Лицо светилось красотой демона. Зато жест, которым женщина погладила виски, наоборот, оказался вполне человеческим и понятным. То было движение усталого человека, который старается привести в порядок мысли и перехватить нарождающуюся головную боль. В тени от ладоней глаза прорицающей вспыхнули мягким жемчужным светом, без зрачков. Она подняла голову, посмотрела на низкий потолок пещеры, сухой и тщательно очищенный от давних рисунков, что оставили некогда первые служители Параклета-Утешающего.

- Добро пожаловать, - прошептала пепельнокожая магичка с глазами жемчужного цвета.

- Добро пожаловать…

«Дорогой дневник»

Перо зависло над страницей, чуть подрагивая острым жалом. Что писать дальше, было решительно неясно.

Елене не спалось. Причем ее охватила не просто бессонница, а странное ощущение зыбкости, нереальности происходящего. Больше всего это походило на рассказы Деда о своем втором инфаркте, когда измученный организм, обколотый лекарствами, не мог ни уснуть толком, ни выплыть из туманного марева. Дед в свое время едва не пошел по стезе литератора, но послевоенная пора оказалась беспощадна к мечтам, и талантливый юноша стал обычным медиком. Стал, но живость языка сохранил, так что любая история в его устах звучала словно эпос. Даже если речь шла о вещах весьма и весьма неприятных.

Покрутившись под одеялом три с лишним часа, Елена решила, что, наверное, хватит превозмогать непревозмогаемое, и коли сон бежит, надо что-нибудь сделать.

Умылась, походила по квартире, опустевшей до следующего полудня, то есть до возвращения родителей из поездки. Посмотрела в окно, заварила полулитровую кружку кофе. Выпила, разбавив хорошей порцией сливок. Смахнула пыль со скрещенных рапир, украшавших стену над каминной полкой. Конечно же, установить настоящий камин в городскую квартиру не имелось никакой возможности, однако отец постарался и создал очень хорошую имитацию, которая приятно разнообразила интерьер. И старые добрые «Динамо» 1970 года смотрелись над псевдокамином гораздо лучше, чем просто на ковре.

Лена улыбнулась, вспомнив спор насчет того самого ковра и вопль разгневанного Деда «Мещанство!». Пожилой медик умел сказать так, что пафосное слово смотрелось к месту и без напыщенности. Жаль, что нет его больше с семьей… Три года уж как нет.

Не спалось. Но и не бодрствовалось. Ощущение нереальности происходящего накатывало, побуждая сделать что-нибудь необычное, странное. Что-то такое, от чего стало бы ясно - это не сон, это явственная явь, явнее не бывает.

Например, можно завести дневник. Отчего бы и нет? Благо подходящая тетрадь, кажется молескин или что-то в том же роде, с рюшечками и милой картинкой, уже два с лишним года лежит в дальнем углу шкафа. Нужды в ней никак не возникало, потому что Лена пользовалась только блокнотами на пружинках, из которых так удобно было без всякой жалости рвать использованные, уже бесполезные листы. А вот для дневника красивая, очень «девочковая» тетрадка в самый раз. Ну и для такого случая можно воспользоваться специальным каллиграфическим пером «Tachikawa G».

Но вот беда - дальше двух простых слов дело не пошло. Большая черная капля собралась на кончике пера, а Елена все никак не могла решить, что же написать дальше.

«Дорогой дневник»...

Всякий, кто живет с Профита, знает, что вниз лучше всего спускаться впятером. Трое - слишком мало, ежели доход случится, добро толком не унести. А если кого еще и зацепит, то раненый да еще тот, кто его наружу потащит, вот минус две спины и четыре руки, которые уже не навьючить, не нагрузить торбами из плотной кожи с заговоренной прокладкой. Хотя конечно всякое бывало, но, как правило, тот, кого достали во тьме - не боец и не носильщик. А вытащить надо - во-первых, обычай, во-вторых, Пантократор велит, в-третьих, пока живой - точно не поднимется и не побежит догонять бывших товарищей...

