– Ты хочешь, чтобы я ей позвонил?

– Это не твое дело.

Это были Карл с отцом. Карл был недоволен. Я не шевелился. Я просто стоял на том же месте в снегу, опасаясь, что они могут услышать скрип моих неудобных сапог, если пошевелюсь. Я их не видел, но, судя по голосам, они находились позади. Я боялся, что они увидят меня – и узнают. Если они скажут что-то, подтверждающее, что видят меня, я просто убегу. А если они меня не заметят, то я просто подожду, пока не уйдут. Так они никогда не узнают, что я находился рядом. Я их не видел, но говорили они достаточно громко, и я четко слышал каждое слово.

– Ты суешь нос слишком во многие мои дела, – говорил Карл. – Не лезь в это. Если ты все сделаешь правильно, то мне не нужно будет подключаться.

Его отец ничего не ответил.

– Я туда не собираюсь, не беспокойся, – произнес мистер Готорн через некоторое время.

– Просто иди домой.

– У меня есть дела.

– Какие?

Ответа не последовало.

– У тебя есть деньги? – спросил Карл.

– Нет.

– Хорошо, значит, ты не сможешь купить выпивку. Карл пошел прочь. Я слышал, как он приближается, и

до того, как я успел что-то предпринять, он оказался прямо за моей спиной. Он удивился при виде меня.

– Ты все слышал?

– Чуть-чуть. Самый конец. Прости. Я не знал, что делать, поэтому ничего и не сделал.

– Все в порядке. Он просто гулял по лесу. Я не знаю, чем он занимался.

– Имя моей матери не всплывало?

– Нет, – покачал головой Карл. – Мы говорил кое о чем другом. Хочешь, чтобы я о ней спросил?

– Нет, – ответил я. – Я предпочту не знать.

– И я тоже, – он быстро улыбнулся и снова пошел. -Чем ты занят?

– Ничем.

– Тогда пошли.

Я догнал его, и мы пошли к его дому. Его мать находилась на кухне, откуда вкусно пахло. На плите стояла большая латка с мясом, которое тушилось. В духовке выпекалось печенье.

– Это зимняя еда, мама. А зима закончилась.

– Я не стала бы насчет этого спорить. В любом случае вам мое жаркое придется по душе. Вам обоим. Ты хочешь остаться на ужин?

– Конечно, – ответил я.

Мы отправились в комнату Карла, и я сел к его компьютеру, пока он отпирал шкафчик и вносил записи в журналы, которые вел. Он только что снова запер шкафчик, когда позвонили в дверь. Карла позвала мать, и он вышел из комнаты. Когда он вернулся, с ним была Клер. Я подумал, что она, не исключено, искала меня. Она сделала прическу, просунула черные волосы сквозь белый обруч, и кончики волос распустились, как темный веер. Спереди гладкие волосы были туго натянуты, и поднимающийся хохолок выглядел, как украшение или нечто, необходимое для обряда какого-нибудь племени. Она могла бы быть красивой женщиной из индейского племени или принцессой из какой-то неизвестной, мистической страны. Мне не хотелось отводить от нее взгляда.

– Ты приехала на машине? – спросил я.

– Мне пришлось идти пешком. Мама забрала машину. Я думаю о том, чтобы приобрести собственную.

– Бери «БМВ», – сказал Карл.

– Если ты за нее заплатишь.

– И кого ты первого ею собьешь? – спросил я. Они ничего не сказали. – Поставь меня в самый верх списка, ладно?

***

Домой нас отвезла мать Карла. Мы ехали по МакКинли-роуд, мимо Стеклянного пруда. Анна всегда называла его «Где-тут-пруд» – наверное, потому что он мало напоминал пруд, а скорее болотце, за исключением периодов сильных дожей и таяния снегов, как сейчас. Внезапно мы увидели, как в свете фар появились некие блестящие существа вытянутой формы, напоминающие куски резины. Их длина была от четырех до пяти дюймов, тела выглядели мокрыми и серебристыми. Это были любопытные маленькие ящерки с поднятыми вверх головками.

– Это саламандры, – закричал Карл. – Осторожно, мама.

Она снизила скорость почти до нуля и постаралась не раздавить никого из животных, которые медленно передвигались по теплой мостовой. Каждый год в конце зимы саламандры мигрировали из своего зимнего пристанища в лесу в болота, пруды и всякие наполненные водой ямы, где размножались. На дороге их собрались сотни. Миссис Готорн сходила с ума, выбирая место на асфальте. Приходилось постоянно петлять, чтобы не раздавить саламандр. Наконец, она набрала скорость.

