— Нет, дитя. Ты останешься тут или отправишься к себе домой. Бар, да еще такой гнусный, как наш, не место для детей. Особенно для детей с повышенным чувством юмора!

— Я ничего не делал! — быстро сказал Вовка. Она покладисто покивала.

— Конечно. А кто Тамиле в кофе «Фэйри» налил? Граждане из Вилабаджо забегали? Или она сама себе плеснула? Перепутала со сливками. Бедная подслеповатая Тамила…

— Она сказала, что у мамы толстые ноги! — угрюмо произнес Вовка и посмотрел на нее с вызовом. — Она все время что-то говорит — и про маму, и про тебя! Я сам слышал! И на меня орет постоянно!

— Любой заорет, если напьется средства для мытья посуды. Или хлопнет коньяку, разведенного уксусом и отменно посоленного. Что, разве подзабыл? Ну, что мы глазки прячем?

— Она мне не нравится.

— Ну и что?

— Она один раз при мне назвала маму «тупой коровой»!

Алина сделала паузу, подыскивая нужный аргумент, но тот не находился.

— А если б там была не мойка, а средство от тараканов? И скончалась бы Тамила в страшных судорогах?

— Ну и невелика потеря для сельского хозяйства! — сердито отозвался мальчишка. — К тому же разве ее отрава возьмет?.. Тетя Аля, ну можно я с тобой?

— Нет! — отрезала Алина. — Не сегодня. Можешь за компьютером посидеть. А хочешь — поработай за меня.

— А текст нормальный? А то ты мне как-то дала работу… одну страницу весь день печатал! Помнишь, статья какого-то профессора?.. Я одно предложение до сих пор помню — в каждом слове по десять ошибок делал, потом исправлял сидел… Гликопротеиновая часть рецептора тиротропин-рилизинг…

— Замолчи! — в священном ужасе сказала Алина. — Лучше поиграй во что-нибудь. Работать не надо. Или телевизор посмотри. Скоро «Профессионал» будет с Бельмондо. Хороший фильм.

— Фильм-то хороший, только Бельмондо, небось, опять в конце замочат?

— Боюсь, что да.

— А могли бы хоть разок не замочить!

— Ну, кому сейчас легко?! — философски произнесла Алина и ушла переодеваться.

Народу в «Чердачке» пока что было немного, поэтому работа не требовала особого напряжения. Большая часть столов пустовала, в баре присутствовала лишь подростковая компания, которая, попивая пиво, обсуждала преимущества и недостатки последних моделей сотовых телефонов, двое пожилых мужчин, делившихся впечатлениями от последней рыбалки, женщина средних лет, тянувшая дешевый ликер, глядя перед собой пустыми, сильно накрашенными глазами, трое раздельно сидящих парней, рассеянно разглядывавших заоконный пейзаж, и две девушки, рассказывавших друг другу последние сплетни. В солнечных лучах, заливавших бар, лениво кувыркались клубы дыма, негромко играла музыка. «Чердачок» был погружен в воскресную апатию, и его персонал в лице Тамилы, Алины и заглянувшей отдохнуть и поболтать знакомой продавщицы косметики «Орифлейм» Лены то и дело зевал. Тамила разгадывала кроссворд, с отвращением потягивая зеленый чай и потирая пальцами левый висок. Лена пылко расписывала достоинства нового тонального крема, запивая горячую рекламную речь остывающим капуччино. Алина слушала ее правым ухом, правым глазом следя за длинным сверкающим ногтем продавщицы, чертившем в каталоге поясняющие маршруты от фотографии к фотографии. Левым ухом она привычно прислушивалась к болтовне посетителей, левым глазом снова и снова перечитывала свой список. Что за этими фамилиями — сон или люди? Живые люди…

Где-то там я все равно человек! Реальный живой человек! Не компьютерная фантазия или чего там еще!

Она кусала губы. На сердце было тяжело и муторно, жизнь, как и все эти три дня, казалась глупой и пустой. Если б не этот проклятый сон, возможно, ничего этого и не было бы. Она бы, как и раньше, тихо жила. Тихо отрабатывала свой рабочий день, сдержанно переругиваясь со строптивыми посетителями или просто отмалчиваясь, и в серости дней была бы некая привычная прелесть спокойствия. Стандартная волжанская мышь… Нет, это не мог быть просто сон. Люди-тени, люди-призраки не смогли бы настолько в ней все перевернуть.

