— В голове не укладывается, — проговорила Ольга. — Слушай, Дженничка, а ты не накручиваешь?

— Я? — возмутилась Женя. — В тот момент, когда я его застала, именно он накручивал. Ее огромную грудь на свою ладонь. А я оказалась нечаянным свидетелем чужого счастья…

— Да…

Слов у Ольги не нашлось. Она присела на краешек стула, растерянно развела руками.

— В принципе все мужчины уроды, — постановила она.

— Знаешь, все мужчины меня не интересуют, — усмехнулась Женя. — Как-то от их подвигов мне ни жарко и ни холодно… Но этот отдельно взятый урод… Сама понимаешь, чувства мои еще не угасли до конца, что бестолково и мучительно… И к тому же новая жизнь страшит. Смогу ли я выкинуть эти пять лет из памяти?

Ольга сочувственно кивала, слушая Женины пространные речи. Наконец она нарушила молчание, выбрав момент, когда та притихла:

— Может быть, вам надо поговорить?

Женя только горестно улыбнулась.

— О чем? — спросила она. — Он будет врать. И знаешь ли, в чем беда? Я теперь все время буду думать, что это не в первый раз. В сто первый. Все пять лет это было… И будет. Я максималистка. Я не хочу так…

— Нет, Дженька. Послушай, все мужчины устроены примитивно. Когда им предлагают впасть во грех, они не могут сопротивляться… Плюс к этому врожденное тщеславие. Может быть, эта особа без конца восхищалась им? И он не выдержал? Почувствовал, что должен как-то отблагодарить ее, а все эти «членистые» отчего-то уверены, что лучшего способа благодарности, чем этот, не существует… Может быть, тебе надо быть смиренной.

— Я им тоже восхищалась, — мрачно сообщила Женя. — Только и делала, что восхищалась. Почти забыла, что в принципе я тоже когда-то была личностью. Позволила стать придатком. К его восхитительной персоне…

— Нет, Женечка. Вам надо поговорить.

— Это совершенно бессмысленно, — сказала Женя. — Он пытался со мной говорить. Но дело не в нем. Во мне. Я буду теперь всегда испытывать смутное беспокойство, что я лишаю его настоящего, полноценного секса. Зачем? Я никогда не хотела быть препятствием. И сейчас не хочу…

Ольга достала сигарету и закурила. Глядя на Женю своими софилореновскими очами, поинтересовалась, что та собирается делать.

— Пока я ищу работу, — честно призналась Женя.

— Он оставил тебя без денег? — возмутилась она.

— Я сама отказалась, — развела Женя руками. — Мне показалось унизительным брать у него деньги. Он ведь обманщик.

— Совсем глупый поступок! В конце концов, ты потратила на него пять лет жизни. Семейная жизнь, шерри, это тоже труд. Надо было требовать материальную компенсацию… Так что еще один глупый поступок! Самый глупый!

— Знаю… Но согласись, гордый и красивый…

— Так. Значит, ты ушла от него без денег, как последняя идиотка… Ты вообще-то представляешь себе, что такое в наше время найти работу? Филологу?

— Я могу быть гувернанткой, — пискнула Женя.

— Кем? — переспросила Ольга. — О Господи… Ты полный наив. Ты — гувернантка… Джейн, ты видела новых русских?

— Вообще-то мой муж, — напомнила ей Женя, — новый русский. И я на него долго смотрела. Целых пять лет.

— Ага, — зловредно прошипела Ольга. — Новый он. Русский… Он так, бизнесмен средней руки… Что-то вы так и не обзавелись горничной…

— Зачем? — удивилась Женя. — Нам это было ни к чему… Мне нечего было делать целый день. И порядок никогда не был для нас чем-то важным…

— Да нет, просто у вас не было на это средств, — открыла Ольга подруге глаза на жестокую правду жизни. — Так что ты плохо себе представляешь, куда ты собралась… Сейчас я подумаю. Может, что-то придет в голову…

Мешать мыслительному процессу Жене не хотелось, тем более что он посвящался ее скромной персоне. Поэтому она постаралась сидеть тихо и молча. Для этого надо было о чем-то крепко задуматься, что она и сделала.

Почему-то задумалась Женя о коте. Как он там сидит, в коробке, и ждет своих хозяев. А может быть, он ждет именно Женю. Она вспомнила его печальные глаза, и ей стало так его жалко! А вдруг бедняга голоден?

