Волнующие арии милосердия отозвались в душе Марио оркестровым сопровождением, в котором его труба играла, естественно, первую роль. Сам бог был здесь маэстро, воплощенный во второго Тосканини. В конце концов, случай с его отцом был не первым и не вторым в этой противоречивой стране. Разве не читал Марио в Афинах в приложении к какой-то газете захватывающую биографию старика Кеннеди? Все знали, что первые свои большие деньги он сколотил, собирая запрещенные плоды сухого закона. И тем не менее алкоголь греха теряет свою дьявольскую сущность, перемешавшись со священной влагой последующего раскаяния.

- Бедный папино... В какую трясину бросил ты свою молодость, - сказал он нежно, сострадательно.

- Да... Это было болото черно-красной крови. И я находился по горло в нем, - скорбно согласился Игнацио. - К счастью, я не долго оставался на этом месте...

- Значит, ты вовремя сумел избежать этой несчастной судьбы? - спросил с некоторым облегчением Марио.

- О да - воскликнул торжествующе отец. - Я быстро стал заместителем главы . А затем главой... В крупнейшей мафиозной «семье» Америки. Больше не было нужды убивать собственноручно. Другие убивали за меня...

Он выглядел полным энтузиазма от этого поворота жизни. И ожидал увидеть то же воодушевление во взгляде Марио, однако тот оцепенел в кресле, и лицо его почернело - можно было подумать, что он сидит на электрическом стуле.

- Почему ты так смотришь на меня? Я стал главой, Марио! Я создал великий клан Паганини.

- Ты и сейчас глава?

- Конечно, пока я жив. Только смерть может сбросить меня с трона. Но теперь она мне не страшна. Ибо если я и уйду, вновь будет царствовать Паганини. Ты!

- Я? - содрогнулся от нового электрошока Марио.

- Разве у меня есть другой наследник, помимо тебя, сын мой?

- Ты считаешь, и я стану мафиози?

- Избранным из избранных.

- То есть архимафиози?

- Кем же еще может стать мой сын? Я тебя не пошлю, конечно, начинать снизу, вместе с отбросами преступного мира, пусть даже и под покровительством, как Валентино. С теми, кто убивает ножами, пистолетами и удавками. Нет! Я не допущу, чтобы ты прошел мои собственные мучения. Научу сразу командовать. Сам займусь твоим воспитанием.

- Даже не спросив сперва, хочу ли я?

- Шутник ты, бамбино, - улыбнулся тот покровительственно младенческим шалостям сына. - Знаешь ли ты какого-нибудь царя, который стал бы спрашивать своего сына, хочет ли тот царствовать? Такое само собой разумеется, мальчик мой.

- Ты считаешь, я соглашусь, чтобы ты сделал из меня царя преступного мира? И тем более американского, наиболее свирепого? Никогда я не совершу преступления. Никогда! - вскочил на ноги Марио, топнув упрямо ногой по черно-белым плиткам.

- Но ты уже совершил преступление, Марио! Убив мое сердце своим отказом. И ты сделал это самым простым способом. Знаешь почему, бамбино мио? Преступление, уже готовое, у тебя внутри, как спящая почка. Как и у всех людей. Ты меня понимаешь, Марио?

Он говорил медленно, торжественно, как священник новой религии, следя за выражением лица Марио и часто повторяя одну и ту же фразу на двух языках, чтобы быть уверенным, что тот понял его как следует...

- Капито, бамбино? Понял? Все люди совершают преступления, мой мальчик! Все до одного. По той или иной причине. С одной лишь разницей. Сильные убивают по-настоящему. Слабые - мысленно...

Он взял щипцами уголек из камина и зажег свою сигару. Его потные руки покраснели от отсветов пламени и блестели, будто обагренные кровью. Большое полено трещало, искры взметались, как плодородные семена сатанинского посева преисподней внутри его души. Марио инстинктивно отодвинул кресло подальше от камина.

- Я погорел... - сказал он отцу и себе одновременно.

- Думал ли ты, мой мальчик, над тем, что в эти дни, пока ты живешь жизнью принца, сколько людей ежедневно тебя убивают?

- Меня убивают? Меня?

