни...» Обращение-то не очень вежливое, Зоя Александровна, а? «...Если не перестанешь ты за колхоз агитировать и народ мутить, не дожить тебе до осени! Готовь себе гроб! И для приезжего у нас топор припасен, так ему и передай!»
Учительница. Это уже не в первый раз, Николай Николаевич.
Дымов. И раньше бывало?
Учительница. Зимой два раза дома у меня окна били.
Дымов. Да... Одна вы здесь... Страшно, наверно?
Учительница. Ну, что вы, Николай Николаевич, меня, как маленькую, жалеете!.. Не боюсь я... (Заплакала.)
Дымов. Зоя! Ну, не надо, не надо!
Учительница. Не буду, Николай Николаевич, простите...
Дымов. Ну, ничего! Этим нас не запугаешь!
Учительница. Да, да, конечно...
Входит Павел.
Павел (на пороге, нерешительно). Можно?
Дымов. Входи, входи.
Павел. Зоя Александровна, там ребята уже собрались. Мы ждем... эти, лозунги...
Учительница. Хорошо, Павлик, иди к ребятам. Я приду скоро.
Павел убегает.
Это сын Морозова - Павлик.
Дымов. Да-да. У него есть братишка... Федя, кажется?
Учительница. Да, Федя... А знаете, Николай Николаевич, ведь я в Герасимовке осталась, пожалуй, благодаря этому мальчику... Павлику.
Дымов. Благодаря Павлику? Не понимаю.
Учительница. Приехала я сюда в августе прошлого года. Посмотрела кругом - и заныло у меня сердце. Ведь только подумать - двадцать лет прожила в Ленинграде и вдруг - тайга, болото... комары, как туча! Пришла в школу... двор бурьяном зарос, всюду грязь, паутина, стекла выбиты... Такой мрак от всего этого у меня в сердце поднялся, что и передать нельзя!.. А ребятишки услышали, что приехала новая учительница, и сбежались. Я им говорю: «Приходите, дети, утром, будем бурьян во дворе полоть». А сама чуть не плачу. Ночью темнота - керосину не завезли в кооператив. Лежу я, кусаю губы, чтобы не разреветься, и думаю: нет, здесь я не останусь, завтра же пойду пешком в район и скажу, что возвращаюсь в Ленинград...
Дымов (с улыбкой). Утром собрала чемоданчик...
Учительница. Да, утром уложила вещи и вдруг слышу под окошком детский голос: «Здравствуйте, Зоя Александровна!» Выглянула, смотрю - тот самый черненький мальчик стоит - Павлик Морозов. «Что тебе, мальчик?» - «А вы говорили, чтобы мы пришли бурьян полоть, вот я и пришел».
Дымов. И вы?..
Учительница. И я стала полоть бурьян!
Дымов. Здорово! Честное слово, здорово! Это даже звучит символически - полоть бурьян!
Входит крестьянин Иванов.
Дымов. Вы ко мне, товарищ?
Иванов. К вам.
Дымов. Входите, входите. (Учительнице.) Так вы пришлите ко мне на квартиру своих пионеров, я приготовлю текст для лозунгов. А может, и вы с ребятами зайдете? Я хотел еще поговорить с вами о стенгазете. Да и вообще надо поговорить.
Учительница. Обязательно зайду, Николай Николаевич.
Дымов. Очень хорошо, буду ждать.
Учительница уходит.
Садитесь, товарищ.
Иванов. Ничего, мы постоим... Потому как вы человек партийный, я, значица, спросить хочу...
Дымов. Спрашивайте, товарищ. Вот знакомо мне ваше лицо, а фамилию не припомню...
Иванов. Иванов... Федор Тихонович.
Дымов. А-а! Месяц назад вы с вашей женой в район приезжали. Ксения Петровна ее зовут?
Иванов. Ее весь район знает, товарищ Дымов... Только толку мне от нее мало.
Дымов. Почему же вы так против жены настроены? Да вы садитесь!
Иванов. Так я не то, что настроенный. Я спросить хочу: могу я с ней, значица, разойтись законным образом и кому надо заявление давать?
Дымов. Федор Тихонович, зачем же расходиться-то?
Иванов. Могу сказать... Мне скрывать нечего... Ввиду разногласия.
Дымов. По какому же вопросу разногласия?
Иванов. Да вы-то, как я думаю, ее сторону примете, ну, а мне оттого не легче... Вы, верно, знаете, что она, Ксеня-то, активисткой считается.
Дымов. Знаю, знаю.
Иванов. Женотдел! Ну, ладно! Это еще полбеды... хотя, конечно, дому от этого женотдела прибыли нету. Однако пусть своими делами занимается - обчественными - раз она ликбез кончила и грамоте научилась. Я не возражаю... Детей у нас нету, не дал бог, так что времени у нее хватает. Это так. Но когда, значица, речь про наши домашние дела заходит, то уж тут ты слушай мужа. Это тоже так! Это тебе не изба-читальня!
Дымов. Да о чем у вас спор идет?
Иванов. Да все о том же, о чем теперь все люди спорят.
Дымов. О колхозе?
Иванов. О колхозе.
Дымов. Понятно. Она за колхоз, а вы...
Иванов. А я против! Ни в какой колхоз не пойду, как вы меня ни агитируйте! А силом никто заставить не может!
Дымов. Никто, никто!
Иванов. Сами посудите, товарищ Дымов... Всю жизнь я голоштанным мужичонком был - ни кола, ни двора своего не было... Все по людям с женой мыкались, батрачили. Только стал на ноги становиться, лошадку завел... на тебе - колхоз... Землица у меня, правда, неважнецкая, да все ж хлеб родит... И вот, значица, брось все это к лешему!