Скорчившись за тем, что осталось от надгробия, я прощупал ментальное пространство.

Пассажиры средней машины жарились живьем, их силуэты мелькали в беспощадном огне, крутясь и мельтеша в отчаянной предсмертной пляске. Истошные вопли прорывались сквозь гул пламени. Это было горячее шоу не для слабаков, и оно смешалось с эффектом внезапности моего нападения.

Коктейль оказался слишком крепким для культистов из третьего авто. «Ангел Смерти»… Они понимали, с кем имеют дело. Их паника взлетела на некий пик, запуская все резервы организма на полный форсаж, в самой простой и доступной в этот момент деятельности.

В охваченных суматохой головах не было места осознанию того, что засаду устроил только один противник. Их позиция безнадежна против лазерного оружия. Но, скрываясь за машиной, эти четыре человека заботились только об одном — обрушить максимум ответного огня на то место, откуда были пущены алые лучи. На этом их зациклило, будто гипнозом. Им нужно было стрелять, стрелять и стрелять. И они стреляли, лихорадочно опустошая обоймы и магазины в белый свет как в копеечку.

Одна из них была женщиной.

— Ты меня не достанешь, чертов Ангел Смерти!!! — верещала она, паля из помпового ружья. — Сдохни! Сдохни! Сдо-охни!!!

Рев пламени, грохот выстрелов и свист пуль, вой тех, кого пожирал огонь… Истеричный визг культистки вливался в эту какофонию, словно резкие звуки, порожденные обезумевшим музыкантом, терзающим расстроенную скрипку.

Я дал ее ружью бухнуть еще дважды, впечатывая в плиту заряды дроби, и рискнул, быстро высунувшись из-за укрытия.

Мне посчастливилось не поймать ни одной пули, и я пустил луч у самой земли, пересекая колеса.

Хлопнули шины, и машина осела — спереди и затем, еще сильнее, сзади, где я задержал луч дольше и прожег диски. Стрельба оборвалась, сменившись криками.

Индикатор излучателя демонстрировал нулевой заряд. Я использовал эту батарею несколько дней назад, и она была последней.

Я просканировал окрестности. Окружающее пространство оглашали жуткие ментальные вопли. Агония размагничивающихся мозгов, невероятные усилия, конвульсии разума… Не уцелел никто.

Я достал пистолет, поднялся на ноги и пошел к тем, кто вопил. Первый выстрел я сделал по пути, добивая горящего культиста из средней машины.

Пассажиры заднего «Мерседеса» валялись там, откуда стреляли. Ноги всех их были обрезаны где-то посредине голени. Трое голосили, четвертый пребывал в болевом шоке. Я истратил еще четыре патрона.

Затем я отправился к головной машине и убедился, что в «кабриолете» работа окончена. Испаленное и окровавленное месиво, еще шевелящиеся тела, обрубки торсов и рук. Всех перерезало по грудь. Обивка салона и сидений горела, и ее дым мешался со смрадом паленого мяса…

Три новеньких, блестящих глянцевой чернотой «Мерседеса» сделались катафалками. Я превратил их в искореженный металлолом, а «хозяев жизни и грядущего миропорядка» — в исковерканные и обугленные трупы.

Впрочем, не все они обуглились. Мне оставалось кого обыскать.

Я подошел к последней машине — тела ее пассажиров оставались наиболее целыми. И, выругавшись, замер на месте.

На земле валялись четверо громил в одинаковых кожаных куртках, с однотипными «ирокезами» на головах. Но среди них не было той истерички, которая палила в меня из дробовика. На месте осталось лишь ее ружье. Вероятно, она бросила его и пустилась наутек как раз перед выстрелом излучателя.

Она не могла уйти далеко, но в ментальном пространстве я ее не нашел. Это означало, что она имела ментальную защиту.

Усилив восприятие, я обнаружил ее. Стрижка «под мальчика», обесцвеченные волосы, нескладное тело с непропорционально короткими ногами… Она перебирала ими как можно быстрее, петляя среди могил, — удирала в том самом направлении, откуда приехала. Ее спина мелькала среди надгробий.

