— Если укусишь меня также… — размечтался мужчина. — Постой, что с твоими руками?

— Да так, ритуальная травма… — я коротко поведала ему обо всех странных случаях за сегодняшний день. Он осторожно размотал мои перевязанные ладони, что-то прошептал, подул на них, и все раны исчезли, как не бывало! Нет, все-таки определенная польза в колдовстве есть, это точно…

— Завтра у кого увидишь чирей во все лицо — тот и виновен, — усмехнулся Колдун. — Надо же, с магией заигрывать решили…

Я благодарно ему улыбнулась, чувствуя, как сытость и сонливость навалились на меня с силой снежной лавины. Колдун поцеловал меня напоследок, уложил на кровать, и, забрав корзинку, исчез.

Нет, все-таки он — потрясающий. И, наверное, то будущее, что я в запале обрисовала ему когда-то, стоит жертв с наших сторон…

Следующая неделя стала для меня натуральным кошмаром. Казалось, что в Княжестве просто нет такого дела, которое не свершилось бы с позволения, или ведома Светлой княгини.

— Светлая княгиня! Удой коров в восточных провинциях падает!

— Попробуйте кормить их получше… В крайнем случае — почитайте им стихи!

— Отправить к ним нашего палача?

— Вы что, хотите, чтобы коровы совершили массовое самоубийство?

— Светлая княгиня! После тризны и праздников казначей ушел в запой, и выходить оттуда не желает!

— Казначею — дать по шапке, от казны найти запасной ключ. И вообще, где помощники казначея?

— Так в запое…

— Светлая княгиня! Боярин Козлов позволил себе хулительно высказаться о власти княжеской.

— Двадцать плетей на конюшне.

— Так боярин же, неудобственно…

— Хорошо, двадцать плетей на площади. И да, оббейте плети тканью подороже — боярин же…

— Светлая княгиня! Казначей вышел из запоя.

— И что?

— Клянется, что случайно принял ключ за закуску, и проглотил его.

— Казначея отдать палачу. Пусть почитает ему что-нибудь особо проникновенное. И найдите, наконец, запасной ключ!

— Никак невозможно, ключ существует в единственном роде…

— Хорошо, пусть палач хоть выжмет казначея, но ключ доставить мне сегодня же! И проведите обыск в казначейском доме… У меня почему-то такое ощущение, что некоторую часть нашей казны можно найти там…

И вот так изо дня в день. Тонны пергаментов на подпись, бесконечное число указов, законов, нововведений. Неисчислимое количество жалобщиков и просильщиков. Да, я прекрасно понимала Колдуна — это нудная, выматывающая, скучная работа, но что делать? Впрочем, истинное удовлетворение доставило мне известие о том, что вдовствующая княгиня на людях показываться не изволит, ибо чирей у ней во все лицо выскочил! Не знаю кто как, а лично я считаю это справедливостью.

Поводов для раздумий добавил Альберт, укативший на родину. Дело в том, что его там тоже ждала коронация — родители умерли из-за несчастного случая на охоте. Кони испугались, понесли, споткнулись, сломали себе шеи, а наездникам — позвоночники. Престраннейший случай, однако упрекнуть Альберта не в чем — все знают, что последнее время он жил в моем тереме, ввиду подготовки к свадьбе. Надо сказать, с его отъездом я почувствовала себя гораздо увереннее и свободнее. Нет, я знала, что за мной продолжают следить, о моих шагах продолжают докладывать жениху, но… За это время я убедила себя, что он — враг. А видеть врага каждый день и мило с ним беседовать — не лучшее времяпрепровождение.

Впрочем, если вдуматься, все вышеописанное было сущими пустяками по сравнению с тем, что я вдруг поняла в конце недели. Я не хотела верить до последнего, я убеждала себя, что просто мало времени провожу на свежем воздухе, и у меня желудочное недомогание, но… я была беременна. Причем, как можно догадаться, не от своего жениха, ибо того я подпускала только к ручке, и то неохотно. Варианты «ветром надуло», «съела вишенку с косточкой» не проходили… Нет, отца ребенка я прекрасно знала, но вот от этого становилось не легче!

