«Хоум, свит хоум»…

Нет, ей совсем не хотелось отсюда уезжать. Она открыла дверь, такую знакомую и родную, с номером «пятнадцать». «Это мое самое любимое число», — вспомнила Женя. Она в ту давнюю пору и в самом деле верила, что магическое, удачливое «пятнадцать» принесет ей счастье.

— Принесло, но ненадолго…

Если бы она помнила, что счастье выдается строгими порциями, она куда больше ценила бы эти мгновения. И — кто знает? — может быть, теперь ей не пришлось бы расплачиваться за собственное легкомыслие.

В подъезде царила тишина, и Женя покрепче прижала к себе кота — словно там, за спиной, маячила тень фатума, рока — и если бы Женя вздумала придать ему человеческие черты, он, несомненно, оказался бы похож на порочную спутницу панкратовского веселья…

— Ах, кот, кот… Кажется, если я не перестану вспоминать этот инцидент, то скоро буду нуждаться в услугах психотерапевта…

Она наконец открыла дверь и захлопнула ее, спасаясь от навязчивых теней, воспоминаний и мыслей.

Странное дело, Женя на самом деле испытывала облегчение, оказавшись внутри. Даже напомнив себе, что это уже не ее дом. Панкратовский… Тоже переполненный тенями из прошлого. Хранящий воспоминание о той, той… Нет. Она перестанет об этом думать.

— «Хоум, свит хоум» у меня теперь тоже другой, — напомнила она себе и невесело рассмеялась.

Дело было даже не в том, что та квартира была теперь осквернена, испачкана, а потому неприятна.

Просто она уже отвыкла от той квартиры. Та квартира перестала быть для Жени домом? Стала просто квартирой. А эта — дом…

Даже мысль о том, что Жене скоро придется покинуть «эти холмы и долины», отошла на задний план ее сознания, спряталась там, давая Жене возможность еще немного почувствовать себя защищенной.

Кот начал изучать пространство. Он ходил осторожно, иногда оглядывался, проверяя, на месте ли Женя и не против ли она того, что он пометил на всякий случай дальний угол…

— Не бойся, — сказала она ему. — Но и не привыкай. А то придется нам с тобой съезжать… К чему тебе новый душевный катаклизм?

Женя прошла на кухню. Ужасно хотелось есть. И немудрено — целый день она держалась на кофе. Поставила воду и только тут вспомнила про кота. Женя ничего ему не купила!

Вряд ли этот сибарит заинтересуется пельменями… Пусть даже это хорошие пельмени ручной лепки, как утверждает реклама…

— Хозяйничай тут, — сказала Женя, снова влезая в пальто. — Я сейчас вернусь…

Кот снова понял ее. Он прошел в кухню и несколько раз требовательно мяукнул.

— Подожди, — начала было Женя. — Сейчас принесу тебе еду…

И тут вспомнила, что забыла выключить газ.

Черт, выругалась она про себя. Протопав на кухню в сапогах, Женя увидела кота, сидящим рядом с плитой. «Он меня предупредил о возможной опасности», — подумала Женя.

— Хорошо, кот, спасибо, — погладила она его. — Похоже, ты настоящий друг.

Женя вышла на улицу. Стало еще холоднее, и она невольно запахнула ворот пальто.

До магазина было несколько шагов. Чуть не поскользнувшись, Женя вовремя успела ухватиться за стену. «Чертова зима, — подумала Женя. — Скорей бы она кончилась… Чертовы дворники. Они совсем перестали посыпать улицы песком…»

Чертовы улицы. Чертовы наивные аборигены, наивно считающие красивую вывеску «Эльдорадо» достижением цивилизации. И не важно, что до этого самого «Эльдорадо» придется ползти по нецивилизованному льду…

И снова чертов Панкратов…

Она очень осторожно спустилась по обледенелой тропинке. На улице было так тихо и пустынно, точно уже наступила ночь. Хотя на самом деле было только семь часов вечера. Наверняка все приникли к экранам, поглощая очередную порцию бразильской жвачки… Еще одно достижение цивилизации «по-аборигенски».

Продукты для животных были представлены весьма скупо. В основном это был «Вискас». И дорогущий «Ройял Канин». Для персов. Подумав, Женя решила, что для кота, спасшего ей только что жизнь, грешно жадничать. И купила «Ройял Канин». Денег после этого осталось совсем мало. Но на подлого Панкратова Женя тратила куда больше… И денег, и времени, и сил.