Окончания Ольгиного мыслительного процесса Женя ждала уже с нетерпением. Наконец та решительно хлопнула себя по колену и сказала:

— Ладно. Первое время поработаешь у меня.

— Кем? — удивилась Женя. Она с трудом представляла себя в этой странной конторе, с Ольгиными «козлами»… Что она может делать? Искать неверных жен?

— Секретарем, — улыбнулась Ольга. — Пока секретарем. А там будет видно… Посидишь на телефоне, поговоришь с клиентами и с козлами тоже… Думаю, это ты сможешь. А там посмотрим.

— Я сегодня не могу работать, — испугалась Женя слишком резкой перемене жизни. — У меня…

Чуть не сорвалось с языка про голодного кота, но Женя вовремя сдержалась.

— Мне надо к квартиранту съездить. Он мне за два месяца должен… Да и с квартирой надо вопрос решить. Не могу же продолжать жить у Панкратова?

— Ладно, — милостиво разрешила ей «начальница», — приступишь к своим обязанностям с завтрашнего дня… Только не опаздывай! Рабочий день у нас начинается с десяти утра. Так что без пятнадцати десять ты должна быть на месте…

Женина собственная квартира располагалась в другом конце города. В прежние времена она добиралась туда на машине и теперь отчаянно ругала себя, что поленилась съездить раньше. Хотя кто мог знать, что счастливая, благополучная жизнь резко обрушится? Как сказала бы Люсинда — ничто не вечно под луной, и надо думать о душе. Люсинда все время думала о душе. Циничная Ольга наверняка добавила бы свою любимую фразу: «Хрусть — и пополам».

Женя долго тряслась в трамвае, предаваясь размышлениям, потом шла по дороге. По тротуару идти было нельзя. Он был завален снегом.

Она с тоской вспомнила их жилище с Панкратовым. Нет, придется прощаться со всем, иначе просто нельзя!

«Если я хочу себя уважать, я не возьму из его подлых рук ничего!»

От этих мыслей стало совсем тошно. Женя вошла в подъезд. Поднялась на второй этаж и позвонила. Никто не открыл.

«Надо было созвониться», — подумала Женя. Ключ от квартиры был, но ей показалось ужасно неудобным врываться вот так, без предупреждения. «Просто я боюсь, — догадалась она. — Я боюсь снова стать свидетельницей эротической сцены». Пусть даже на сей раз исполнителем будет человек совершенно посторонний. Но Жене-то все равно страшно… И отделаться от полученных впечатлений она никак не может… «Этак я стану сексуальной маньячкой, — усмехнулась она. — Буду относиться к жизни как к немецкой порнографии… С этим надо бороться». Она напомнила себе, что другого выхода у нее нет. Надо лечиться. «Проявляйте иронию и жалость…» «Туркменские фильмы выгодно отличаются от немецкого порно наличием музыки», — вспомнила она недавно услышанную фразу. И улыбнулась. Может быть, и в самом деле сейчас она увидит «историю из жизни туркмен-баши»… Она открыла и вошла внутрь. «В конце концов, это все-таки моя квартира, — сказала она себе. — Дождусь его тут. Или оставлю ему записку, что я при…»

Обведя глазами квартиру, Женя застыла.

Телевизора не было. И музыкального центра тоже не было. А от компьютера осталась клавиатура. Наверное, она была очень старая. Сначала Женя подумала, что все это сломалось каким-то непостижимым образом. И квартирант Костя отнес все в ремонт. Объяснение показалось вполне удовлетворительным. Она даже вздохнула с облегчением и решила попить кофе. Пройдя на кухню, Женя была неприятно удивлена тем, что сломались также ее гриль, магнитофон и еще один маленький телевизор, а также чайник и несколько фарфоровых тарелок с изображением китайских пагод. Всего перечисленного просто не было.

— Если это маленькая неприятность, то я — император Поднебесной, — пробормотала Женя. — Кажется, меня просто ограбили.

Она снова прошла в комнату и стала искать следы пребывания в этой квартире жильца.

«Он ведь показался мне таким милым, приятным мальчиком, этот Костенька. И деньги он платил. А в последние два месяца… Это я сама поленилась приехать. А он болел. — Она все еще пыталась найти ему оправдание, чтобы успокоить себя. — Все просто в ремонте. А тарелки? Тарелки, тарелки… Конечно, глупо думать, что тарелки с пагодами тоже нуждались в ремонте. Он… он просто их нечаянно разбил».