– Пошли!

Он оставил фары включенными и еще взял фонарик. Мы спустились вниз к пологому берегу. Между несколькими деревьями была протянута желтая оградительная лента, которую использует полиция. Она преградила нам путь к краю замерзшей реки. Мистер Девон провел лучом фонарика по поверхности льда, и мы увидели полынью, примерно на середине реки. Лед был запорошен снегом, и на нем осталось множество следов и отметок. Похоже, что на участке от нас до полыньи наблюдалась большая активность.

Через несколько минут я услышал, как кто-то к нам приближается, на нас упал луч еще одного фонарика, потом осветил реку. Это был полицейский.

– Давай я отвезу тебя домой, – сказал он мне.

***

Я рассказал полиции все. Они мне почти ничего не сказали. Я рассказал, как мы один раз переходили реку в темноте. Я рассказал про нас с Анной, про вечер, который мы провели вместе перед тем, как ее нашли. Я рассказал про кондом и про то, как мистер Кайн вытаскивал из кармана упаковку, словно демонстрировал трюк фокусника. Мы сидели в нашей гостиной, мама варила кофе полицейскому и отложила ужин на потом. И я рассказывал все. Почти. Я не сказал про тетради Анны с некрологами, и не сказал про наш шифр.

Мой отец хотел пригласить адвоката и сделать все официальным, но я не видел смысла.

– После того, как ты расскажешь все полиции, дело сделано, – заявил отец. – Это официальная версия. Позднее ты не сможешь ее изменить. Ты знаешь про то, что «все, что вы скажете, может в дальнейшем быть использовано против вас»? Вот об этом и речь.

Была только одна версия – правда. Зачем мне ее менять? Я хотел помочь. Я думал, что рассказанное мной может помочь.

***

Я рассказал про ее тетради, про то, что она постоянно писала некрологи. Кажется, полицию это заинтересовало. Меня спросили, как они выглядели, сколько их было и все прочее про них. Они их не нашли. Я задумался, не взяла ли их Анна с собой. Может, она их уничтожила или спрятала.

Я рассказал про странные метки на теле Анны, синяки и царапины. Я не рассказал о порезах на руках. Может, они уже про них знали, может, они их видели на ее мертвом теле. Вероятно, они посчитали, что это свидетельства склонности к суициду. Я не хотел это подтверждать. Это не имело смысла. Анна была страшно любопытна, ненасытно любознательна. Она постоянно читала, слушала музыку, смотрела фильмы, лазала по Интернету. Она читала о том, что бы еще прочитать, что бы еще послушать, что бы еще посмотреть. Не было ничего, что бы она не хотела знать. Я не мог представить, что человек, так интересующийся миром, хочет его покинуть. Это не укладывалось в схему.

Моя мать посмотрела на полицейского.

– Что вы об этом думаете? Он не ответил.

– Может, вам следует сходить к Каинам и их поспрашивать?

– Мы беседуем со всеми, – ответил он.

Мама собиралась сказать что-то еще, но отец положил руку ей на плечо, и она промолчала.

– Что вы мне можете рассказать? – спросил я. Полицейский что-то писал в небольшом блокноте,

листки которого скреплялись спиральной проволокой. Он не поднял головы и продолжил писать. Затем он закрыл ручку и вставил ее в спираль, после этого убрал блокнот в карман кожаной куртки. Я понял, что тоже не снял верхнюю одежду. Мне не было жарко, на самом деле я ощущал холод. Мне хотелось выпить кофе, хотя я никогда не пил его раньше, и я не мог заставить себя попросить его. Мне требовалось дождаться ответа полицейского. Он положил правую руку на стол и оперся об нее. Он смотрел на нее так, слово думал, выдержит ли она вес его тела. Затем он посмотрел на меня, потом на моих родителей.

– Я говорю неофициально/ – начал он. – Мы считаем, что Анна Кайн утонула в реке. Мы начали поиск тела.

– Что? Я думал, что вы нашли тело!

– Нет. Мы его не нашли.

– Тогда что было там, на льду?

Значит, они все-таки не нашли ее тело. Они только обнаружили ее одежду, аккуратно сложенную перед полыньей, причем так, словно человек лежит на льду лицом вниз и смотрит в воду.

– Это странно! – выпалила мать.

