Уже десятый год, ревностно следя друг за другом и соревнуясь за право лечь в добротный гроб, живут супруга Уваровы. Гроб, между прочим, не пустует, в нем хранят то кукурузные початки, то семечки или пшеницу. Он пропах мышами, но червь-древоточец еще не завелся.

«Говорят, что хорошие люди долго не живут. Господь их к себе раньше срока призывает. Почему тогда я задержался на этой грешной земле?» – недоумевает Филипп Ермолаевич, хлопоча по хозяйству и украдкой от Ганны леча треклятый бронхит самогоном, настоянном на зверобое. Уже третий раз десятилитровый бутыль иссяк до дна. Сварливая супруга ему в этом помогает и поэтому помалкивает, а он не покушается на ее любимое сало, довольствуясь картошкой и солениями. Который год ласкают слух Уварова пророческие слова: «Благослови вас Господь и дарует блага временные и вечные». Похоже, что его вполне устраивают блага временные. Он все решительнее склоняется к мысли, а не уступить ли по-рыцарски домовину Ганне. Ей она в самый раз.

СТАРЫЙ ПЕРЕЦ

1

В поздний субботний вечер в двухкомнатной квартире Жабрина прозвучали два коротких электрозвонка. «Римма пожаловала, не обманула, – обрадовалась Нина Шурпетка. – Будет с кем время скоротать за чашкой кофе, поболтать о том, о сем, тоску зеленую развеять». Она прошла в прихожую, отодвинула щеколду, сбросила стальную цепочку и открыла входную дверь.

– Привет, подруга, это я, – улыбнулась Римма Сахно и подала ей влажный зонтик, а сама расстегнула пуговицы на плаще кремового цвета, сняла его и вместе с коричневым беретом нацепила на вешалку.

– Погода нелетная. Озябла, мелкий дождь, листвы намело, того и гляди, утром мороз ударит, – сообщила она, вздрогнув хрупкими плечами под черным махровым свитером. – Я до последнего момента сомневалась, стоит ли ехать, а потом решила, что не сахарная, не растаю. Села в маршрутку и к тебе. Как живется, можется?

– Хорошо, что приехала, – одобрила Нина и пригласила жестом. – Проходи на кухню. – Мг, на кухню? А почему не в гостиную?

– Ты же знаешь, что я здесь не хозяйка, а сиделка. Герман Лукич командует парадом.

–Не жди у моря погоды и манны небесной, бери власть в свои руки. Пусть старый пень не рыпается, – решительно заявила гостья. – Накрывай стол в гостиной. Гулять, так с музыкой!

– С музыкой не получится, у хозяина по распорядку «тихий час», – возразила Нина.

– Но в гостиной можно тихонько посидеть и покалякать о том, о сем.

Они перенесли блюда с бутербродами в гостиную на журнальный столик. Сели в мягкие кожаные кресла и Римма оценивающе обозрела интерьер. Квартира «сталинка» была просторной с высоким лепным потолком, под которым висела хрустальная люстра, а дубовый паркет покрыт мягким туркменским ковром.

– О-о, у тебя идеальный порядок. Вижу, недаром стараешься, – похвалила она, взыскательно осматривая старинную мебель, сервант, книжный шкаф, гардероб и комод из красного дерева. Напротив, большой диван, два кресла, стол, телевизор, этажерка. Площадь гостиной составляла не меньше 25 квадратных метров, было место для танцев.

– С утра верчусь, как белка в колесе, – вздохнула Шурпетка. – Сейчас я заварю кофе, согреешься.

– Не торопись с кофе, оставь на десерт, – остановила ее гостья. – У меня есть напиток покрепче, враз согреемся.

Таинственно улыбнувшись, она достала из сумки бутылку красного вина «Медвежья кровь», небольшую палку сервелата и пояснила:

– Сейчас принято в гости со своей выпивкой и закуской приходить, даже штрафную стопку редко наливают, следят, чтобы кто лишку не опрокинул.

– Уж кого другого, а тебя, Римма, я голодной не отпущу, – пообещала Нина.– Погоди, принесу еще бутерброды с сыром, лимоны, апельсины, а если очень голодна, то я картофель фри или с яичницей приготовлю, это минутное дело.

– Нет, спасибо, достаточно того, что есть, – ответила подруга. – В нашем возрасте, цветущем и интересном, переедание очень вредно. Мужикам нравятся стройные, тонкие и звонкие. Судя по дорогой старинной мебели и другим ценным вещам, дед не бедствовал, жил, как у Бога за пазухой.

