— Зачем-зачем… — недовольно буркнул Андрей и откинулся в кресле. Ему очень не нравилось, когда кто-то сбивал его с мысли. — Затем. Чтоб не "сперли". А у меня там — информация важная. Так вот.

— Да кто сопрет-то?

— Да хоть кто! Хоть и контора у нас на охране у "ментов", а "нарик" какой-нибудь залезть может…

— А я тебе предлагал железную дверь поставить…

— А я не хочу! — повысил голос Андрей. — В конце концов! Что у нас за страна такая, что все — в железных дверях да решетках. Надоело! Хочу — чтоб света больше. Прозрачности…

Толик цыкнул зубом, безразличным взглядом уперся в стол.

— Да, вот такой вот я! — продолжил директор. — А пока "менты" приедут, он уже убежать может. Так вот "комп" со стола он не возьмет, наверное, а вот ноутбук схватить может…

— Да ладно, ладно, — отмахнулся заместитель. — Чего с Юриком делать будем. "Халявит", паскуда…

— Мы ведь договаривались, братан. — Андрей уперся глазами в Толика. — С самого начала мы эти дела проговаривали. Всю текущую работу ведешь ты. Меня трогай только в крайних случаях. Говорил же тебе. Идея у меня есть. Мне ее надо хорошенько прорабатывать.

— Да я че, я ничего… — Толик виновато пожал плечами. — Достал просто…

— Ну так разберись. Надо уволить — готовь приказ. Я подпишу…

Дверь неслышно открылась и в кабинет "впархнула" Яночка в черном коротком воздушном платье, как всегда безукоризненно выглядевшая. Она поставила перед Андреем тяжелый литровый чайник с плетеной из какого-то гибкого материала ручкой, в котором заваривался крепкий черный чай. Сверху на крышке была положена белоснежная пиала. Это была одна из очень немногих вещей, привезенных Андреем из Москвы. Подарил один близкий знакомый. Привез не то из Вьетнама, не то из Гонконга. Чай в этом чайнике заваривался как-то особенно одухотворенно, работать помогал. Вот Андрей его и принес на работу. А с утра — можно и пакетированный заварить.

— Ага, ему завариваешь, — обиженно промычал Толик. — А мне, сколько ни прошу, чашки кофе не сделаешь.

— Перетопчешься, — коротко, но любезно отрезала Яна и удалилась.

— Тут счета пришли. — Толик смущенно поежился. — За электричество там, за воду…

— Ну так оплати. — Андрей наливал себе чай.

— Боюсь, в этом месяце в минус уйдем…

— А чего ты боишься? — хохотнул директор. — Я тебе и без всякой боязни могу сказать: в этом месяце обязательно в минус уйдем. И в следующем — тоже. И через месяц — скорее всего. Пока клиентскую базу не набьем. Не переживай. Подсчитай там все с бухгалтерией и скажи. Я денег дам. Людей не обижай тоже. Ты им сколько "минималку" обещал?

— Десять…

— Ну вот и заплати десять. Объясни, что, мол, так и так… Бизнес пока не раскручен. Будут заказы, будет больше денег.

— Тогда сильно в минус уйдем…

— Не скули. — Андрей с удовольствием отхлебнул глоток чая. — Ты, кстати, узнавал, как там наши конкуренты?

— Работаю.

— Вот и работай. Иди с миром.

— Кстати, — вспомнил Толик. — Я вот еще чего тебе сказать хотел. Зачем нам такой мощный Интернет? Денег жрет много. Это, кстати, твоя идея была…

— А я и не отказываюсь, — подтвердил директор. — Пускай будет, плюс-минус пару тысяч нам погоды не делают.

12.10.2008. Краина, г. Кировогорск. ул. Дарвина. 19:53

Денис лежал на разложенном старом истерзанном котами диване, положив голову на бледно-розовую большую подушку без наволочки, и тупо водил пальцем по висевшему на степе ковру. Ковер был тоже старый. Он напоминал оперативнику грязного уличного кота, копающегося на помойке, страшного, облезлого, с выдранными, то здесь, то там клочками шерсти. Изделие советской легкой промышленности имело поблекший от времени и чисток дикий, невообразимый для человеческого сознания узор, который, должно быть, по замыслу авторов должен был напоминать среднеазиатские мотивы.

