— Давайте не будем говорить о вас как о певице. Дело не в том, что мне не нравится ваше пение, — мне кажется, вам просто этого сейчас не хочется. Давайте поговорим о чем-то еще.

— Давайте поговорим о вас.

Я опустился на скамью. Наверное, это было ошибкой — усталость, доселе маячившая задним фоном, внезапно навалилась на меня со всей силой. На днях было много утомительной работы, да и гадания никогда не проходили бесследно… Культ и эта девушка — какая тут могла быть связь? Через нее можно получить информацию о культистах в музыкальной богеме, вычислить метастазы этого зла, пущенные на тяжелую музыкальную сцену?

— Вы ночью, на кладбище, — сказала Таня. — Выглядите довольно озабоченным и хмурым. Даже мрачным… Произошло что-то плохое?

— Происходит очень много плохого, — сказал я и потянулся за фляжкой и сигаретами. — И жить вообще мрачно. Кое-что раньше было хорошим, но потом настало «сейчас».

— Спасибо, я не пью, — отказалась она от коньяка и улыбнулась. — Ваш расплывчатый ответ похож на эту туманную погоду… Но я не думаю, что все настолько плохо, как представляется вам сейчас. Каким бы жестоким ни был удар судьбы, надо вставать и идти дальше — вновь и вновь. Если поддаваться, так себя настраивать и звучать в тон каждому негативному фрагменту жизни…

— Я понял, о чем вы, — сделав глоток, вздохнул я. — Все эти ребята, ведущие в Паутине виртуальные дневники, дабы всякий мог погрузиться в их личную трагедию, в ее черную глубину… В реальности у этих тинейджеров тоже все черное — чулки в сетку, ботинки на высоких платформах, помада. Им нравится почитывать магические книжонки и выпивать в компании себе подобных на кладбищах, сопровождая попойки мудрствованиями о безрадостном существовании и потусторонних сферах, о неразделенной любви и безнадежной депрессии… И, конечно же, о венчающем все это самоубийстве. Каждый второй парень из таких вампир или, на худой конец, обладает некими паранормальными способностями, которые на поверку, — я вспомнил свою службу Проводником и болезненно поморщился, — оказываются полной ерундой. Каждая вторая девушка ведьма или, в крайнем случае, имеет поцарапанные запястья. Фото царапин в Паутине прилагается, под каким-нибудь громким заголовком наподобие «Болью наружу». Как правило, душевные драмы и вселенское горе, с которым связаны бутафорски вскрытые вены, — не что иное, как размолвки с женоподобными бойфрендами… Странно, что вы спутали меня с таким представителем армии ваших поклонников и уже начали отговаривать от самоубийства. Странно уже тем, что я не восемнадцатилетняя девочка с пирсингом, белым гримом на лице и египетским крестом на шее.

Высказав это, я почувствовал, что Таня смешалась.

— Действительно, хотя вы и выразили это несколько насмешливо… Такое ощущение, что вы прочли мои мысли… Но странности в том, что я так подумала, нет никакой. Вы сказали, что практикуете гадание на Таро, вы сидите ночью на кладбище с бледным и мрачным лицом и говорите, что сейчас все плохо… В одной вашей руке фляжка с выпивкой, и, когда вы поднимаете другую, чтобы затянуться сигаретой, я вижу повязку на запястье.

— Вы довольно внимательны, — я поправил манжет. — В таком случае вы можете отметить, что и этой рукой я действую свободно. Почти прошло, но до сих пор ношу эластичный бинт, чтобы ненароком не возобновить вывих, полученный несколько дней назад на работе. Кончать с собой — это последнее, что я стал бы предпринимать. «Не все слезы могут быть выплаканы, не все раны исцеляет время». «Ах, оставить бы себе на память кусочек этой грусти»… Дутые личные трагедии, возводимая в ранг культа ранимость и чувствительность — отнюдь не признаки сложности нервной системы. Всего лишь доказательства ее неуравновешенности. Это мне не свойственно. У меня совсем не тот возраст, не та жизнь и не та работа.

— А что у вас за работа?

— Довольно суетная… Ограничусь этим уклончивым объяснением, потому что расписывать ее мне хочется еще меньше, чем вам — давать сейчас очередное интервью.

