Но как же все сходится! Вот хотя бы сегодняшняя встреча. Ласковый хлопок перчаткой по щеке и слова: «Не могу же я при Алене сознаться, что еду только из-за тебя». Сыграно изумительно, ведь самая страшная ложь — это откровенная правда. Какое лицемерие! Мирка выразилась определенно: «Твой драгоценный присматривает за водителем…»

Проклятая Мирка! Дрянь, но зато открыла мне глаза. Прямо как в каком-то дурацком романе. Вернее, нет. Там обычно подслушивают подобные разговоры либо за портьерой в спальне, устроенной в стиле Людовика XIV, либо в садовой беседке, заросшей плющом и цветущими розами. А в случае со мной — жесткий, несентиментальный реализм. Роковой разговор подслушан на унитазе.

Одно мне было непонятно: какую роль во всей этой комедии играет Мирка, отчего она так настаивает, чтобы на Сильвестра Катаржина была уже дома… Но как это выяснить, я не знала.

Я взглянула на часы. Пора было уходить.

Павел стоял у входа и заметно нервничал.

— О Господи, где ты болтаешься? — налетел он на меня.

— Ты же присматриваешь за водителем, верно? — отрезала я и умышленно замедлила шаг.

— Да он уже давно заплатил и ушел. Если девчонки его не задержат…

— Не трусь, — язвительно заметила я. — Катрин с ним справится…

Мне хотелось добавить: «Как и с тобой…» — но я удержалась. Не позволю вывести себя из равновесия, сохраню спокойствие во что бы то ни стало… Гонза дожидался нас на конечной остановке автобуса. Когда мы вывалились наружу и он увидел Катаржину, то весь аж засиял, но не успел в полной мере пережить свою радость. К нему подошел Борек, положил руку на плечо и сочувственно произнес:

— Катаржина у нас молодец, браток, свое обещание выполнила аж на двести процентов. Смотри, какую породистую кошечку с собой прихватила… Ну как? — И ткнул пальцем в автобус, с крыши которого Павел как раз подавал Мирке лыжи. — Устроишь для нее лишнюю постель, а? А то Катаржина собирается положить ее с собой.

Остолбеневший Гонза уставился на Катаржину, а та обезоруживающе улыбнулась ему и повторила свою наглую ложь:

— Она очень любит кататься на лыжах, вот я ее и пригласила. Ты ведь не рассердишься, верно?

Гонза растерянно закрутил головой, а тем временем подружка Катрин уже встала перед ним, подала руку и представилась:

— Привет! Меня зовут Мирка. Найдешь для меня местечко, хозяин?

— Найду… — без особого энтузиазма ответил Гонза, потому что мигом сообразил, какую свинью подложила ему Катаржина: за этой рыжей она спрячется от него как за каменной стеной.

— Ну, ладно, поехали, — выдавил он наконец. — Еду взяли?

Все дружно кивнули, а Катаржина сказала:

— Мирка привезла то же, что и я: консервы и бутылку рома.

— Bon,[10] — кивнул Гонза, передал Павлу два каравая хлеба, подождал, пока все наденут лыжи, и двинулся в путь.

Дорога наверх отняла у нас почти два часа. Одной бы мне хватило и половины этого времени, но из всей нашей семерки уверенно чувствовали себя на лыжах только я, Борек, к моему удивлению, и, разумеется, Гонза. Всем остальным лыжи только мешали. Павел то и дело скользил и увязал в сугробах, но мужественно двигался вперед, Зузана старалась не отставать и ни за что на свете не призналась бы, что уже на полпути почти выбилась из сил, а Катаржина с Миркой… Это было неописуемо: настоящая трагедия! В довершение всего на склоне горы подул пронизывающий ветер и запорошил мелкий снежок. Приходилось подниматься «елочкой», пробитой лыжни не было, потому что Гонза, как видно, съехал вниз на спине. Мирка, которая, по словам Катаржины, была завзятой лыжницей, а держалась на лыжах, как обезьяна на велосипеде, остановилась и во все горло облегчила душу:

— К черту такую дорогу! Хоть бы хатка какая была поблизости…

Катаржина тоже прекратила движение и укоризненно произнесла:

— Я и не знала, Мируш, что ты такая паникерша.

— Откуда я могла знать, — возразила Мирка, — что бывают такие горы?

