И что же? Вдруг выяснилось, что ее Котик, груз, который она добровольно возложила на свою шею, знает источник алмазов! Где же он их отыскал?! Где?!

Маловероятно, чтобы было открыто новое месторождение. Все горы континента были исхожены вдоль и поперек, и не одну сотню раз. Что-то новенькое могли подарить лишь Ничьи земли, располагающиеся далеко на северо-востоке, за Большим Лесом или за самыми восточными провинциями Вечной Империи Ци; но до них Коту своими лапами не добраться. Второй вариант — Риттландские острова. Насколько было известно Напе, ее родичи, гномы клана Кордсдейл, периодически строили планы достичь Хаги или Одиле, построить там гномье поселение, обжиться пару столетий, а потом снарядить экспедицию дальше на север. Возможно, что в тамошних снегах найдется что-то, более интересное, чем моржовая кость. Одна загвоздка — гномы не знали, как справиться с морской болезнью. Возможность путешествовать по жидкости противоречило гномьим представлениям о мироустройстве, а потому завоевание… пардон, освоение Риттландии постоянно откладывалось.

Но теперь… Теперь у Напы образовался новый План.

Дано: Кот принес алмаз. Причем алмаз магический, да еще такой, который никто не ищет. Кому он принадлежал? Далия же сказала — мэтру Фледеграну! Найден в Королевском Дворце, это во-первых, никто камень не ищет, это во-вторых. Маги не полные дураки, чтоб такими хорошими бриллиантами разбрасываться, значит, бывший хозяин алмаза — точно ныне покойный Фледегран, это «в-третьих».

Вывод: надо поискать, какие еще камушки у мертвого мэтра водятся.

Именно поэтому весь вечер Напа носилась по кухне, изобретая и готовя изысканные яства. Поздним вечером, когда ушли последние посетители, гномка осторожно, с великим почтением, поставила перед греющимся у очага Черно-Белым Котом поднос с накрытыми крышками тарелками.

— Смотри, что я для тебя припасла. Карпаччо из телятины, копченые миноги, бараньи ребрышки с соусом из кориандра…

— Уауууу! — взвыл Кот, мигом подскочив на ноги. Он бросился к еде…

И врезался в металлическую крышку, которую Напа успела опустить буквально перед кошачьим носом.

— Получишь, если принесешь мне вот такой же камушек, — объяснила гномка, вертя перед мордой ЧБК переданный на хранение алмаз. — Посмотри, какой он красивый… — иииияяяя… — тонко намекнул Котик. Гномка почесала питомца за ушами:

— Ты, конечно, гораздо красивее. Но алмаз можно продать, а тебя — нет. Принеси мне еще один, такой же… ну, можно другой, но тоже чтоб карат на восемь-десять, не меньше… Хотя мелкие продать легче, потом никто не сможет доказать, что я их в тайнике покойного мэтра нашла, — вовремя спохватилась Напа. — Знаешь, неси всё, что найдешь — а я тебе…

Коварная гномка приподняла край тарелки. По ресторации поплыл волшебный аромат жареного мяса.

— Фсфсёоуоуооууу!! — заорал Кот.

— Всё получишь, всё, но только после того, как принесешь мне камушки. Ладно? Договорились, мой хороший?

Черно-Белый Кот не удостоил Напу ответом. Он вырвался из ее рук, разбежался — и исчез в каменной стене.

«Не слишком ли многим я рискую?» — задумалась гномка. Конечно, вырастить алмазодобывающего кота это хорошо; но что, если попутно на бедное животное воздействует столько магии, что от него будут случаться чудеса на каждом шагу?

Впрочем, черные мысли благополучно выветрились из напиной головы. Утро она встретила, поглаживая Черно-Белого Кота — тот спал, объевшийся до невозможности. Жесткие кошачьи усы утонули в остатках соуса, лапы нежно прижимали к тарелке последнее баранье ребрышко; рядом переливалась искрами горсть мелких бриллиантов и большой идеально ограненный сапфир.

Он лежал с открытыми глазами и смотрел, как мокрые хлопья снега бьются в окно. А может быть, ему снилось, что он лежит с открытыми глазами и пристально смотрит на разноцветные прозрачные квадратики, запаянные в оконный переплет.

