Ступаем по заросшим железнодорожным путям; местами идем по слоновым и буйволовым тропам. Из тьмы и тумана появляются странные кубические предметы. Это останки домов, облепленные ползучей зеленью. А вот копер, такой же обросший, как все остальное. Местами попадаются полянки — зеленый ковер травы и лилии. Деревья не выросли тут потому, что буйволы вытаптывают молодые ростки.

Заброшенные поселки всегда окружены атмосферой таинственного, необычного. В гуще джунглей всего несколько лет назад был город с тысячами жителей: предприятия, больницы, железная дорога, лавки, кинематографы. Зеленый океан джунглей затопил кипучую жизнь. Люди ушли. Теперь тут обитают лесные звери да души умерших, как думает Легонг.

Сквозь косматый от тумана мрак до нас доносятся странные звуки. Внезапный треск гниющего дерева. В зеленых гротах на месте домов — кашель, хрипенье, крики. Я объясняю, что это обезьяны и свиньи, но Легонг не верит мне: неспроста у него волосы поднимаются дыбом! Но Легонгу хочется мяса, и мы не отступаем.

Проходя развалины больницы, освещаю их фонарем. Вижу буйволовый помет, слышу возмущенные крики обезьян, устроившихся на ночь на уцелевших стропилах.

Больше всего диких свиней. Они выскакивают чуть ли не из-под ног, со всех сторон слышны топот и хрюканье. Запах свиньи настолько силен, что он заглушил запах укрывшегося в чаще медведя, и встреча с ним застигла нас врасплох. К счастью, он, сердито ворча, пустился наутек.

Вдруг под купой деревьев джамбу замечаю множество мечущихся красных точек. Легонг тоже увидел их и затаил дыхание от страха. Даже меня заразил своим испугом. Что бы это могло быть? Какое это животное? Да еще с красными глазами… Но тут же я различаю: это дикобразы!

С десяток причудливых зверьков беспорядочно суетятся, бегают кругом. Мы облегченно смеемся и идем дальше.

Легонг шепотом рассказывает, что на этом самом месте было убито много белых, когда восстали китайцы-углекопы.

С тех пор прошло всего несколько лет. А сейчас кажется, что поселок уже целое столетие спит в объятиях джунглей…

От бормотания Легонга и этой странной атмосферы мне становится не по себе. Может быть, и в самом деле что-то остается от людей, которые работают, живут, любит и умирают? Может быть, в каком-то виде сохраняется излученная мозгом энергия? И убитые бродят по ночам наперекор всем нашим здравым мыслям — здравым днем, при свете солнца… Легонг ни капли не сомневается в этом и все-таки отваживается ходить здесь. Вот оно, настоящее мужество! Правда, он жмется ко мне, поближе к моему фонарю.

В доме, к которому мы подошли, слышатся медленные тяжелые шаги. Вдруг и на меня находит нелепый страх. Разве у животных бывает такая поступь?! Набираюсь храбрости, навожу фонарь, но внезапно ощущаю запах пантеры. Острый запах, в нем невозможно ошибиться, и он с быстротой солнечного луча прогоняет все призраки.

Я первый уловил его, но вот и Легонг обнаружил зверя: я вижу это по тому, как он перехватил копье. Светим туда, сюда, ищем дорогу или тропу, но видим только дом с призраками и густые, почти непролазные заросли. Надо уходить. Пантера может подкрасться на несколько метров и прыгнуть на нас раньше, чем мы ее заметим. Пока не поздно, нужно найти открытое место.

Так, есть что-то вроде звериной тропы. Пригнувшись, шагаем по ней. Дуновение ветерка гладит лицо, приносит все более явственный запах пантеры. Похоже, мы идем прямо на нее. Шаг за шагом… Всматриваюсь, где же они — громадные зеленые глаза? Скорее бы увидеть их, узнать, где зверь. Может быть, пантера рядом, в густых зарослях?

Вдруг к запаху пантеры примешивается запах оленя. Теперь, если сверкнут глаза, я не буду даже знать — олень это или пантера!

Чу! Что-то мелькнуло! Прямо перед нами. Яркий зеленый огонек — звериный глаз. Довольно высоко над землей. Пожалуй, олень. Хотя вообще-то глаза пантеры и оленя отливают почти одним цветом и равны по величине.

Дальше… Медленно идем дальше. Ружье наготове. Палец на курке. Копье Легонга а качается рядом с дулом моего ружья. Он дышит мне в затылок — часто, взволнованно дышит.

