Фридрих тем временем расположился лагерем близ Аугсбурга, где собиралось имперское войско, готовящееся к походу в Италию. Адриан понимал, что сейчас ему нечего противопоставить мощи императора. Если еще совсем недавно он требовал, чтобы оба главных участника инцидента в Безансоне принесли ему свои извинения, то теперь пришлось делать примирительное заявление самому. Это трудное для него решение было облегчено тем, что Райнальда Дассельского и Отто Виттельсбаха в то время не было в окружении Барбароссы: в качестве императорских посланцев они были отправлены в Италию. Говорили, что это поручение обоим приближенным императора, заставившим так много говорить о себе, будто бы дано было по инициативе епископа Бамбергского, который отныне не отходил от Фридриха. Папское послание, доставленное в Аугсбург двумя престарелыми кардиналами, наконец-то объяснило, что выражение «beneficium», само собой разумеется, следовало понимать как «благодеяние», а отнюдь не «бенефиций», ленное пожалование. Фридрих милостиво принял это объяснение и отпустил обратно легатов со всеми подобающими им почестями, однако не позволив им продолжить поездку по территории Германии.

Завершив объяснения с папой по поводу его благодеяний, можно было посвятить все дела и мысли предстоящему походу в Италию. Несмотря на возникший конфликт с курией, подготовка итальянской экспедиции оставалась главной заботой императора после рейхстага в Безансоне. Он считал своей неудачей, что так и не состоялась намечавшаяся на ноябрь 1157 года личная встреча с королем Франции Людовиком VII. Тот опасался, что добрые отношения императора с английским королем причинят ему вред, а укрепление позиций Барбароссы в Бургундии рассматривал как усиление угрозы для своей страны. Еще до условленной встречи он набрал войско, дабы на всякий случай быть вооруженным. Однако эти военные приготовления не остались незамеченными императором, заставив его насторожиться, так что в конце концов он уклонился от встречи с Людовиком, направив ему лишь письмо с извинениями.

В остальном же причин для беспокойства не было. На хофтаге в Регенсбурге в январе 1158 года Фридрих в очередной раз получил от герцога Чехии Владислава II подтверждение готовности участвовать в борьбе против Милана и за это короновал его королевской короной. В последующие месяцы Барбаросса непрерывно разъезжал по стране, дабы перед отправкой в Италию уладить как можно больше дел в немецких землях. Он объехал Франконию, Швабию и прирейнские области. Этот длинный путь император проделал по зимней стуже верхом на коне, зачастую даже без остановки на обед — лишь бы не терять драгоценного времени.

В начале 1158 года канцлер Райнальд Дассельский и пфальцграф Отто Виттельсбах с небольшим отрядом рыцарей отправились в Италию, чтобы подготовить очередное прибытие туда императора. Во главе своей немногочисленной дружины они проскакали через всю Северную и Центральную Италию, требуя от каждого города присягнуть на верность Фридриху I. Присяга включала в себя торжественное обязательство признать все старинные права императора и прилагать усилия для их реализации. Решительные действия личных представителей Барбароссы вскоре снискали им уважение со стороны итальянцев, встречавших их с должным почтением. В Кремоне они провели собрание знати, в котором приняли участие архиепископы Милана и Равенны, а также множество церковных и светских господ. Продолжив путь, они повстречали папских легатов, направлявшихся к императору в Аугсбург с письмом от Адриана IV, в котором, наконец-то, содержались разъяснения, необходимые для улаживания безансонского инцидента. Лишь убедившись, что послы действительно едут с целью примирения, Райнальд позволил им продолжать путь, однако выслал вперед гонца с депешей, в коей убеждал Фридриха не оказывать кардиналам-легатам свою полную милость, а, получив от них папское послание с долгожданными разъяснениями, отложить принятие решений до встречи с ним, Райнальдом, в Италии. «Ни в коем случае, — писал канцлер, — они не должны разъезжать по Германии. Если Вы поступите иначе, Вы очень пожалеете об этом!»