Да, трое - слишком мало, пять бойцов - в самый раз. Конечно, многие лихие парни меньше чем вдесятером за Профитом не спускаются, но тут дело хитрое, тонкое. Внизу, как правило, шире, чем вдвоем по фронту не построишься, а бывает, что одному едва-едва протиснуться. Так что когда напрыгнет (а напрыгивает всегда, поэтому все разнообразие заключается в том, кто именно скакнет на сей раз), биться толком смогут лишь один-два впереди идущих. И встает, как сказал бы командный алхимик Бизо - «больнючий вопрос» - зачем платить больше тем, кто в драке не участвует?

Таким образом, пять человек - правильное число, проверенное временем. Если у всех руки растут правильным образом, то вполне хватает, чтобы навалять, как следует, любому, кто укрывается во тьме подземелий, высматривая охотников вертикальными зрачками, фасетками или вообще не выглядывает слепыми бельмами, а выслушивает чутким слухом. А ежели кого сработавшаяся пятерка не уделает, против того и вдесятером выходить смысла нет. И это тоже проверено временем.

Опять же, чем меньше рож в бригаде, тем сподручнее уносить ноги, толкотни в тесных подземельях меньше. А для того, кто живет с Профита, способность бежать быстро и далеко так же важна, как умение ловко махать топором. С мечом то вниз только дурак полезет... да и откуда у бригады деньги на хорошие мечи?

Но шесть бойцов - тоже сойдет. Как сейчас.

- Огня, - буркнул Сантели, крутя головой. - Больше огня!

В руке у командира чадил хороший факел, не выгоревший и до половины, но алхимик понял, о чем идет речь.

- Не выходит, - виновато покачал головой Бизо, водя ладонью вокруг лунного кристалла. Ладонь была грязная, с широкими черными бороздками под обломанными ногтями, а стекляшка старая, помутневшая и к тому же с трещиной. Но еще совсем недавно она источала достаточно света, а теперь едва мерцала, как будто самая паршивая свечка. Алхимик шептал под нос проверенные, надежные слова, стучал по кристаллу, гладил его, словно бедро юной девственницы (на которую у него все равно никогда не было денег, но, как известно, в мечтах все кажется слаще и желаннее).

Без толку.

- Ты поганый шарлатан, - прошипел Сантели, загоняя факел в раздвоенную вилку у стального пера рогатины, так, чтобы оружие само освещало путь впереди. - Больше огня дай или он нас здесь положит!

Бизо не ответил, продолжая бормотать и шаманить. С тем же успехом, то есть без всякого видимого результата.

- Сходили за Профитом... - прошептал Виаль, сжимая в пропотевших рукавицах толстое древко рогатины. - М-м-мать, хорошо ходили... - У копейщика начали стучать зубы.

- Заткнись, болтун, - яростно приказала Шена. - Тихо! Слушайте!

На самом деле это должен был сказать Сантели, как самый главный, однако командира отвлекла тень, скользнувшая на самой границе тьмы и тусклого света от факела.

- Не выходит, - жалобно воззвал Бизо. - Ничего не выходит!

Надо было решать, причем быстро. И Сантели решил... Но одновременно с его решением лунный кристалл засиял ярчайшим светом, какого от роду не знал, даже в свои лучшие времена, давным-давно. Именно этот свет окончательно убедил командира, что надо не просто бежать, а очень быстро бежать, потому что внизу все, что происходит внезапно и необычно - к беде.

Чернильная капля, наконец, сорвалась с пера и хлюпнулась на обложку. Елена огорченно вздохнула. Как оно обычно и случается - вещь ненужная и забытая теперь казалась важной и ценной. Тетрадь с кляксой было жалко. Да и дневник, тем более «Дорогой», с кляксой на обложке - уже какой-то не совсем ... в общем неправильный.

Только кляксы не было. Совсем. Чернильная капля как будто испарилась прямо в воздухе, растаяла в ярком свете лампы на полпути между пером и тетрадью, молескин она там или что-то другое. Девушка помотала головой, взглянула на перо. Чисто, лишь крошечные бисеринки черного, и больше ничего. И ни капли на тетради.