— Эх, серость, серость, — вздохнул Кузьмич, — Замок это. Что б такие дураки, как ты…

Кузьмич реагирует очень быстро. Гораздо быстрее, чем все известные мне виды бабочек.

— … и я, естественно, руки уберите пожалуйста, не лазали куда не надо. Открыть, что ль?

Я его вежливо попросил открыть.

Кузьмич важно пропархал до красной рукоятки, поковырялся в замке.

— Будьте любезны, — широким жестом он пригласил меня полюбоваться проделанной гигантским умом работой.

— Молоток, — похвалил я бабочку, — А теперь попробуем, что это за штука такая — «Корабельный огонь».

Схватился я за ручку. На обзорном экране появилось перекрестие. Кузьмич радостно взвизгнул. Ему нравится. Навожу перекрестие на пролетающую мимо планету. Осторожно начинаю жать курок красной ручки.

Голос сверху.

— Руки! Руки, сказал!

Какая, к чертям галактическим, красная ручка! Какие ко всем прочим ругательствам перекрестия и планеты в них. Себя бы сберечь, жизнь свою уродскую. Непутевую. Говорил мне паПа, не лезь куда не следует. И Кузьмич говорил.

— Что это было?

Он самый, имеется в виду Кузьмич, непонятным образом выкарабкался из-под меня и задал самый наипростейший на этом дурацком корабле вопрос.

Почем я знаю, что это было. Может, какая зараза инопланетная, в последнее время ее до хрена и больше развелось. А может и глюки. Это такие, тоже инопланетные твари, но более изученные наукой. Шляются где вздумается, людей пугают. Нет, на глюков непохоже. Они так громко не кричат.

— Иди, посмотри.

Как же. Пошел уже. Мне и здесь неплохо. Под панелью хоть и пыли по горло, но понадежнее, чем на открытом пространстве.

— Иди, говорю, — Кузьмич с некузьмичевской силой выпихнул меня с належанного места. Сильный зараза, когда боится. Я вон как упираюсь, а ничего поделать не могу. Придется проверить. Не съел же он меня сразу. Голос этот. Кузьмича может, и не заметил. Малой он слишком.

— Иду, иду, — привязалось насекомое. Спас на свою голову. Лежал бы да лежал в вонючей луже, не вякал, когда не следует.

На карачках подполз к дверям в командирскую рубку. Я где-то читал, что именно так должны обследовать неизвестные территории настоящие герои. Зря под дубину и нож не лезть, а осмотрительно. Именно, на карачках. Штаны постирать можно.

В капитанской рубке никого не было. И удивительного в этом тоже ничего не было. Мы ж весь кораблю облазили. Не может же голос просто так на ухо орать. Ниоткуда и мухи не берутся. Даже зеленые.

— Странно, — ниже меня вылез Кузьмич и тоже заглянул в рубку, — Я готов поклясться своей безвременно погибшей три тысячи с половиной лет бабушкой, что ничего подозрительного не вижу. А ты?

— А почему шепотом?

— Сухарей переел, — сообщил самый смелый бабочка в Галактике, — У меня есть предложение.

Вот так. Сразу предложение. Сначала под панель вперед меня, а потом предложение.

— Валяй.

— А ты, почему шепотом?

Почему, почему! Страшно, вот и шепотом.

— Пыль попала в рот.

Кузьмич поверил сразу. Он мне всегда верит. Я же его спаситель. А как же иначе? Без доверия?

Так как в пределах видимости никого и ничего страшного не намечалось, я встал с пола, спокойно отряхнул колени. Кузьмич проделал тоже самое, но более элегантно. Встряхнулся весь, подняв при этом целую тучу пыли.

— Давай свое предложение, — сказал я уже обычным голосом и слегка втиснул голову в плечи. Мало что.

— Даю, — громко ответил Кузьмич и на всякий случай, залез в мой карман, место, где он чувствовал себя наиболее спокойно.

Но и после громогласного писка Кузьмича ничего не произошло.

— Я вот что думаю, — начал Кузьмич, когда мы расположились в командирском кресле, отгородившись от злополучной красной рукоятки порядочным куском железа, который я отодрал со стены. Спокойней так, — Ты слышал голос, я слышал голос. Мы оба слышали. Значит, это нам не мерещиться. Как казалось сначала. Это справедливо и обсуждению не подлежит. Следовательно, если голос существует, нам надо найти с ним контакт. А без этого на корабле нам не жить. Друг дружку замордуем.