Едва ли кто-либо еще в Империи осмеливался писать императору в подобном тоне. Это письмо вызвало недовольство Барбароссы, судя по тому, что Райнальд не получил ответа, на что и сетовал в своем следующем послании. Однако даже эта жалоба была облачена в форму шутливой угрозы, что он, мол, пожалуй, вступит в соглашение с «сенатом римского народа», вызывавшим резкое неприятие Фридриха, «поскольку Вы на наши многочисленные письма не отвечаете ни слова — может, у Вас нет пергамента или писец слишком ленив?» Возможно, Райнальд полагал, что право на столь развязный тон ему дают беспримерные успехи, которых он добился на пару с Отто Виттельсбахом. Формально вся Северная Италия, за исключением Венеции, покорилась императору, и даже Равенна, впервые за последние 400 лет, была вынуждена присягнуть на верность ему, хотя только что заключила направленный против него договор с византийскими послами, высадившимися в Анконе.

Этот очевидный успех был обеспечен отважными действиями немцев, о которых Райнальд с гордостью написал Фридриху. Наверное, он немного прихвастнул, рассказывая, как они напали на консулов Равенны, возвращавшихся из Анконы: «Хотя их и сопровождало около 300 человек, а нас было всего десять, мы, разъярясь, устремились на них и захватили их вместе с греческими деньгами». Имея в руках таких заложников, не трудно было склонить Равенну к уступкам. Даже Анкона, собиравшаяся закрыть перед немцами ворота, сложила оружие, когда Райнальд и Отто, на скорую руку набрав из числа итальянцев войско, подошли к ней. Связи Райнальда простирались до самого Рима, где он установил тайные контакты с Октавианом, предводителем дружественной императору группировки в коллегии кардиналов. В конце своего победного донесения Барбароссе Райнальд писал: «Теперь Вы можете смело идти в Италию. Бог отдал Вам в руки всю страну. С папой и его кардиналами Вы можете делать все, что Вам заблагорассудится. И даже, ежели Вам будет угодно, Вы можете разрушить Рим!»

Тем временем Барбаросса вновь собрал свое войско на поле у реки Лех близ Аугсбурга. Генрих Лев на сей раз остался в Германии, занимаясь укреплением своего положения в Баварии и намереваясь предпринять наступление против поморских славян. В конце июня 1158 года император выступил в путь. С ним были чешский король Владислав II, сводный брат Конрад, герцог Фридрих Швабский, архиепископы Кельнский и Трирский и множество других светских и духовных князей. Войско двинулось в Италию через альпийский перевал Бреннер. Участники похода из Бургундии и Верхней Лотарингии выбрали путь через перевал Сен-Бернар, а двигавшиеся из Франконии, Нижней Лотарингии и Швабии прибыли в Италию через Септимер. Четвертый отряд составило воинство из Австрии, Каринтии и Венгрии, прошедшее через марку Фриуль и Веронскую область в долину реки По, где и воссоединилось с войском императора. Вместе с прибывшим итальянским подкреплением насчитывалось около десяти тысяч рыцарей, а всего, считая оруженосцев и боеспособных слуг из обоза, набралось до 50 тысяч воинов. Как и три года назад, для поддержания дисциплины и порядка в своем чрезвычайно пестром по составу войске Барбаросса огласил закон военного времени, по которому запрещались драки среди участников похода и пребывание в лагере женщин легкого поведения. Нарушители лишались всего своего снаряжения и изгонялись из войска. Он разделил собравшееся воинство на семь отрядов, из которых по одному отдал под начало Райнальда Дассельского и Отто Виттельсбаха, тем самым вознаградив их за доблестную службу. Командовать остальными было поручено имперским князьям.

Миланцы хорошо подготовились к отражению угрозы. Сооруженные ими укрепления протянулись вплоть до реки Адды. Сам город был надежно защищен новыми стенами и системой оборонительных валов. Говорили, что на эти цели Милан потратил баснословную сумму в 50 тысяч фунтов серебра. И тем не менее его консулы прибыли в Верону к императору, дабы попытаться по-хорошему договориться с ним. Однако приемлемого для обеих сторон соглашения не получилось, поскольку Фридрих настаивал на безоговорочном подчинении Милана. Только так, по его мнению, можно было создать в Италии обстановку, благоприятную для реализации его далекоидущих замыслов.