– В любом случае, по ним проедет кто-то другой, – сказала она.

– Остановись! – закричал Карл.

Она остановила машину. Он вылетел из нее, и мы видели, как он склоняется над дорогой, подталкивая серых саламандр к другой ее стороне. Потом он продвинулся вперед на несколько футов и повторил спасательные мероприятия. Мы с Клер вылезли из машины и стали ему помогать. Когда мы приближались к саламандрам, они замирали на месте и не двигались, поэтому, в конце концов, мы были вынуждены брать их на руки и переносить через дорогу. Там мы их осторожно опускали в грязь, надеясь, что они продолжат путь к пруду и не попытаются вновь вылезти на шоссе.

Для саламандр был хороший вечер. В воздухе сильно пахло влажной землей, и этот запах бил нам в нос и рот. Когда мы закончили переноску мокрых саламандр, Клер игриво вытерла скользкие руки о перед джинсов Карла. Он быстро направил ладони к ее лицу, но остановился, чуть-чуть его не коснувшись. Я подумал, не пойти ли мне к ним и не вытереть ли руки об ее платье, но не стал этого делать. Вместо этого я смотрел, как они смеются, освещенные фарами машины. Миссис Готорн нетерпеливо ждала в салоне.

Я почти забыл, как Карл любит животных. Когда мы были детьми, мы заключили договор, что станем лесничими или активистами «Гринпис», станем жить и работать на Аляске, в Африке или на берегу залива Фанди, помогая сохранить дикую природу и защитить животных, которые там живут. Карл все для себя решил. Он стал вегетарианцем и читал много специальных книг и другой литературы на эти темы. Он знал, что нужно делать. Затем, после множества прочитанных книг и статей, когда мы стали постарше, он решил, что принесет больше пользы, зарабатывая деньги и поддерживая организации и работающих в них людей, чем лично работая в одной из таких организаций. На каком-то этапе мне показалось, что он забыл, как собирается использовать деньги, и его цель – просто их зарабатывать. Но, увидев, как он в темноте подталкивает и носит на руках саламандр с одной стороны дороги на другую, я подумал, что Карл все еще продолжает действовать по плану. Может, у него все рассчитано, и он просто не говорит больше об этом вслух. Я также подумал, что больше не включен в его планы. Карл бросил меня позади.

Мой отец взял меня с собой на первый бейсбольный матч, проводившийся дома. Это было в субботу. Он не предупредил меня, что купил билеты. Может, их ему подарили. В любом случае в пятницу вечером за ужином он объявил мне, что на следующий день мы идем на бейсбол. Мы никогда раньше не ходили на матчи, и я даже не помню, чтобы он ходил один. Но теперь мы ехали на игру. Я хотел поехать на поезде, но отец настоял на машине.

Отец отказывался покупать пикап. Мать постоянно говорила ему, что он нам нужен. Он вроде как требовался ей для каких-то дел, которые она никогда не делала, и для работы по дому, которую никогда не делал отец. Возможно, мы оставались единственной семьей в городе без какой-нибудь большой машины – пикапа или грузовичка. Мои родители ездили на «Вольво». У отца был маленький коричневый закрытый двухдверный автомобиль, а у матери коричневый четырехдверный. Машины напоминали картонные коробки на колесах, но, на самом деле – надежные и безопасные картонные коробки. Отец хотел ездить на самой маленькой и самой надеждой машине из построенных, и я уверен, что он ездил бы и в одноместном автомобиле, если бы такие производились. Единственным грузом, который его волновал, неизменно оставались его клюшки для гольфа. Если они влезали в багажник, то автомобиль был достаточно большим для него. Что-то более крупное он считал просто лишним.

Я смотрел в окно и слушал подаренные Анной компакт-диски через наушники. Первый компакт-диск она закончила песней «Bauhaus» «Бела Лугоши мертв». Песня длилась почти десять минут. Она начиналась с легкого постукивания барабанными палочками о металлический край барабана, затем этот звук искажался, отдавался эхом и снова повторялся. Медленно подключался басовый звук волынки, потом рявкала гитара. До пения проходило почти две минуты. Пение в основном состояло из повторения названия песни, снова и снова, вместе с которым повторялась одна фраза: «И думал я всегда, что он поет «Я мертв»». Но когда я слушал исполнение в наушниках, последние слова – «Я мертв» – звучали по-другому – «Я не подвластен смерти». Наверное, это имело больше смысла. Включая эту песню, Анна всегда смеялась.