— Как видишь, бывают, — ответила Катаржина и подбодрила: — Ну, давай, давай, не задерживай…

Я не упускала из виду обеих девчонок и заметила, что с самых Гониц держатся они натянуто. Катаржина явно с раздражением реагировала на Миркины замечания.

Наш отряд между тем остановился, все переводили дух. Я поехала вперед, чтобы сменить Борека, и, обернувшись, поддразнила:

— Ну что, молодежь, идем или нет? А то ведь, если глаза меня не подводят, уже смеркается.

Павел крикнул Гонзе:

— Сколько еще впереди? Небось километров шесть?

— Не робей, всего только пять с половиной, — ухмыльнулся Гонза. — Максимум полчаса — и мы под крышей. Пару минут можно и передохнуть…

Едва он произнес эти слова, как Борек удивил меня до глубины души. Он съехал чуть ниже, к Катаржине, протянул руку и сказал:

— Знаешь что, подружка? Давай-ка сюда свой рюкзак. Если и дальше пойдем в таком черепашьем темпе, нас тут до весны снегом завалит.

— Ты что, чокнулся? — Катаржина ушам своим не поверила. — Или всерьез?

— Я серьезен, как покойник, — захохотал Борек. — Скидывай эту штуку, и поехали. Я бы помог Зузане, но она справляется с лыжами куда лучше тебя. Ну, давай, давай, некогда ждать!.. Гонза поможет Мирке, и дело пойдет куда веселее.

Катаржина не стала больше возражать. Она сняла с плеча один ремень, второй ей помог снять Борек, а Гонзе не оставалось ничего другого, как предложить свою помощь Мирке. Та ни секунды не колебалась.

— Ну, парни, никогда бы не подумала, что вы такие джентльмены, — призналась она.

А я захлопала в ладоши:

— Браво, Борек, ты прямо герой!

И украдкой взглянула на Павла. Вид у него был замученный, ничего другого я не заметила.

— А Зузана не обидится? — забеспокоилась Катаржина. Но та ее успокоила:

— С какой стати? Я иду вполне нормально, а вот ты плетешься из последних сил.

Это, конечно, была глупость, она выбилась из сил так же, как и Катаржина, но подвиг Борека иначе не могла оценить. Гонза закинул за спину Миркин рюкзак и подбодрил нас:

— Ну, а теперь поднатужимся — и мы наверху!

Угадал он точно: через полчаса мы уже стояли у избы. И как раз вовремя. Ветер разбушевался не на шутку, а сумерки уже переходили в полную тьму. Мы сгрудились в кухне, где Гонза еще с утра предусмотрительно затопил печь. Павел зажег керосиновую лампу, мы разместились на табуретках, постели и лавке.

— Тут просто чудесно, правда, Мируш? — заметила Катаржина.

Та кивнула и улыбнулась.

— Но чудеснее всех хозяин дома. Сердечно благодарю за помощь, Йеничек…

Гонза махнул рукой:

— Надо разобраться с комнатами. Беда в том, что здесь ровно шесть постелей. Шесть постелей в четырех комнатах, включая кухню. Здесь сегодня спал я.

Он умолк, не зная, что еще сказать. Мирка перечеркнула все его планы. Вернее, Катаржина.

— Ну, — вмешался Павел, — как-нибудь устроимся, верно?

Устроились. В мансарде поселились мы с Павлом, хотя я ни на секунду не усомнилась, что Гонза рассчитывал поместить здесь Катаржину. Мебель в мансарде была солидная, постель, правда, одна, но достаточно широкая, уютная, к тому же хозяин дома положил на пол настоящую овчину, чтобы не мерзли босые королевские ножки. Когда я уселась на ней и заявила, что дальше и шагу не ступлю, Гонза так печально поглядел на меня, что даже жалко стало. Но мне обязательно надо было отвоевать себе эту комнатку, тогда я могла постоянно держать Павла в поле зрения и уверенно контролировать ситуацию.

В задней комнате внизу разместились Борек с Зузаной, а Мирка и Катаржина стали их и Гонзиными соседками. Установили мы и порядок дежурства на кухне. Первыми добровольно вызвались Мируш и Катрин: они здесь только до тридцатого, так что пускай уж отработают сразу.

— А зачем тебе ехать тридцатого? — спросила я Катаржину — Неужели не можешь остаться?

— На Сильвестра мне надо быть дома с нашими. Семейная традиция, понятно? — ответила она. — С удовольствием осталась бы, но не могу, серьезно.