Полицейский ничего не сказал. Он просто перевел взгляд с матери на меня.

– Значит, она покончила жизнь самоубийством, – сказал мой отец.

– Мы не высказываем версии на этом этапе, – объявил полицейский. – Нам нужно найти тело, и только тогда мы сможем что-то сказать.

Полицейский ушел, и мама отнесла его чашку в мойку. Отец сидел за столом, сжав ладони перед собой.

– Ты об этом больше ничего не знаешь? – спросил он.

– Мне сказали, что ее тело нашли, – заявил я.

– Ты считаешь, что его найдут?

– Я ничего не считаю. Я ничего не знаю. Мне бы очень хотелось знать.

– Это твоя версия?

– Это не версия. Это правда, – сказал я.

– Я видел, как ты врал Каинам с утра. Я очень надеюсь, что ты сегодня вечером не врал полиции.

– Это была правда, – сказал я. – Все, что я об этом знаю, и то, что случилось.

– Давай надеяться на это.

***

Мне снился сон об Анне. Или – о книге. Или – об Анне и о книге. Во сне была книга, и имя Анны то и дело появлялось в самых неожиданных местах на странице, а потом исчезало. Я перевернул страницу, и ее имя, как кажется, перепрыгнуло туда, как лучик, который ускользает каждый раз, когда ты пытаешься на него взглянуть, и все время остается чуть-чуть впереди, неуловимый и исчезающий. Книга казалась бессмысленной, главы и страницы все находились в разных местах. Но я все равно листал книгу, надеясь, что уловлю какой-то смысл, какое-то значение. Во сне также появлялись Карл и Клер. Они внезапно спросили меня, чем я занят, а я попытался рассказать им про Анну, но, похоже, они не знали, о чем я говорю.

– Ты не читаешь, – сказала Клер.

– Ты не умеешь читать, – сказал мне Карл во сне.

– Это неправда, – ответил я Карлу. – Мы вместе читали про Шерлока Холмса.

– Это я помню. Как ты думаешь, кто умнее – Шерлок Холмс или сэр Артур Конан Дойл?

– Ты не можешь вообразить себе никого умнее себя самого, не правда ли? – спросила Клер.

– Нет, – сказал я, а когда взглянул на страницы книги, они оказались чистыми.

Проснувшись утром, я удивился. Я поразился тому, что мир продолжает существовать, что я могу просыпаться, как и раньше каждое утро. Проснувшись, я не думал, будто день мне снится или что-то в этом роде. Я слишком остро осознавал случившееся. Она ушла. Ее забрали. Ее больше нет. Она мертва – или не мертва. Но ее все равно больше нет. Из-за этого меня все и шокировало. Все казалось слишком обыденным, вот что беспокоило. Как после такого ужасного события все остальное идет, как обычно? Казалось, все должно остановиться и подождать, пока случившееся не проясниться, – и только после этого можно будет продолжать жить, как всегда. Все должны быть у реки, искать, разбивать лед до последнего куска, просматривать воду до последней капли, пока не найдут Анну. Но все оказалось совсем не так. Отец заканчивал утренний туалет в ванной, как делал каждое утро. Он расчесывал оставшиеся волосы и укладывал их так, чтобы, по возможности, прикрыть лысину, поправлял галстук, стряхивал пылинки с пиджака. Мать находилась в кухне, пила кофе из кофеварки, которую отец запрограммировал вчера вечером, чтобы включилась ровно в 7.30. Отец принял душ, побрился и отправился на работу, как и обычно. Мать, как и обычно, или делала что-то, или не делала. А мне пришлось идти в школу. Вчера в окружающей действительности пробили дыру, но сегодня жизнь продолжалась, как раньше. Может, мир привык к подобным вещам.

Для меня мир стал безрадостным. Я боялся и чувствовал себя несчастным.

***

До этого дня я считал, что для продолжения существования после трагедии нужна сила, но теперь понял, что на самом деле нужна слабость. Я не хотел смотреть в лицо фактам, я не хотел принимать случившееся или представлять, что могло случиться, поэтому старался все игнорировать. Я не отправился на третий этаж перед занятиями, я не желал слышать, что скажет Брюс. Вместо этого я стал на первом этаже искать Билли Годли. Он направлялся в так называемую домашнюю комнату*. Я остановил его и спросил, что ему известно.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: