– Shall I open? – предложила брюнетка, кивая на ближайшую к ней бутылку. Ага, подумал, я, похоже, кроме Наташи есть еще одна, говорящая по-английски. Как ее – Алла? Лиля? – неважно, еще выучу.
– Давай-давай, – разрешил я, демонстрируя владение основами русского языка, а сам принялся открывать вторую бутылку. Мой русский был оценен мелодичным смехом. Когда все бокалы были наполнены, я провозгласил тост, на сей раз, на английском:
– За любовь! – а за что еще прикажете пить в такой компании? Против моего ожидания, девчушки не рассмеялись, а скорчили крайне серьезные рожицы. Эту серьезность они сохраняли всё время, пока мы чокались и пили шампанское. Блондинка, отпив глоток, попыталась поставить фужер на стол, на что черненькая и рыжая почти хором сказали:
– За любовь пьют до дна! – и блондинка подчинилась. Допив бокал, она вопросительно взглянула на Наташу, и та кивнула:
– Давай, Ирка.
Ирка (я уже почти запомнил: блондинка – это Ирина) серьезно посмотрела мне в глаза и сказала на безупречном, на мой взгляд, английском (еще одна полиглотка на мою голову!):
– Пол, мы с девочками очень хорошо знакомы с вашими произведениями.
– Счастливые, подумал я, мне бы так!
– Нам очень импонирует ваше отношение к вопросу равенства полов, – продолжала девушка.
(Интересно, какое у меня к этому отношение? Неужели я – последовательный борец за стирание грани между мужчиной и женщиной? Вместо того чтобы про Артура читать, надо было хотя бы бегло просмотреть, что там написал этот Беливук!)
– Поэтому у нас к вам предложение. Даже, скорее, просьба. Скажите, вы знакомы с историей любви сэра Ланселота и леди Дженевры?
(Вы что – сговорились все?)
– Да, разумеется, знаком. Мне, видите ли, иногда случается читать книжки.
(А где веселый смех? Что за серьезность? По-моему, я совсем недурно пошутил. Уж никак не хуже, чем про зеленые волосёнки)
– Нам бы хотелось, чтобы вы посвятили сценарий отношениям внутри любовного треугольника – Артур-Дженевра-Ланселот.
– Мне кажется, что эта тема уже неплохо освещена в литературе, – осторожно начал я, но, посмотрев на насупившиеся лица, тут же добавил, – но я подумаю. Возможно, всё будет, как вы хотите.
Девушки заулыбались и, судя по всему, собрались уходить. Мне пришло в голову, что я впервые получил шанс обсудить интересующие меня проблемы без особого применения языка жестов, и спросил:
– Девочки, а когда вам пришла идея про тему сценария?
Девушки ненадолго задумались, и Наташа ответила за всех:
– Утром. Сегодня утром, точнее, ночью, – три разноцветных головы утвердительно закивали.
– А кому именно пришла эта мысль – вам, Наташа?
Девицы начали неуверенно переглядываться, и блондинка (Ира, я запомнил – ее зовут Ира) ответила за Наташу:
– Похоже, всем вместе пришла. Мы встретились за завтраком, и все вместе так решили.
– Я правильно понимаю: каждая из вас шла на завтрак с намерением предложить подругам эту тему сценария?
Девочки ненадолго задумались и хором подтвердили моё предположение.
– А почему именно такая тема? Может быть, вы недавно обсуждали историю Джиневры или вместе смотрели фильм?
В ответ Барбариски начали пожимать плечами и недоуменно переглядываться, а потом рыжая ответила:
– Ничего особо странного в этом нет: мы же близкие подруги, о многом одинаково думаем. А главное, мы же знаем, что вы – специалист.
Конечно, ничего странного, – мысленно согласился я, – если бы вы были единственными, кто заговорил про Артура. А, поскольку это не так, то получается довольно необычно.