–Да, накопил добра, как тот скупой рыцарь.

– Нина, если все получится, как мы задумали. Как только старик даст дуба, опрокинется и ты станешь хозяйкой квартиры и всего этого богатства, то подаришь мне за то, что я тебя с ним свела, старинные часы и бронзовую русалку. Тебе и так привалит добра по самую крышу, – предложила Сахно. – Страсть, как обожаю ретро-вещи, драгоценности и антиквариат. Еще идут старинные часы…

Пропела она строку из шлягера, подражая Алле Пугачевой.

–Эх, подружка, не тужи, без труда не вытянешь и рыбку из пруда, – продолжила гостья, разливая густое, красное, словно кровь вино в фужеры. – Чувствую, что приближается твой звездный час и мне что-нибудь перепадет от сладкого пирога. За удачу, фортуну, которая нам обязательно улыбнется.

– Помечтать не вредно. Делим мы шкуру неубитого медведя, – вздохнула Нина.

– Прорвемся. Сколько тому деду осталось? Не вечный же он, как тот Кощей Бессмертный?

– Не вечный, но здесь другая ситуация. Он ведь поначалу скрывал, чтобы заманить, а потом признался мне, что не одинок. Формально, юридически. У него младший брат Вениамин Лукич на Колыме колонией заведует, зэков, которые трудятся на лесоповале, охраняет. А у того сын и дочка, так что претендентов на наследство хватает.

– Это же несправедливо, – возмутилась Сахно. – Ты за дедом горшки выносила, нянчилась, как с малым дитем, а в итоге – кукиш с маком.

– Через закон не перепрыгнешь. Вот если бы он оформил на меня дарственную или заключил хотя бы фиктивный брак, тогда я была бы прямой наследницей, а так приоритет за ними, а я останусь у разбитого корыта. И сам Герман Лукич, оказывается, в органах служил. Поэтому законом ворочает, как дышлом, прошел и Крым, и Рим…

–В каких еще органах? – вытаращила глаза подруга.

– Не признается, сказал, что дал расписку о неразглашении государственной тайны. Очень подозрительный тип.

–Вот оно что? Этот дед еще тот перец, хитрая устрица. Ладно, давай выпьем за встречу и подумаем, как его провести. Один ум хорошо, а два – лучше. Внуши себе мысль, что мы умные и красивые, победа будет за нами!

Они выпили бодрящее вино, закусили бутербродами. Римма подошла к серванту, открыла дверцу и увидела десятка четыре бутылок с коньяком, водкой, ромом, марочными винами «Массандры», «Магарач», ликерами… Замерла от неожиданности.

–О-о, да твой дед аристократ! Целая коллекция разных напитков. Может дегустируем коньячок или ром?

– Исключено. Он над каждой бутылкой трясется. За день по два-три раза проверяет все ли на месте. Бережет их к своему юбилею – 80-летию.

– Когда ему стукнет?

– Через три года.

– Долго еще ждать, он должен раньше околеть.

– Когда окочурится, тогда и попробуем на поминках, – заметила Шурпетка и призналась. – Я однажды намекнула Герману Лукичу, мол, в его преклонном возрасте глупо делать запасы впрок. Так он обиделся и привел народную мудрость: помирать собрался, а рожь сей.

– Кстати, где твой дедуля, «божий одуванчик»? Что-то не слышно его, в больницу отправила? Мы бы здесь закатили вечеринку с нашими пацанами.

– Его из дома калачом не выманишь, – посетовала сиделка и подала подруге два хрустальных фужера из серванта, а сама принялась нарезать хлеб и колбасу. – Он знает, что в больнице такого ухода и кормежки, как здесь, не будет. Наелся до отвала и дрыхнет в спальне. Велел не беспокоить, у него такой режим, сон-тренажем называется. Не знаю, что с дедом делать? То спит, то часами напролет, словно баран на новые ворота, пялит глаза в телек. Смотрит по видику порнофильмы и жрет, как жеребец, слюну пускает, наблюдая за извращенными актами соития. И меня заставляет смотреть эту пошлость, чтобы я, значит, загорелась, пришла в охоту. Ты, подруга, не поверишь, вместо того, чтобы замаливать грехи и дышать на ладан, он требует на десерт секс, удовлетворения. Вот так дедуля, старый бабник с признаками педофилии. Боюсь, что на этой почве он может умом тронуться и насильно овладеть мною. Постоянно бубнит, что секс для него самая приятная процедура, элексир здоровья.