На самом деле, вера Кромвеля в поддержку со стороны Бога подвергалась суровым испытаниям в 1643 году. В течение этого года его все больше удручали его собственные неудачи, как и неудачи других командиров парламентских войск. Успех ограничивался победами на территории Восточной ассоциации. Всякий раз как он старался провести какую-нибудь значительную операцию во взаимодействии с другими региональными парламентскими силами, его попытки неизменно проваливались. В начале мая 1643 г., например, главные парламентские силы на востоке Мидленда под руководством лорда Грэя, графа Гроуби, и сэра Джона Гелла, Линкольнширские парламентские полки под руководством Уиллогби и войска Кромвеля не смогли (несмотря на приказы графа Эссекса) объединиться, чтобы предотвратить отправление колонны с боеприпасами от королевы Генриетты Марии на юг в Оксфорд (Генриетта Мария высадилась с иностранными войсками, запасом денег и оружия в Бридлингтоне в начале года).

Кромвель рассердился на лорда Грэя за то, что тот не смог встретить его в Стэмфорде «согласно нашему соглашению, тревожась, что Лейкестер подвергается опасности со стороны (роялистских) войск Гастингса и некоторых других войск, идущих по этому пути. Поверьте, по моему мнению, было бы лучше, если бы это был не Лейкестер, так как там мы не сможем немедленно завершить общее дело»[40].

Но на что Кромвель не был способен, так это снять с себя вину за то, что они не смогли завершить совместную акцию. Когда региональные командиры (включая сэра Джона Хогема и Майлса Корбета, а также Грэя, Гелла и Кромвеля) наконец встретились в Ноттингеме в конце мая — начале июня 1643 года, их объединенные силы оставались в состоянии паралича в течении двух недель. 2 июня Кромвель и его товарищи — командиры написали Ферфаксу, объясняя причины провала выступления против огромной армии Ньюкасла, и лучшее оправдание, которое они смогли придумать, было бесстыдно лживым: «у них имелись несомненные сведения об армии лорда Ньюкасла как о слабой и неорганизованной»[41]. Настоящими причинами их бездействия были внутренние перебранки (Хотема вскоре арестовали за предательство парламентского дела) и вопиющие финансовые беззакония. Парламентские войска все еще полагались на местные денежные взносы; конечно, этого было недостаточно. В результате, когда Кромвель обратился к мэру Колчестера из Ноттингема с просьбой о пересылке ему денег, его пехота и драгунские полки были «готовы к мятежу»[42] и ему пришлось занимать деньги у торговцев в городе, чтобы предотвратить бунт. Не удивительно поэтому, что еще одна роялистская колонна, руководимая самой королевой, прошла из Йоркшира в Оксфорд невредимой. Более того, позже, в июле, Кромвель не смог выполнить указаний Эссекса, а именно, встретить его в Мидлендсе (в Стоун Стратфорде), чтобы помочь ему в защите Оксфорда.

К лету 1643 года Кромвель был не в состоянии обеспечить военную поддержку где бы то ни было. Его положение было таким же тяжелым, как и многих других парламентских командиров. Почти в это же время западная парламентская армия под управлением сэра Вильяма Уоллера потерпела ряд поражений от сэра Ральфа Хоптона и принца Руперта в Вест-Кантри, а армия графа Эссекса находилась в безвыходном положении, окруженная роялистскими войсками в долине Темзы вблизи Оксфорда. Сам Кромвель столкнулся с главной угрозой от армии графа Ньюкасла, которая намеревалась вторгнуться в сердцевину Восточной ассоциации, и 28 июля несмотря на успешную кавалерийскую атаку Кромвеля захватила Гэйнсборо у Уиллогби, и к середине августа весь Линкольншир находился под контролем Ньюкасла. Письма Кромвеля того времени, напряженные и настоятельные, граничат с паникой. «Посмотрите, — писал он комитету в Кэмбриджшире 6 августа 1643 года, — как печально обстоят ваши дела. Больше нет времени для споров, нужно немедленно делать все возможное. Возьмитесь за дело… соберите столько добровольцев, сколько сможете, поторопите ваших лошадей». «Лорд Ньюкасл ворвется в ваше расположение, — говорил он помощникам Эссекса, наглядно поясняя это и жестоко критикуя их за роспуск армии. — Разве это способ спасения королевства?»[43].

