«Лично у меня деятельность этого парня из Белого дома вызывает самое высокое одобрение». Постоянный парикмахер Питерсона, человек по фамилии Китчен, психоаналитик-самоучка, написавший в этом своем качестве четыре книги под общим названием «Решимость быть», был единственным, кому он поведал о своей близости с президентом. «А что касается его взаимоотношений с вами,- продолжил брадобрей,- они по сути своей принадлежат к классу взаимоотношений Я-Ты, если вас не смущает терминология. Вы должны отдавать себе полный отчет об их глубинном смысле. Как заметил Ницше, в конечном итоге человек ощущает и переживает только себя самого. Злясь на президента, вы переживаете себя- зляшегося-на-президента. Когда ваши отношения налаживаются, вы переживаете себя-в-гармонии-с-президентом. Все бы и хорошо. Однако,- продолжил Китчен, намыливая щеку,- вы хотите переживать президента-в-гармонии-с-вами. Вы хотите обрести его реальность, понимаете? Для того, чтобы вырваться из ада солипсизма. Может, оставим баки чуть подлиннее?» - «Этот жаргон знают все, кроме меня»,- горько пожаловался Питерсон. «Послушайте,- сказал Китчен,- когда вы говорите обо мне с кем-либо другим, вы говорите "мой парикмахер", так ведь? Конечно же, так. Ровно так же я смотрю на вас, как на "моего клиента", улавливаете? Но вы же не относитесь к себе как к "моему клиенту", а я не отношусь к себе как к "вашему парикмахеру". Да это самый настоящий ад». Бритва хищно скользнула по затылку Питерсона. «Как сказал Паскаль, природное ничтожество нашего смертного и немощного существования настолько горестно, что, по ближайшем его рассмотрении, ничто уже не может нас утешить». Бритва стремительно обогнула ухо. «Слушайте,- сказал Питерсон, - а что вы думаете об этой телевизионной программе "Кто я такой?". Смотрели когда-нибудь такую?» - «Правду говоря,- откликнулся парикмахер,- она сильно отдает библиотечной пылью. Но обрабатывают они их здорово, это уж точно».- «Это в каком же смысле? - заволновался Питерсон.- Как они их обрабатывают?» Парикмахер сдернул с него салфетку и громко, с хлопком, ее встряхнул. «Это настолько ужасно, что и говорить не хочется. А с другой стороны, большего они и не заслуживают, эти ошметки»,- «Какие ошметки?» - спросил Питерсон.

Тем временем на чердак без стука заявился высокий, похожий на иностранца человек с раскрытым пружинным ножом в руке. «Добрый вечер, мистер Питерсон,- сказал он.-Я играю на кошачьем пианино, известном также как "котопьяно", вы хотели бы послушать что-нибудь конкретное?» - «Кошачье пианино? - пробормотал Питерсон, опасливо косясь на огромное, с мясницкий секач лезвие,- О чем это вы? Что вам нужно?» Биография Нольде упала с его коленей на пол. «Кошачье пианино,- сказал непрошеный визитер,- это инструмент дьявола, дьявольский инструмент. Да вы успокойтесь,- озабоченно добавил он,- а то вон, от страху в пот бросило»,- «Я вас не понимаю»,- сказал Питерсон, изо всех сил стараясь быть смелым. «Тогда позвольте мне объяснить,- любезно предложил высокий иностранистый человек.- Восемь кошек - октава - заключены в корпус котопьяно таким образом, что наружу выступают только их головы и передние лапки. Нажимая на нужные лапки, исполнитель вызывает у соответствующих кошек нечто вроде визга. Кроме того, конструкция инструмента предусматривает возможность дергать их за хвосты. Хвосто- тягатель - или, если вам не нравится это слово, хвосто- игратель (он оскалил зубы в деланной улыбке) - располагается с задней, хвостовой стороны инструмента. В нужный момент хвостотягатель дергает нужную кошку за нужный хвост. Само собой, хвостовая нота отлична от ноты лапной и расположена в более высоком регистре. Вам случалось видеть подобный инструмент, мистер Питерсон?» - «Нет,- героически ответствовал Питерсон,- я даже не верю в его существование».- «И напрасно, мистер Питерсон, есть прекрасная гравюра Франца ван дер Вингерта, это начало семнадцатого века, с изображением котопьяно. На котором, к слову сказать, играет человек с деревянной ногой. Ознакомьтесь, пожалуйста, с моей собственной ногой.- Кошачий пианист задрал штанину, обнаружив ноговидную конструкцию из дерева, металла и пластика.- А теперь не желаете ли сделать заказ? "Мученичество святого Себастьяна"? Вступление к "Ромео и Джульете"? "Праздник струнных"?» - «Но почему…» - начал Питерсон. «Котенок изголодался и плачет, мистер Питерсон. А всякий раз, когда плачет котенок, играет котопьяно».- «Да это и не мой котенок,- рассудительно возразил Питерсон.- Он сам ко мне прибился. Я пытался отдать его кому-нибудь. Я даже не уверен, что он еще здесь. Я его с позавчера не видел».