- Тебя... Сына Игнацио Паганини. Перешагивают не колеблясь через твой труп в своих мыслях. Носят, как трофеи, твои костюмы, занимают твое место в комнатах «Плазы», гладят кожу твоего дорогого бумажника, шелковую кожу твоей любовницы, сдирают с наслаждением твою шкуру и делают из нее ковер перед своей кроватью. Какая разница, дорогой Марио, что тебя убивают не руками, а в мыслях? Преступление состоялось, так или иначе.

Марио отодвинулся еще дальше от камина.

- Согрелся?

- Обжегся... - выразительно сказал сын.

Однако отец вновь не заметил намека. Он начал вышагивать взад и вперед с глубокомысленным видом профессора, наслаждающимся творческими оргазмами своего мозга. Высокая зала стала наполняться нечеловеческим величием и преобретать академическую официальность. Марио фанатически любил учение, закончил с отличием гимназию, и его до сих пор, как пламенная, но безответная любовь, мучило стремление к высшему образованию. Боже! Каким искривленным способом судьба осуществила это его желание. Было ясно, что он находится в одной из высших школ мафии. Ее ректор - его отец - интенсивно преподает ему особые предметы...

- О, как хорошо я научился различать врожденную преступность в человеческих глазах. Даже в самых невинных, бамбино мио... Когда ты также научишься это различать, то поймешь, я с тобой сейчас говорю о естественном человеческом предназначении. – Он погладил его со львиной нежностью по склоненной кудрявой голове - Конечно, потребуется время и интенсивное изучение жизни, чтобы ты понял. Да, слова мои тебе сейчас кажутся странными, может быть, чудовищными... Ты прожил, напичканный этическими принципами несчастных, которые хотят, но не могут жить естественно. Знаешь, что такое их этика? Утаивание жалкой развращенности. Си, си, бамбино.

Теперь, по существу, началось просвещение. Сегодня вечером Марио прослушает вступительную лекцию «Введение в теорию и практику мафии».

Спустя какое-то время отец довел его и до основного применения этой теории - бегло, так сказать...

- Миссия наша проста и ясна, как природное явление... Мы помогаем прирожденным преступникам совершить преступление по-настоящему. Что должен делать, допустим, человек, который хочет стать миллионером самым быстрым способом? Первое дело -уничтожить конкурентов, которые горят тем же желанием. И вот наша организация помогает ему в этом. С прибылью, конечно. Что должен делать какой-нибудь гражданин, когда он пылает благородным честолюбивым замыслом служить своей стране в качестве конгрессмена или сенатора? Расчистить свой путь от других, со столь же благородным честолюбием. И здесь мы помогаем - не бескорыстно, естественно. Что должен делать человек...

Отец перечислил целый ряд случаев, с гордостью ученого, который освобождает других от этических заблуждений и вредных укоров совести, чтобы повести по естественному пути к счастью. Глаза его были пепельными - в их глубине таился прах тысячи умерших сентиментов, их сатанинский блеск гипнотизировал Марио целый час, пока не превратил в послушного, пассивного акцептора. Но и это отупение внезапно прекратилось, и сердце энергично забилось от ужаса и стыда, когда Игнацио Паганини решил привести живой пример из арсенала мудрых способов уничтожения.

- Скажем, ты, Марио, стоишь на пути у какого-нибудь нашего клиента. Простой способ нейтрализации заключается в приглашении тебя на дионисову пирушку на какую-нибудь роскошную яхту. Марио, жаждущий полного расслабления, прибывает охотно. И что происходит там? Автоматические фотоаппараты и замаскированные магнитофоны фиксируют его поведение. С фантастической точностью, в деталях, вот подтверждение...

Он вытащил кз стенного сейфа, который был как рог Амалфеи, наполнен драгоценными тайнами, несколько фотографий и положил их на колени Марио, игриво ухмыляясь.

- Посмотри, ловелас, как ты кутил в ту ночь в Лос-Анджелесе.

- О, нет... - встрепенулся Марио, увидев на первой фотографии себя, совершенно голого, танцующего чифтетели. Он ухарски, вместо четок, держал женский лифчик, а вокруг безобразничала, хлопая в ладоши, толпа собутыльников, без штанов. Другие фотографии были еще хуже. Каждая из них представляла собой ступеньку лестницы, ведущей ко злу, которая доводила до эротического уединения с Клаудиа в незабвенной каюте.