Сила привычки была столь велика, что иные немцы-конвоиры еще пристреливали в ту святую ночь пленных американцев на арденнских дорогах.

Вовсе не веселились, ожидая расстрела сразу же после рождества, но до Нового года, диверсанты Скорцени, пойманные и приговоренные к смерти. Сам Скорцени, по слухам, праздновал рождество вместе с фюрером, пылко рассказывал ему об успехах своей 150-й танковой бригады.

В осажденной Бастони джи-ай сидели впроголодь. Вместо елочных игрушек использовали гранаты и пулеметные ленты. Какие-то умники из краутов, узнав, что грузовые парашюты не попали к осажденным и почти все достались немцам, надумали выстреливать в Бастонь полыми снарядами с подарками, медикаментами, кровью для переливания. Ничего из этой затеи не вышло. Джи-ай в Бастони мрачно слушали Бинга Кросби, певшего по радио про «Белое рождество». Под эту музыку умирали раненые в лазаретах.

Мир словно сошел с ума в тот военный сочельник. Навстречу немцам, выбиравшимся из Арденн, шли американцы, которые тоже выбирались из Арденн. Все смешалось и перепуталось, как тот слоеный яблочный пирог, которым тоже пытались выстрелить в направлений Бастони.

А наутро снова отличился 9-й воздушный флот США: третий день подряд он бомбил мирный, занятый американцами городок Мальмеди, донося, что беспощадно громит краутов. Стойкие мальмедийцы сидели дома, надеясь, что американские бомбардиры опять промажут. Менее стойкие прятались в подвалах Бенедиктинского монастыря. Самые стойкие похмелялись под веселые хмельные песни в ресторанах гостиниц «Европа» и «Континенталь».

Увы, таких случаев было немало. Как сообщала армейская газета «Старз энд страйпс», подобный казус произошел еще в Сицилии — тогда американцы сбили огнем зениток двадцать три своих самолета, погубив 430 летчиков и парашютистов-десантников. А в апреле американские ВВС совершили, как заявили швейцарцы, самое серьезное нарушение нейтралитета дружественной страны, разбомбив город Шафгаузен, лежащий по ту сторону границы с Верхним Эльзасом, причем убито было сорок восемь человек и сотни были ранены. Так называемая «бомбардировка высокой точности» дала совершенно неожиданные результаты, когда американская авиация, ошибившись на три мили, разбомбила целый район Белграда, убив 2000 человек и ранив несколько тысяч белградцев. А в сентябре 1944 года англо-американцы сплошь и рядом бросали жизненно важные грузы не своему десанту в районе Арнгема, а немцам.

Шли около часа по снежной целине. Вскоре Жан ушел вперед, а они задержались на небольшой полянке, Виктор почему-то забеспокоился. Глаза у него и Эрика были завязаны, оба были обезоружены. А вдруг все-таки попали в ловушку! Хорошо хоть не связали. За голенищем правого сапога у него лежал на всякий пожарный случай пружинный немецкий нож парашютиста-десантника.

По чавкающему звуку шагов в сыром снегу он определил — идут четверо. Кто-то снял повязку с глаз. Ударил свет немецкого фонарика. Светил человек пиратского вида, с одним глазом, другой глаз был закрыт черной лентой. Одноглазый сказал Алоизу по-немецки:

— Американца мы быстро проверим. Эй, Джо! Поговори с земляком.

— Будь спокоен, Карл, — сказал Алоиз, — оба они наши парни.

Из-за спины Карла вышел американец — молодой сержант пехоты.

Виктор, слушая одним ухом, уловил, что Джо спросил Эрика, из какой тот части. Стали проверять документы. Виктор вспомнил, что у него власовские бумаги, а власовцев люто ненавидели все, кроме немцев, — те их просто презирали.

К нему подошел еще один человек. Бело-розовый шрам во всю щеку, темные брови, сросшиеся на переносье, черные провалы под скулами и что-то неуловимо знакомое в лице. И вдруг, словно дело происходило не на 5-м меридиане, а где-нибудь под Москвой, Смоленском или Брянском, человек этот, взглянув при свете фонарика на Виктора, произнес на чистейшем русском языке:

— С праздничком, землячок!

Кто-то, услышав приближающийся гул самолета, затемнил свет фонарика синим фильтром, и все лица сразу стали неузнаваемыми и неживыми, как в мертвецкой.