Ясно, что для Кромвеля ответ был отрицательным, и, возможно, он уже искал политическое разрешение проблемы нехватки денег и местного патриотизма, которые выливались в гибельное состояние парламентской армии того времени. Однако не существует прямого доказательства, что Кромвель сотрудничал с теми, кто в начале августа в Вестминстере протолкнул через парламент указы, которые начали реорганизовывать Восточную ассоциацию, назначив графа Манчестера генерал-майором и уполномочив его и парламентские комитеты ассоциации призвать на военную службу 20000 человек. Не существовало и каких-либо признаков того, что эти меры оказали влияние на ход войны в Восточной Англии. Действительно, письма Кромвеля в течение следующих трех месяцев, как бы то ни было, стали еще более паническими. «Войско (Манчестера) погибнет, если чем-нибудь не помочь, — писал он Оливеру Сент-Джону 11 сентября. — Плохие советы и слабые действия уничтожили все. Извещайте сразу же или приезжайте, или все будет потеряно, если не поможет Бог»[44]. Кроме того, он стал более подавленным: «он плакал, — писал дворянин из Эссекса, докладывая о первой встрече Кромвеля с Ферфаксом в сентябре, — когда приехал в Бостон и узнал, что для него нет денег из Эссекса и других графств»[45]. К концу года вновь сообщалось, что войска Кромвеля (как и весной) были на краю мятежа.

Отчаянная ситуация принудила Кромвеля и его начальника Манчестера покинуть фронт и уехать в Лондон (Кромвель находился там с 18 января до середины февраля 1644 года) для разработки политического решения военной проблемы. Однако в Вестминстере они увидели, что не все сочувствуют их положению. К этому периоду обнаружились глубокие разногласия между парламентариями по поводу дальнейшего ведения войны. Консервативная «мирная группа» членов парламента, в которой главным был Дензил Холлес, потеряла все надежды, которые она, возможно, имела в 1642 году, на одержание решающей военной победы, и теперь она настаивала на срочном заключении мирного договора с королем и в то же время на оборонительной военной стратегии. Однако в Вестминстере были члены парламента (называемые историками «военной группой» или «средней группой»), которые сохраняли первоначальное убеждение в том, что королю надо нанести военное поражение перед тем, как важные мирные переговоры смогут начаться. Джон Пим, который в 1643 году провел в парламенте новое военное налогообложение, административную реорганизацию и союз с шотландцами, к этому времени умер. Но его дело в Палате Общин перенял Оливер Сент-Джон, работавший с группой пэров, включая лордов Сэйе и Селе и Бартона, с которыми Кромвель свободно общался до войны. Следовательно, было естественно то, что в 1644 году Кромвель возобновил эти связи ради обеспечения парламентских мер, могущих усилить восточную армию. Однако Кромвель теперь играл более важную роль, чем в 1641–1642 гг., и действовал более предусмотрительно в успешной кампании, обеспечившей для Манчестера больше денег и лучший контроль над местными командирами в Восточной Англии. 17 января он ускорил в Палате Общин принятие указа, увеличивающего на 50 % ежемесячное обложение, взимаемое с определенных графств ассоциации, и ставящего финансы под контроль центрального комитета под председательством Манчестера в Кембридже. 22 января Кромвель произнес уничижительную речь в Палате Общин, нападая на Уиллогби как на неспособного генерала и его «распущенных и богохульных командующих»[46]. В отличие от вмешательств Кромвеля в работу парламента до войны, теперь для своих выступлений он умело подбирал время, чтобы оно совпадало с координированной политической кампанией, руководимой старшими парламентскими союзниками Кромвеля, что означало его уверенное политическое чутье, а также более тесную близость к политическим событиям, чем когда-либо. Повышение Кромвеля в должности до генерал-лейтенанта Восточной ассоциации, вторым командующим после Манчестера, и назначение в недавно организованный комитет обоих королевств в Вестминстере в феврале подтвердило его новый, более важный военный и политический статус среди парламентских противников короля накануне его первой крупной военной победы.