Помнится, был у нас такой исторический пример. Дело происходило в те времена, когда в Чудиновом бору заправлял царь нечисти Костюш. Это был как раз расцвет его правления, и он предавался любимой забаве всех правителей — похищал девиц из благородных семей. Надо сказать, что многие короли даже ведут между собой негласное состязание — кто больше похитит.

И вздумалось Костюшу однажды позариться на княжну нашу, Василису, коя приходится мне прапрапрабабкой. Девица он была бойкая, решительная и несколько несдержанная. В том плане, что тяжела на руку, а уж если полюбит кого… Один муж от неё сбежал в неизвестном направлении, второго она так приласкал подсвечником по голове, что тот всю жизнь потом косил во все стороны и хихикал не по делу, третий перед алтарем Древа клялся, что его заставили брать в жены эту разбитную девицу, а четвертый — мой прапрапрадед (официальный, по-крайней мере), большую часть жизни провел прячась от решительной женушки во всех закоулках терема. Его еще после смерти так и прозвали Древодар Неуловимый. С намеком на то, что никто никогда не знал, где его искать. А с государственными делами справлялся, поди ж ты…

Так вот, позарился Костюш на мою прапрапрабабку, похитил её, и, как водится, соблазнил. Помнится, когда за ней пришла делегация, дабы забрать обратно, дерганный и побледневший царь нечисти еще и сам втихомолку приплатил им, лишь бы забрали ретивую княжну из его дворца, который и так уже подозрительно пошатывается…

Все бы ничего, что в этом всем странного? А в том, что Василиса оказалась плодовита, и понесла от Костюша. Что было делать? В те далекие времена она была уже не замужем в третий раз, и необходимость стать «уже замужем» в четвертый назрела сама собой. Княжна не растерялась! Она соблазнила самого пригожего княжича, что был в то время в столице, а на следующий, под угрозой повешения, заставила его на себе жениться, потому как «прямо сейчас от тебя, Короедова сына, забеременела!». Юноши тогда были смущающиеся и на диво наивные, а потому в ту версию Древодар поверил беспрекословно. Хотя… Быть может, ему просто очень хотелось стать князем?

Диалог их выглядел примерно следующим образом:

— Милый, доброе утро, — протянула Василиса, томно потягиваясь в кровати.

— Доброе утро, дорогая, — подкрутил пшеничные усы Древодар, искренне надеявшийся, что ему перед уходом еще раз удастся соблазнить пылкую княжну.

— Ты ведь на мне женишься? — промурлыкала страстная Василиса.

— А? — княжичу показалось, что он ослышался. Только потому он остался в кровати.

— Женишься на мне? — рявкнула ему в ухо княжна. — Правда-правда? — вновь захлопала она ресничками.

— Зачем? — не понял Древодар. Слухи о романах княжны при дворе ходили самые разнообразные, и, при желании, из них можно было сделать целую книгу.

— Ну ты же меня уже любишь? — далеко не столь игривым тоном осведомилась княжна.

— Ну конечно! — страстно промычал Древодар, ужом пытаясь сползти с постели.

— Лежать! — рыкнула Василиса. Княжич испуганно вытянулся стрункой. — Так женишься?

— Зачем? — жалобно спросил юноша, убеждая себя, что он — бревно, и ему нет никакого дела до выгибающейся Василисы. Либо у него было с силой убеждения, либо княжна могла нравиться даже бревнам.

— Я беременна! — радостно оповестила его княжна.

— А я при чем? — праведно возмутился княжич. Василиса опустила руку, нашарила что-то из организма Древодара под одеялом, и с силой сжала.

— А при том! Или, скажешь, не твое?

— Мое, — просипел юноша, понимая, что отказ может лишить его самого ценного.

— А соблазнял меня кто? — еще более грозно поинтересовалась княжна. Древодар был правдолюбивым человеком, и не любил лгать, а потому у него были вечные проблемы с женщинами.

— Не я! — честно ответил он, вспоминая, как прошедшим вечером самостоятельная княжна зажала его в темно углу и буквально силком заставила себя соблазнить.