Она расплатилась и вышла на улицу. Подошел трамвай, и теперь по улице вверх вместе с ней скользила целая толпа несчастных. Они двигались молча, сосредоточенно, боясь упасть. Так же, как и Женя.

Возле самого дома она все-таки грохнулась. Пытаясь подняться, Женя почувствовала, как ее ноги снова пытаются разъехаться в разные стороны. Шапка съехала набок от титанического усердия вернуться в нормальное положение. Пальто распахнулось. «Ну и вид у меня, — подумала Женя. — Как у разгульной пьяницы».

Чья-то рука схватила ее за шиворот, и на минуту Жене показалось, что она повисла в воздухе.

Потом-то Женя оказалась на земле, но все еще не могла понять, как это вышло.

— Какого черта вы летаете по гололеду на таких каблучищах? — услышала Женя брюзгливое ворчание над своим ухом.

Она подняла голову. В темноте ничего не было видно. Только абрис фигуры и спрятавшееся в темноте лицо неведомого спасителя. Она удивилась тому, что он еще держит ее, как будто она весит мало. Так мало, что ему это ничего не стоит. Надо же, подумала она. Какие у него, однако, сильные руки. Почему-то ей снова вспомнился Панкратов. За все пять лет Панкратов ни разу не поднимал ее на руки.

За шиворот тоже, добавила она ради справедливости, улыбнувшись.

— Спасибо, — прошептала Женя, почувствовав себя страшно неловкой, неуклюжей и виноватой во всех грехах.

— Не за что, — пробурчал он. — Идите осторожнее, раз уж вам пришла в голову такая кретинская мысль. Если вам надо красиво выглядеть — так все равно вас никто в такой темноте не разглядит… Заведите себе парочку нормальных ботинок на ребристой подошве… Или мужа с машиной.

— Непременно, — пообещала ему Женя. И пошла было дальше, но тут же упала снова, проклиная наглого, вечно пьяного дворника Сашу, который ленится посыпать песком обледенелые дорожки.

Он снова оказался рядом. Поднял ее и отряхнул.

— Право, я уже начинаю думать, что вы пьяны. В дым, — пробурчал он. — Еще глупее. Нажраться спиртного и выйти погулять по гололеду в модельной; обуви…

— У меня нет других, — снова принялась оправдываться Женя. — И я вовсе не пьяна…

— Лучше бы вы были пьяны, — хмыкнул он. — Пойдемте. Я провожу вас. А то вы так и будете ползти до своих дверей…

Всю дорогу он крепко держал Женю за локоть. Каждая ее попытка снова упасть пресекалась на корню. Женя украдкой посматривала на него, и в темноте он казался ей даже симпатичным. Только очень ворчливым… Правда, рассматривать его пристально Женя ни за что бы не рискнула. Она уже поняла, что лучше не будить в нем зверя.

— Вот и мой дом, — сказала Женя, когда они оказались возле родного подъезда.

— Ну и слава Богу, — выдохнул кавалер. — Я уж думал, что вы живете на самой горе, возле леса. Хотя там вам было бы самое место…

Он развернулся и пошел прочь.

— Спасибо! — крикнула Женя ему в спину, раздумывая, почему ей было отведено место возле самого леса.

Вид у нее, что ли, такой? Как у кикиморы лесной…

Или она похожа на лесную отшельницу, безнадежно оторванную от реальности?

Он не удостоил ее ответом. Только махнул рукой, не оборачиваясь. На ходу…

— Положительно, кот, последнее время мне патологически не везет с мужчинами, — пожаловалась Женя коту.

Они сидели с ним за столом. Он ел «Ройял Канин». А Женя пельмени. Все правильно.

Сначала-то Женя думала покормить его на полу. Но потом, рассудив, что из всех встреченных сегодня особ мужского пола кот самый симпатичный, Женя поставила ему тарелку. Имеет право, в конце концов. Если бы появился Панкратов, Женя посчитала бы его достойным отужинать на полу в ванной. А кот ничего плохого ей не сделал. Даже наоборот — скрасил ее одиночество. Надо отметить, что кот к этому отнесся вполне спокойно и равнодушно. Наверное, его и раньше кормили со стола. И именно дорогим «Ройял Канином» для персов. Потому что никакой особенной радости он не выказал. Или просто жизнь научила его быть сдержанным?