Командиру вспомнилась бабушкина квартира, в которой на стене висел примерно такой же ковер. Когда он был маленький, как-то раз его оставили одного в комнате, играть на кровати с машинками. Надо полагать, взрослые заболтались на кухне и немного забыли о малыше. Тем более что никаких подозрительных звуков он не издавал. Денис поиграл, потом опять поиграл, потом снова поиграл… Наконец, ему стало скучно. И он прислонился щекой к ковру и стал тихо напевать какую-то песенку, елозя щекой вперед-назад. Стало приятно и щекотно.

Мальчик не помнил, сколько времени он потратил на это занятие, но когда бабушка увидела, до какой степени он растер себе щеку, ей стало дурно. А ему больно почему-то не было. Только потом стало больно, когда щеку стали мазать "зеленкой". Вот тогда стало больно до слез.

— Я тебе отвечаю, центровой "клубешник". Я там по жизни "отвисал"! — убеждал Червонец мирно качающемуся кресле-качалке Леву.

Толик сидел на табуретке посередине маленькой комнатушки, которую снял Кошак. Низкие потолки, побеленные стены, настил из струганных досок вместо паркета, — все это говорило о том, что люди, жившие здесь когда-то, большими средствами не располагали. Скорее, сводили концы с концами. Мебель была под стать внутреннему ремонту. Диван, шифоньер с отваливающимися дверцами, кресло, которое можно было смело хоть сейчас нести на помойку, пара табуреток, кресло-качалка, которую сходу облюбовал Лева, и какое-то изделие, внешне напоминающее сервант.

Но Кошака, похоже, такая кричащая бедность нисколько не волновала. Вопрос Дениса о том, почему он не снял себе что-нибудь поприличнее, Володя, судя по реакции, вообще не понял. Впрочем, командир не удивился. Он сам не придавал особого значения убранству своего жилища, за что неоднократно подвергался упрекам матери. И вполне допускал существование человеческих особей, которым было еще больше плевать на то, где им ночевать, в чем им ходить и что есть.

Они уже полчаса терзали Червонца, проверяя его историю. Все понимали, почему именно Толику уделяется такое внимание. Из всей группы только он будет постоянно находиться "на виду", общаться с людьми. Симпатичный богатый и, что особенно важно, неженатый молодой парень, к тому же из столицы, вне сомнения привлечет к себе огромное внимание. Проколов быть не должно…

— Так где говоришь, в Кияне-то жил? — лениво спросил Кошак, без особого интереса просматривая какую-то газету.

— Задрал ты! — взбеленился Толик. — Говорил же уже!

— Ты чего, краинский знаешь? — поинтересовался Денис у Володи, обратив внимание на газету.

— Нет. Картинки рассматриваю, — вяло пошутил тот.

— А ты не бесись! — потребовал командир, скользнув по Червонцу взглядом. — Повторишь, ничего с тобой не случится. Оно так даже полезнее…

— На Рейтарской, — терпеливо, с плохо скрываемым раздражением процедил Толик. — От Площади по Софийке…

— Слушай, а ты же говорил, в "Шевченко" учился? — подал голов Лева и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Я там был как-то. На метро приехал и пешком минуты две буквально. Станция… ну, как ее…

— "Золотые ворота", — подсказал Толик. — И про две минуты — это ты, "земеля", запамятовал. Нет, там близко, конечно. Но все ж не две минуты. Пять скорее, или семь даже.

— Он же в центре, твой "универ". Ты, — не поворачивая головы, сказал Денис. — Ты, небось, на учебу пешком ходил?

— Ну, ходил иногда, — осторожно подтвердил Червонец. — Машина когда ломалась, или с "бодуна".

— И как ходил?

— В смысле? — не понял Толик. — На Владимирскую? В главный корпус?

— Ага…

— Ну как, — пожал плечами оперативник. — От дома по своей улице, потом направо — и три квартала. Проходишь Ярославский вал, Улицу Хмельницкого, бульвар Шевченко, и все…

— Да, красивый твой университет, — не отрываясь от газеты, заявил Володя. — Здание старинное, отреставрированное. Голубые стены…