Метров сорок. Она обратила назад лицо с округлившимися глазами. Уже пятьдесят…

Я не стал пускаться в погоню, выясняя, благодаря какому именно дару она обладала защитой. Вместо этого я навел пистолет и, вернув восприятие к норме, чтобы не оглохнуть в момент выстрела, надавил на спусковой крючок.

Пуля угодила между лопаток, прямо в центр рогатого черепа, нарисованного на кожаной куртке. Она ударила с силой лошадиного копыта. Культистка перелетела через надгробие и, прокатившись несколько метров под уклон, зацепилась ногой за крест. Сгоряча, в последнем усилии, она попыталась подняться — и уткнулась в землю.

Ангел Смерти все же достал ее…

Приблизившись, я сапогом перевернул ее на спину и занялся карманами.

Начало их исследования оказалось довольно интересным — я обнаружил увесистый кошелек, в котором было тысяч пять золотом. Согласно Тридцать Шестому параграфу Устава Паладина, мне принадлежали не только десять тысяч ежемесячного жалованья, но и все ценности, обнаруженные у культистов при их ликвидации. Они считались справедливо захваченными. Конечно, в параграфе имелся пункт о том, что любые трофеи могут быть изъяты руководством, — но де Круа никогда о них не вспоминал. Дома и в тайниках у меня собралось уже тысяч триста.

Кошелек перекочевал в мой карман, и затем настал черед всяческого хлама: пакетики с галутом и кокаином, пружинный нож, шприц с дозой какой-то дряни бурого цвета, презервативы, врезанный в бутылочную пробку дырявый наперсток…

Записная книжка компа была пуста. Во внутренней памяти нашлось несколько текстовых файлов — это были электронные версии магических трактатов, которые можно приобрести в любой лавчонке, продающей оккультную литературу. Остальное было забито мультимедийным контентом.

Я призадумался.

По виду эта культистка и ее компаньоны были какой-то бандой опустившихся панков… Отчего же их столь щедро финансировали? В карманах этого наркоманского отребья звенели новенькие золотые монеты, они ездили на машинах, совокупная цена которых переваливала за четверть миллиона…

Мне следовало уходить, но я медлил. Я столкнулся с чем-то, выходящим за рамки обычной деятельности послушников Внешнего Кольца.

Я запустил первое попавшееся видео. Эта самая дама возилась на экране с каким-то бородатым верзилой… Конечно, за последнее время мне не доводилось больше попадать на вечеринку в стиле садо-мазо, как вышло с ячейкой Вурца, но я вдоволь копался в компах культистов, — а значит, лицезрел их «домашнее видео». После всего тамошнего разнообразия меня тяжело было смутить обстоятельствами идиотской возни.

Я изучал обстановку.

Неверный свет настенных факелов освещал дощатые стены. Грубо сколоченный стол с початой бутылкой водки и банками консервов, топчан с грязным матрасом, на котором и происходило действие… Логово бомжей? Камера захватывала груду икон, сваленных в углу, — какое-то церковное помещение, по всей видимости, заброшенное.

Где же оно находится?

Я открыл карту и с сожалением увидел, что какие-либо пометки на ней отсутствуют. Оставались видеозаписи, по которым, быть может, я сумею понять…

Опомнившись, я спрятал комп в карман. Смотрители кладбища, переполошенные взрывом и стрельбой, наверняка уже вызвали полицию, и поэтому нужно было убираться как можно скорее.

При этой мысли меня осенило.

Кладбищенские сторожа были простой идеей, к которой я почему-то до сих пор не пришел. Кто же, как не они, должны были знать, что творится по ночам в этом месте?

Я вывел на экран своего компа карту кладбища. Сторожка значилась в восточных секторах. Как раз с той стороны и приехали машины. Сторожа — культисты?

В таком случае моя работа была далека от завершения.

Я зашарил по карманам, пересчитывая боезапас. Израсходованные батареи и пустые обоймы… В пистолете оставалось четыре патрона.

Следовало вернуться к машинам, где оставалось вдоволь оружия.

Но я и так промешкал слишком долго.

Решение было принято. Отбросив сомнения, я побежал на восток.

Когда я достиг восточных секторов, то увидел сквозь туман колокольню. Обостренным зрением я разглядел на ней силуэт человека с пулеметом.