Из послания президента США Ф. Д. Рузвельта главе Советского правительства И. В. Сталину от 24 декабря

«Для того чтобы все мы могли получить информацию, важную для координирования наших усилий, я хочу дать указание генералу Эйзенхауэру направить вполне компетентного офицера из его штаба в Москву для обсуждения с Вами положения дел у Эйзенхауэра на Западном фронте и вопроса о взаимодействии с Восточным фронтом…».

Земляка со шрамом звали Король. В землянке под густым ельником с тайным лазом, к изумлению Виктора, он познакомил его еще с двумя русскими. Все — бывшие военнопленные, рядовые и сержанты, бежавшие из разных лагерей. Сам Король — токарь с автозавода имени Сталина, пришел сюда из Рура, бежав с каторжной шахты «Мария». Валет — шахтер из Донецка, притопал в Арденны аж из Голландии, где строил на морском берегу укрепления. Длинный — портовый грузчик из Одессы — дал стрекача из шталага в Льеже, партизанить начал под Шарлеруа. Причем все это было давно, еще до освобождения Бельгии американцами и англичанами. Тут были тогда большие партизанские силы — между Льежем и Намюром действовало в лесах до четырех тысяч волонтеров свободы, славных бельгийских маки. В авангарде этой партизанской гвардии шла компартия Бельгии. Как всюду в оккупированной Европе, она была главной народной силой. Все они партизанили вплоть до освобождения, потом дожидались репатриации, но — опять пришли немцы. Американцы отступали с такой поспешностью, что догнать их было невозможно. Им было не до русских. Но не все смогли умчаться на машинах. Вот и в землянке трое американцев — Джо, Уоррен и Гарри. Ребята что надо, свои в доску. Так что в отряде было до прихода Виктора и Эрика трое русских, трое американцев, трое бельгийцев — один по происхождению немец, а также валлонец и фламандец. Сплошной интернационал, все рабочие да крестьяне. Кто не воюет, тот не ест! Они наслышаны про дела двух невидимок Буллингенского леса. Давно искали с ними встречи через Алоиза и других связных.

Эрик тем временем выяснил, что все трое американцев были из соседнего полка его же дивизии. Проверил «собачьи бирки» — солдатские медальоны, — все как будто в порядке, не самозванцы. Оказывается, погибло только два полка с приданными частями, а 424-й полковника Александра Рида сумел-таки (вот молодчина!) вовремя смыться. Все трое оставались в прикрытии. Погиб весь взвод, только они уцелели. Личность Эрика Худа-младшего, знавшего наперечет всех командиров в штабе дивизии, не вызывала никаких сомнений. К тому же все документы в порядке и знает, как зовут подружку Микки Мауса. Другое дело — лейтенант Виктор Кремлев, как он изволит величать себя. Странная, что ни говори, фигура. Когда Виктор снял с себя теплый маскировочный комбинезон, который можно было вывернуть, превратить в комбинезон обычного цвета немецкой пехоты — цвета «фельдграу», все увидели, что на кем форма немецкого лейтенанта, только на левом плече — овальный сине-бело-красный шеврон с буквами «РОА». Форма немецкая, документы власовские, а говорит, что так надо, разведчик, мол. А как проверишь, разведчик он или нет? И чей разведчик? А может, шпион власовский и есть?

— Так и у вас же, братцы, документов нет, — резонно заметил Виктор, несколько натянуто улыбаясь при шатком свете трех вермахтовских плошек.

— Мы — народ проверенный, партизанили вместе, знаем друг друга как облупленных, — напряженно проговорил Длинный.

— А меня знает Эрик Худ. Мы с ним тоже вместе партизанили.

— Без году неделю. Даже меньше. Неясный мне ты человек, — заявил одессит. — Может, и не лейтенант ты наш, а ваше благородие, поручик Русской освободительной армии, а этот американец — подставное лицо для маскарада.

Виктор оглянулся недоуменно на Эрика — что же тот не спешит на помощь! Эрик медленно сказал:

— Видит бог, нелегко, надев форму, идти на войну и драться на фронте. Еще труднее биться с врагом без формы — в партизанах, в подполье. Но всего труднее воевать в форме врага. Как воюет Виктор. Он мне спас жизнь. Я доверяю ему как самому себе.