Сон не шел. А может, ему просто чудилось, что спать он не хочет, что он лежит, раз за разом пиная подушку, чешет покрасневшие глаза, растирает горящую огнем грудь…. Рядом с кроватью — бутыль ячменного пойла, надо протянуть руку, выпить глоток… Теперь огонь не на коже, а под ней, растекается ядовитой кислотой по горлу, заставляет нутро свернутся в тугой ком…

Он не спит — или спит? Который час? Полночь? Утро? Полдень?

За окном — беспросветная зимняя серость. Сквозь плотные хлопья снега мерещатся желтые пятна факелов, с которыми обходит крепостные стены стража. В комнате горит камин, сияет магический фонарь на подставке — после смерти Шторма он вдруг начал боятся темноты. В сгущающихся сумерках ему мерещатся тени, тени, тени…

У них тысяча голов и сотня тел, они жадные и голодные, как пустынные сфинксы… Они чего-то ждут, будто им обещали… обещали — что? Он должен, должен найти ответ!

С ними бесполезно сражаться. Стоит придушить одну гадину, поднимается вторая; легче сражаться с гидрой, легче выйти в одиночку против взбешенного медведя, да что медведя! Он готов сразиться хоть с драконом, хоть с демоном, но тени… Они — ташуны-трупоеды, подкрадывающиеся исподтишка; болото, не вызывающее на поединок, но засасывающее в бесконечную беспроглядную тьму…

Теперь Она снилась ему постоянно. Вернее, теперь он видел Ее всегда, прекрасно понимая, что этого не может быть, и смиренно принимая новый симптом подступающего безумия. Она улыбалась, говорила, смеялась, качала головой… Он пытался объяснить, что иногда ее голосом говорит не она, а страшный мертвый человек с глазами жаркими, как кровь демона; но… тени снова и снова душили его, сбивали с мысли, не давали сказать главное… Потом он просыпался — в холодном поту, и слышал печальный вой Шторма.

Он должен ей сказать… но что? Он забыл. Он должен, он обещал…

«Ты обещаешь?» — скалится тень, и он уже не понимает, где сон и где явь. «Сделай, и мы навечно будем вместе!» — обещает Она. «Сделай, и душа твоя будет моей!» — хохочет мертвец.

Сон или явь? День или ночь? Всё смешалось, мир исчез, и он чувствует потоки крови, которые прожигают его насквозь…

Он обещал. Он сделает.

Если, конечно, вспомнит, что именно он обещал сделать…

Не бойся, убеждают тени. Мы подскажем. Отныне и навсегда мы будем следовать за тобой.

Королевское ммение Борингтон располагалось на севере Кавладора, в лесах между Тьюссом и Стафодаром. Когда-то Борингтон был одной из многих крепостей, защищавших северные рубежи от набегов риттландцев. Возводили твердыню в максимально неприступном месте — чтоб, значит, и лес непролазный, и мелкая речка, по которой ладьи не пройдут, и на пригорочке, чтоб отстреливаться верней… Расчет оправдался: ни один викинг на землю Борингтона не ступил. Что они, совсем медведи, чтоб лезть на вооруженную до зубов крепость, к которой редкий торговец знает дорогу? Храбрые риттландцы обходили неприступный замок стороной, атакуя Тьюсс (весьма удачно расположенный на берегу Алера) или зажиточный, богатый Стафодар.

Крепость постояла, неприступная и одинокая, а потом постепенно разрушилась. Точнее, как объяснил мэтрессе Далии советник Штрау, ее разобрали и перенесли в другое место. Пушки, знаете ли, должны стрелять, а не ржаветь без дела.

На месте бывшей крепости прадед короля Гудерана возвел большой, уютный дом, совершенно не похожий на военный форт, и завел привычку устраивать здесь зимние охоты.

Прекрасная традиция, — рассудила Далия, ознакомившись с борингтонскими реалиями. Подотчетные детишки резво носились по окрестностям, оглашая лес дикими воплями. Ажиотаж, охвативший юных принцесс и азартного принца, оказался вполне уместным — взрослые вели себя точно так же.

Каждое утро начиналось с того, что его величество с семейством и гостями собирался на охоту.

Еще затемно начинали прибывать приглашенные. Некоторые прибывали верхами; большинство предпочитало появиться с помощью магов. На специально огороженной площадке за замком клубились облака телепортирующего заклинания — и начиналась весёлая круговерть.