Затем я попросил девушек написать свои соображения по поводу сценария и передать их мне. Лучше это сделать поскорее, поскольку времени у нас немного. Мне показалось, что мы завершили формальную часть визита, и я решил познакомиться с девочками поближе. У меня начало создаваться впечатление, что то, что у нас в Америке называется «Barbie look», не полностью соответствовало их начинке. Для начала я поинтересовался происхождением названия группы. Юные интеллектуалки объяснили, что название «Барбариски» придумали сами, и в нем объединены идеи сладкого, легкомысленного и доступного, имеется аппеляция к ценностям детства, присутствует намек на имя Барби и есть кое-что из Фрейда – ведь барбариска – это леденец. Про Фрейда я не понял, но решил не уточнять и спросил про их творчество, не забыв посетовать на неглубокое знакомство с последним. В ответ на вопрос, который вполне можно было бы расценить как чисто светский, девиц вдруг, как прорвало. Они принялись говорить хором, и я с удивлением обнаружил, что английским владеют все четверо, причем владеют неплохо, кое-кто получше, чем я. Оказалось, что оценка Барбарисками их собственных опусов в целом совпадает с моей. Рассуждая о своей культурной миссии, девочки совершенно не оправдывались, но резонно заметили, что не всем дано получать удовольствие от Скрябина. Когда я уточнил, что мы сейчас обсуждаем не инструментальную музыку, а песенный жанр – вокал, говоря профессиональным языком, и при чем тут вообще Скрябин, Барбариски переглянулись и вдруг хором запели «Придите все народы мира, искусству славу воспоем» на довольно патетический мотив. Из контекста нашей беседы я догадался, что поют они Скрябина, который, к моему удивлению, оказался еще и композитором-песенником[9]. Вслух я посетовал на собственное недостаточно глубокое знание творчества великого русского композитора, а мысленно пообещал себе как-нибудь его послушать. Действительно стыдно – я осуждаю жлоба-Хоева, а сам не знаком с песнями Скрябина! Потом девочки с жаром, перебивая друг дружку, начали говорить, что наш проект – их единственный шанс сделать что-то по-настоящему хорошее. Совсем не сразу мне удалось понять, что они имеют в виду не пяток песенок, которыми порадуют зрителей сериала, а нечто совсем другое. Девушки продолжали страстно вещать, и вскоре до меня дошло, что мы снова вернулись к основной, объявленной в самом начале, цели визита. А рассказали они мне следующее: сюжет про Артура – один из самых распространенных в мире. Мало кто читал так называемые первоисточники – средневековые рыцарские романы, но фабула истории с Джиневрой известна почти всем (я благоразумно умолчал о том, что сам с фабулой ознакомился лишь сегодня через интернет). Потом девочки мне объяснили, что сюжет, с которым знакомо большинство, формирует стереотипы мышления на уровне общества. Всем известно, что измена Джиневры повлекла за собой не только смерть Артура и Ланселота, но и на корню уничтожила идею рыцарского братства – союза благородных мужчин, совершающих героические поступки во имя добра лишь просто потому, что такие поступки – их основной смысл жизни.
– Ну уж и основной, – усомнился я, – а как же служение Прекрасной Даме?
В ответ Барбариски попросили меня не прикидываться идиотом и не считать идиотками их самих. Что до разноцветных девиц, то я уже давно понял, что они отнюдь не идиотки. А что касается меня самого, мне в тот момент не удалось понять связи между своим последним замечанием и собственным идиотизмом. Поэтому улыбнувшись всем четырем разом, я дал понять, что своим заявлением лишь хотел их проверить. Или подшутить над ними. Пусть сами решают, лишь бы меня за идиота не держали. А еще я решил при случае почитать рыцарские романы про Артура.
– А что конкретно вы бы могли предложить? – перевел я беседу в конструктивное русло.
– Женщина, как и мужчина, вправе любить кого угодно. И любовь не может быть разрушительной, деструктивной. Конечно, так порой случается, но, по сути, любовь – это созидание. Сделайте так, чтобы Джиневра, предпочтя Ланселота мужу, совершила созидательный поступок!
– Вы предлагаете мне сделаться певцом адюльтера?
– Пол, кажется, мы договорились, что вы не будете над нами подшучивать. Вопрос этот очень серьезный. Когда сотня миллионов зрителей увидит известное событие в вашей интерпретации, общественная мораль сделает шаг, пусть и небольшой, но в нужном направлении, и мир станет лучше. На земле сделается больше счастливых людей и меньше несчастных! Сделайте это, ведь вы же – Мастер!
9
Как выяснилось позже, песен Скрябин, действительно, не писал. То, что я принял за песню, оказалось хоровым финалом его Первой симфонии – несколько дней спустя мне об этом рассказала Алена, наш композитор.