Алина полезла в сумочку за новой пачкой сигарет, и ее пальцы наткнулись на что-то длинное и острое. Она отдернула руку, потом вытащила дротик для дартса и сердито бросила его на стол. Вовочкины шалости!

Вокруг дротика была обмотана бумажка. Алина развернула ее и усмехнулась.

Передай тете Тамиле в мягкое место.

— … цвет изумительный — все тона… На коже — как шелк…

— Лена, отдохни, — перебила ее Алина, снова зевая. — Мы все равно сегодня ничего у тебя не купим.

— Да нет, я просто… — Лена улыбнулась, переворачивая красочную страницу каталога. — Последние новости. Это просто так… Почему бы не поговорить о косметике?..

— А почему не о проблемах судоходства в Суэцком канале? Или не о ценах на селедку?! Ленка, ты сейчас не на работе. Так и давай говорить не о работе. Вчера ты рассказывала абсолютно то же самое. Нет, ну если ты, конечно, оттачиваешь на нас свое мастерство коммивояжера…

— Ничего подобного! — обиделась Лена. Тамила, не отрывая глаз от кроссворда, вздернула одну бровь, потом задумчиво пробормотала:

— Что-то ты, Аля, разумничалась в последнее время. Переутомилась что ли? А ну-ка, скажи еще что-нибудь умное.

— Каждый год Нил разливается и делает страну плодородной.

Лена фыркнула, закрывая каталог. Тамила подняла голову и задумчиво посмотрела на коллегу. Алина вернула ей задумчивый взгляд, потом приветственно помахала ладонью и повернулась в профиль.

— А так лучше? Или так? Какой ракурс тебя интересует?

— А ты изменилась, Аля, — медленно и неохотно произнесла Тамила, продолжая разглядывать ее. — Удивительно, но в тебе даже появилась какая-то внутренняя сила. Не ожидала.

Алина искренне удивилась. Внутренняя сила? И это говорит Тамила, которая совсем недавно при всех назвала ее слюнтяйкой?! Странно.

— Что такое? Неужели мышь начала обрастать перьями? А если и так — тебя что — удручает этот процесс?

— Да мне поровну твои процессы! — раздраженно отозвалась Тамила, щелкая зажигалкой. — Сходи лучше пепельницу поменяй!

— Они сидят за твоим столом, ты и иди. На моих столах все в порядке.

— Тебе что — в падлу?! — Тамила бросила ручку на стол. Алина рассеянно кивнула.

— Точно. Я тут подумала, и мне в голову пришла, как ни странно, мысль. Конечно, в запарке ты вкалываешь от души, но я не понимаю, почему в такие периодические затишья твоя работа заключается в охране стула и разгадывании кроссвордов, в то время, как я или Женька должны, как девочки, суетиться и выполнять и свои, и твои обязанности? Я бы могла понять, если бы ты была старенькой немощной особой, тогда мы бы помогали тебе из гражданского сострадания. Или если бы ты хотя бы иногда по-человечески об этом просила. Даже пойти на… не буду уточнять, куда, гораздо приятней, если говорят «пожалуйста». Все люди… Но ты не говоришь. Ты рявкаешь. Мне надоело, что ты все время включаешь босса, Томка, — Алина виновато развела руками. — Ну вот надоело. Так что иди сама меняй пепельницу. Мелочь, а приятно.

— Слушай, ты… — процедила Тамила сквозь зубы, опасно сверкая глазами, но Алина перебила ее вежливым кротким тоном.

— Вы. Алина Михайловна. Стоя и почтительным шепотом. Шучу. Можешь не вставать. И кстати, Томочка, хотела тебя предупредить. Честно, как Минздрав. Если ты еще раз назовешь Женьку «тупой коровой», а ее сына — «паршивым сучонком» и настучишь Толику еще хотя бы про одну нашу замену, я отрежу тебе ноги и похороню тебя живьем… Да что же тебя так перекосило, Тамик? Не делай диагональное лицо — ты же у нас такая милашка! А?!

Лена, не выдержав, зашлась в приступе удивленного хохота, роняя сигаретный пепел на блестящий стол и обложку журнала. Тамила, задохнувшись от злости и изумления, начала очень медленно вставать, и Алина, памятуя об ее простых и тяжеловесных методах реагировать на какие-либо оскорбления, двинула стулом, тоже поднимаясь. Речь была хороша, только вначале следовало написать завещание, потому что сейчас, похоже, ее попросту убьют. Ну, вырвалось. Бывает. Раньше, правда, почему-то не бывало.