Справедливо. Справедливо. Надо соглашаться.

— И как ты себе это представляешь? — спросил я.

Кузьмич почесал голову, на которой топорщилось несколько волосинок. А может, их было много по его меркам, спорить не стану, не знаю.

— Ты в детстве Новый Год встречал?

— Ну, встречал.

— Давай без вот этих самых «ну». Родной язык засоряешь. А если встречал, то наверняка звал старика этого, с бородой из ваты который. Санта К. Лауса.

— Санта К. Лаус это в американских областях. А у нас Дед Мороз, борода из ваты. Он подарки нам приносит…

— Далее не важно, — остановил мои воспоминания первый помошник, — Я к чему разговор веду. Надо просто хозяина голоса позвать, и все. А теперь вспоминай и зови. Можем даже вместе.

Я напряг свой титанический ум.

— А не лучше ли просто сказать, так, мол, и так, голос, голос, люби меня, как я тебя. И все базары космические.

— Можно и так, — согласился Кузьмич, — Так даже вернее. Видишь, если захочешь, то и сам можешь соображать предложения. Давай звать.

И мы начали звать. Два одиноких, заброшенных космических скитальца, оказавшиеся один на один с неизвестностью.

Кузьмич, подтянул поясок на талии и затянул:

— Голос, выходи! Выходи, подлый…

Я вовремя зажал его в кулак и заткнул мизинцем пасть. А чтоб думал, о чем говорить. Потом показал, что он, Кузьмич, дурак полнейший. Есть такой способ.

Кузьмич поначалу сделал непонятливые глаза. Что такое, мол? Какие проблемы? Но потом понял и хлопнул ладошкой себе по губам. Соображает быстро. Я показал на себя, кивнул головой и заорал. Достаточно громко, замечу, для здравомыслящего человека.

— Эй ты, крыса корабельная! Ты думаешь, мы тебя боимся, таракана безтелого?! Да я тебя, таракана, одной левой. Одним пальцем. Одним плевком.

Кузьмич закатил глаза и рухнул в обморок. На него моя речь произвела достойное впечатление.

Я еще несколько минут разорялся. Вспоминал ругательства. Обидные прозвища. Называл голос всяческими обидными словами. Прошелся по родственникам.

Никакого эффекта. Молчит, словно рыба.

Наконец, совсем обессиленный, когда уж и пришедшему в себя Кузьмичу надоело меня слушать, я выдавил последнее, что смог придумать:

— Сам ты дерьмо, и корабль твой дерьмовый.

— А вот это ты зря.

Голос не выдержал, голос сознался, что он есть на самом деле. И он указал, какое у него самое больное место. Корабль!

— Сработало! — заорал Кузьмич и кинулся ко мне обниматься. Я то не совсем понимал его радость. Если бы я был на месте голоса, то, услышав столько про себя лестного, не простил бы этого никому, даже столь милому и симпатичному уроду, который в данную минуту обнимался с тараканом.

Примерно это и сказал голос, доносившийся, как мне показалось, со всех сторон сразу.

— Я могу и обидеться на милого и симпатичного урода и его говорящего таракана.

Я остановил Кузьмича, который приготовился с пеной на губах доказывать, что он не таракан, а самый что ни наесть настоящий думающий бабочек. Не время. Потом.

— А кто это с нами базарит? — спросил я, обращаясь в потолок.

— С тобой не базарит, а говорит космический спец корабль «ВОЛК». И совсем не четвероногое животное, как заметило тараканообразное. Вселенский Линейный Корабль. Сокращенно «ВОЛК».

— А куда буковка круглая подевалась? — до чего ж Кузьмич умен. А я и не заметил сразу.

— Да, — надо бы и мне слово веское вставить.

Голос слегка замешкался. Потом доверительно сообщил:

— Круглая буковка для красоты. А то получается нелепица какая-то. «ВЛК». Смахивает, знаете ли, на всесоюзное какое-то общество.

Кузьмич подмигнул мне и, обратившись к Голосу, спросил:

— А ведь можно сказать, что ты, предположим, «Вселенский Очень Линейный корабль»?

Голос думал долго. Очень долго. Мы устали с Кузьмичем ждать. Так и состариться можно ожидаючи.