Крадемся вперед. Олень или пантера? Снова и снова включаю фонарь. Если глаз был олений, пантера должна быть где-то в другой стороне. Где?..

Сильный, резкий запах пантеры. Сильнее, чем запах оленя. Чей же глаз?

Острие копья Легонга неотступно следует за лучом фонаря. При виде широкого острого наконечника как-то спокойнее на душе. Копье — лучше ружья, когда надо встретить пантеру в прыжке. И оно в надежных руках. Тонкое древко — из тяжелого железного дерева. Выдержит ли оно вес пантеры?

Но видно глаз впереди. Не слышно шагов уходящего зверя. Осторожно идем дальше, нельзя стоять на месте. Мы должны отыскать глаза пантеры прежде, чем она прыгнет. Наконечник копья. Наконечник копья! Он защитит меня. Если… если…

Вот! Вот опять глаза! Метров десять, не больше. Низко. Над самой землей. Пантера! Конечно, она. Холодно отсвечивают неподвижные зрачки. Стрелять! Стрелять? А если пе пантера? Нет, это невыносимо. Нужно убедиться. Нужно стрелять. Промахнуться невозможно: десять метров. Я поднимаю ружье, копье подастся вперед.

Глаза исчезли!

Что-то шуршит впереди. И дрожат листья. Зверь уходит. Пли идет на нас?

К черту осторожность! Я прорываюсь сквозь кусты.

Пантера! Это пантера!

В пяти метрах от нас. Присела для прыжка. Грозная голова втянута в плечи. Хвост беспокойно дергается. Смотрит прямо на фонарь.

Молниеносно вскидываю ружье. Палец на заднем курке — буду стрелять пулей.

Вдруг пантера поворачивается ко мне боком. Палец перескакивает на передний курок, и я всаживаю ей в бок заряд оленьей картечи. Она валится как подкошенная.

Кошачьих лучше стрелять в сердце, чем в голову. Можно разнести пантере весь череп, и все-таки она успеет сделать не один опасный прыжок, прежде чем упадет замертво.

— Если бы она прыгнула, я принял бы ее на копье, — говорит Легонг.

— Или я — на голову. Смотри, Легонг! Старый зверь, все зубы сточились. Донесешь до лодки, или снимем шкуру здесь?

— Лучше снимем шкуру вместе с головой и лапами, и я понесу ее. К лодке рано идти. Сперва мы должны выследить буйвола, туан.

Он прав. Мы ведь пошли за буйволом. За оленями и дикими свиньями так далеко заходить нет нужды. Да и пантера есть у нас на Нунукане. А вот буйволов там нет.

Легонг снимает шкуру, я помогаю ему. Замечаем диких свиней. Легонг довольно цветисто выражает свое сожаление, что нельзя пристрелить их и захватить с собой. Если мы начнем стрелять по диким свиньям, нам только и будет дела, что таскать свинину к лодке.

Шкура зверя испещрена шрамами, в лапах застряли длинные шипы. Видно, старик побывал не в одной схватке и не очень разбирался, куда ступать.

Дождь усиливается.

— Знаешь, Легонг, надоело мне ходить под дождем. Пошли лучше обратно к лодке, отнесем шкуру.

— Баик, туан[22]. Переждем дождь и снова выйдем.

Не сдается. Хочет непременно добыть буйвола сегодня ночью.

Легонг первый плясун среди моих ибанов и первый охотник. Пожалуй, и самый храбрый. На охоте для него нет слишком длинной тропы и слишком тяжелой ноши.

У реки нас ждут Сарп, Асао и старый Дулла. Асао наловил рыбы и крабов. Они развели костер и соорудили из пальмовых листьев навес. Сари сварила кофе, приготовила из улова Асао ужин. Хорошо им тут у огня! Приятно бросить к ногам Сари шкуру пантеры и услышать похвалу. Отважный охотник заслужил восхищение своей жены.

— Я уже приготовил вертел жарить буйволятину, — сообщает Асао. — Думал, вы стреляли по буйволу.

— А я ему говорю — не по буйволу! — вступает Сари. — Выстрел такой глухой был, и я подумала, вы убили циветту. И вдруг — пантера! Большая пантера. Красивый вверь. Самец!

Садимся в круг у костра и ужинаем. Дождь все шумит. Кожа стала дряблой от воды, но нам жарко, от нас поднимается пар. В джунглях трубят слоны, где-то недалеко кричит олень.