— Тогда не стоит. Я спросила лишь потому, что многое в вас загадочно. Не скажи вы о Таро, я бы могла принять вас за молодого священника. Этот длиннополый черный плащ, этот черный жилет с белыми полосами по швам, напоминающими вверху белый воротничок… И этот крест… — она указала на фляжку. — Это что-то обозначает?

— Памятный подарок товарища. Он живет и здравствует, я был вовсе не на его могиле.

— Что же тогда привело вас сюда? Предсказание?

— Вот сейчас вы угадали.

— Значит, вы просто в плену своего восприятия. Предсказания… Я никогда их не любила, потому что не хочу знать будущего. Если меня впереди ждет нечто плохое — я предпочла бы ничего об этом не знать. Если хорошее — тоже. Если все знаешь наперед, жить скучно. Или мрачно, как вы заметили… И что же такого вы себе предсказали?

— Проблема в том, что я никак не могу это расшифровать.

— Тогда не стоит забивать себе этим голову, — улыбнулась она.

— Наверное, — согласился я. — И еще…

Комп в ее кармане зажужжал, прерывая мои слова. Она посмотрела на экран и нахмурилась. Секунду поколебавшись, нажала на кнопку ответа.

— Да, Маркус.

— Таня! — тишина делала мужской голос в динамике слышным и мне. — С тобой все в порядке?! Мне сказали, что ты отправилась одна на городское кладбище! Где ты?!

— На кладбище.

— Ты с ума сошла! Я уже подъезжаю. Где ты именно?

— В центральных секторах.

— Отлично, никуда не уходи. Я буду буквально через пару минут.

— Маркус… — начала она, но тот уже положил трубку.

— Наверное, мне стоит уйти, — сказал я, поднимаясь. — Знакомство с вами было очень приятным, но всему хорошему, как я говорил, когда-нибудь наступает конец. Прощайте.

— Подождите! Неужели вы оставите меня здесь одну?

Я не читал ее мыслей, но понял — та меланхолия, с которой она легкомысленно отправлялась сюда, улетучилась после нашей беседы.

Мне следовало уходить. По всей видимости, она не была связана с Культом — никак. Поэтому делать мне тут было нечего. Приезд Маркуса мог ознаменовать все эти комические сцены ревности, в ходе которых, быть может… Мне не хотелось никого ставить на место, портить чью-то личную жизнь, оказывая медвежьи услуги.

Но на аллее уже показался свет фар. Лишая выбора, Таня взяла меня под руку, и мы вышли на асфальт.

За несколько десятков метров я прочел мысли водителя.

— Насколько я понимаю, это не ваш спутник жизни, — констатировал я.

— Маркус? — засмеялась Таня. — Конечно нет, это барабанщик нашей группы. Талантливый парень и бойфренд моей лучшей подруги. Ночи напролет они висят в Паутине… Только не говорите ему, что я пришла сюда сама. Он закатит настоящую истерику, а ворчание Луизы затянется на месяц. Преступность — их пунктик.

Машина остановилась рядом с нами, боковое стекло скользнуло вниз. Маркусом оказался длинноволосый парень в рокерской куртке. Несколько сережек висели в его левом ухе, а с груди скалился устрашающий череп… Аудиосистема выдавала забойный «дэз-метал».

— Спасибо, что приехал! — громко сказала Таня, когда мы усаживались на заднее сиденье. — Мы задержались, и начался дождь.

Маркус сделал музыку потише и облегченно вздохнул.

— Я уже испугался, что ты сошла с ума и пришла сюда одна! — Он тронулся, разворачивая машину. — Гнал как сумасшедший. Хорошо, что не взял пушку. А хотел! Везде полицейские посты. Черт знает что творится с этим чертовым миром…

— Что правда, то правда, — согласился я.

— Это Рауль, — представила меня Таня.

— Маркус, — сказал он, — или Mayhem. А лучше по-русски — Разгром.

Я кивнул.

— Вы сильно рисковали… — не отрываясь от дороги, бормотал он. — В такой час, в такое место… Да вокруг одни маньяки! Падальщики, насильники, грабители, каннибалы. И у многих такие добренькие рожи… Как у того Мясницкого Ножа. Кладбища — как раз места для таких. Они здесь, должно быть, роятся…

Хотя дорога была пуста, он то и дело косился в зеркало заднего вида, распекая в мыслях Таню.