Неизвестно откуда взявшийся котенок укоризненно взглянул на Питерсона, подошел к кошачьему пианисту и потерся о механическую ногу. «Подождите, подождите! - воскликнул Питерсон,- Тут какое-то жульничество! Два дня его не было и вдруг появился. Чего вы от меня хотите? Что я должен сделать?» - «Выбор, мистер Питерсон, свободный выбор. Вы выбрали этого котенка, как способ встретиться с тем, чем вы сами не являетесь, то есть с котенком. Усилие pour-soi, направленное на…» - «Да это же он меня выбрал! - заорал Питерсон.- Дверь была открыта, я и не видел, как он вошел, а потом смотрю - нате вам, пожалуйста, лежит на кровати под моим армейским одеялом. Я тут вообще не при чем!» - «Да, мистер Питерсон, я знаю, я знаю.- Кошачий пианист снова изобразил улыбку,- Вами манипулируют, все это гигантский заговор. Я слыхал эту историю сотни раз. Но котенок-то здесь, не так ли? И он плачет, не так ли?» Питерсон взглянул на котенка, ронявшего в свою пустую мисочку огромные, тигриные слезы. «Слушайте, мистер Питерсон,- сказал кошачий пианист,- слушайте!» Лезвие огромного ножа с громким чавканьем впрыгнуло в рукоятку, и в то же мгновение зазвучала омерзительная музыка.

Назавтра после омерзительной музыки появились три калифорнийские девушки. В ответ на долгий, настойчивый трезвон Питерсон нерешительно открыл дверь и увидел перед собой трех девушек, одетых в джинсы и толстые свитеры, с чемоданами в руках. «Я Шерри,- сказала одна из них,- а это Энн и Луиза. Мы из Калифорнии, ищем, где остановиться». Девушки были довольно невзрачные, зато весьма целеустремленные. «Извините, пожалуйста,- начал Питерсон,- но я не могу…» - «Нам все равно, где спать,- сказала Шерри, глядя мимо него в пустую огромность чердака,- Хоть на полу, если больше негде. Нам уже приходилось». Энн и Луиза встали на цыпочки, чтобы лучше видеть. «А это что там за музыка? - спросила Шерри,- Сильно продвинутая. Да мы вас совсем не побеспокоим и долго не задержимся, только пока своих не найдем»,- «Да,- сказал Питерсон,- но почему именно я?» - «Вы художник,- убежденно заявила Шерри,- мы же видели внизу знак».

Питерсон мысленно проклял пожарные правила, обязывавшие вывешивать знак. «Послушайте,- сказал он,- мне котенка и того не прокормить. Мне на пиво и то не хватает. Не то это место, вам здесь не понравится. Мои работы не аутентичны. Я художник второго ряда».- «Природное ничтожество нашего смертного и немощного существования настолько горестно, что, по ближайшем его рассмотрении, ничто уже не может нас утешить,- сказала Шерри.- Это Паскаль». «Я знаю»,- бессильно пробормотал Питерсон. «А где тут сортир?» - спросила Луиза. Энн последовала на кухню, достала из рюкзака припасы и начала стряпать нечто, именуемое veal engage. «Поцелуй меня»,- сказала Шерри,- я нуждаюсь в любви». Питерсон позорно бежал в свой излюбленный бар, заказал двойной бренди и втиснулся в телефонную будку. «Мисс Арбор? Это Хэнк Питерсон. Послушайте, мисс Арбор, я не могу. Нет, я вполне серьезно. Я еще ничего не сделал, только собрался - и уже подвергаюсь жутким карам. Да нет, я серьезно. Вы представить себе не можете, что тут творится. Подберите кого-нибудь другого, ну пожалуйста. Я буду перед вами в огромном долгу. Ну как, мисс Арбор? Ну пожалуйста. Сделаете?»

Другими участниками программы оказались каратист по имени Артур Пик, молодой человек в свободной белой куртке и таких же штанах, и пилот гражданской авиации Уоллес Э. Райе в полной летной форме. «Держитесь естественно,- сказала мисс Арбор,- Ну и, конечно же, стремитесь к максимальной откровенности. Мы подсчитываем баллы на основе правдивости ваших ответов, каковая, конечно же, измеряется полиграфом»,- «При чем тут полиграф?» - взволновался летчик. «Полиграф измеряет правдивость ваших ответов,- повторила мисс Арбор, сверкая белизной губ,- А то откуда мы знаем, а вдруг вы…» - «Лжете?» - подсказал Уоллес Э. Райе. Участников присоединили к прибору, а прибор - к большому светящемуся табло, висевшему над их головами. Питерсон с тоской отметил, что ведущий напоминает президента и выглядит весьма недружелюбно.