Я позвонил брату и спросил, не могу ли я к нему приехать и пожить до конца лета или дольше.

– Конечно, – ответил он. – Уехать оттуда – это как раз то, что тебе нужно. Отец с матерью кого угодно сведут с ума. Они не против того, чтобы ты поехал ко мне?

– Они даже не заметят, что меня нет, – ответил я. Я не сказал ему, что еще не упоминал им о своих планах. Если повезет, то я окажусь у брата, пока он сам ничего не успеет с ними обсудить.

– Здесь есть чем заняться, и мы все хотим, чтобы ты приехал. Оставайся у нас столько, сколько захочешь.

Это было легко. И зачем мне оставаться дома? Похоже, моих родителей не волнует, тут я или нет. Всему городу тоже все равно. Если каким-то чудом Анна вернется, то и я смогу вернуться. Но каковы шансы на ее возвращение? Может, она находится в каком-то другом месте, живет другую жизнь другого человека и заполняет тетради именами, вехами жизни и смертью какого-то другого города. Может, она сейчас в Луизиане, регистрирует смерть одного человека за другим. Может, после того, как она закончит с новым городом, наши пути пересекутся, или она вступит со мной в контакт. Я фантазировал, но здесь для меня в любом случае ничего не осталось. А кто знает, что ждет меня в Луизиане? Мне требовалось только сесть на самолет и сойти с него – и все может оказаться по-другому. Это было легко.

Я уехал. Я исчез.

***

Я не брал с собой много вещей, только небольшой чемодан с одеждой и рюкзак с несколькими книгами и тетрадями Анны. Если я решу остаться у брата, то родители переправят остальные мои вещи. Мне ничего не требовалось, даже коротковолновый приемник может подождать. Я смогу пользоваться компьютером брата. Или просто без него обойтись. Теперь, когда я уезжал, все казалось так легко. Может, поэтому она и уехала – потому что это было легко сделать. Я взял фотографию, которую мне вручил Карл. Это был единственный снимок меня с Анной, и даже он оказался ненастоящим. Я сидел с тупым выражением лица, а призрак Анны маячил у меня за плечом. Я также взял первую открытку, которую она мне послала – с фотографией Панчо Вильи с одной стороны, и цитатой из Амброза Бирса с другой. Написав эти строчки, он исчез, испарился в Мексике или бог знает где. Я подумал, что тоже могу испариться, просто сойти с самолета и исчезнуть в толпе.

Я мечтал о том, как украду машину, чтобы добраться до аэропорта, или просто возьму машину матери и поеду к брату. Я хотел исчезнуть, уехать так, чтобы об этом никто не знал. Я хотел исчезнуть, но оставить что-то, что заставило бы всех теряться в догадках. Я думал о том, чтобы взять каноэ и грести вниз по течению где-то миль шестьдесят – до того места, откуда смогу пешком дойти до железнодорожной станции. Затем я сел бы на поезд, доехал до города и аэропорта. У меня все еще оставались деньги, отданные мне Карлом, поэтому не должно было возникнуть затруднений. Я мог вытащить каноэ на берег и исчезнуть. Я бросил бы вызов силе тяжести и свалился с поверхности земли, как сделала Анна. Это не было бы так драматично, как платье и полынья во льду, но для подобного сезон оказался неподходящим. Однако я все равно бы исчез. Люди все равно стали бы гадать о случившемся, беспокоиться и искать меня. Они могли бы думать, что я утонул в реке, или меня украли, захватив против воли. Или они подумали бы, что я просто сбежал. Может, они решили бы, что я встретился с Анной, и мы, наконец, воссоединились, как и планировалось изначально. Мы с Анной будем соединены вечно, оба таинственно исчезнувшие в реке – или не исчезнувшие. Останутся вопросы, загадки и сомнения. Люди всегда будут помнить нас обоих.

***

В итоге, я просто сказал родителям, что уезжаю.

Я спустился к завтраку. Они оба сидели над своими уже выеденными половинками грейпфрута и полными чашками кофе, просто тихо сидели, ожидая, чтобы что-то произошло.

– Я собираюсь провести лето у Пола, – объявил я. Отец сказал, что не может себе этого позволить, но как

только я сообщил ему, что ему не требуется волноваться о финансовой стороне вопроса, мысль ему понравилась. Это было единственное препятствие. Мать подошла ко мне и обняла меня, но она не возражала. Это было легко. Это определенно было легче, чем какой-то хитрый план отплытия из города на каноэ, как Гекельберри Финн. Все, что от меня требовалось, – это сесть на заднее сиденье «Вольво», – и мои родители отвезли меня в город.

– Хочешь на что-то взглянуть перед тем, как мы покинем город? – спросил отец.

Мне пришлось подумать, что тут можно посмотреть.

– На автозаправку братьев Гёрни, – сказал я наконец. Выезжая из города, мы проехали мимо заправки, хотя

она была нам совсем не по пути. Дерек и Эрик находились там. Один заправлял машины, а второй сидел на складывающемся стуле в полумраке и прохладе гаража, рядом с мистером Готорном. Они оба пили колу и смотрели на дорогу, ожидая машины. Они все помахали нам, когда мы проезжали мимо, отец снизил скорость, и они с матерью помахали в ответ. Секунду спустя мы выехали из города, и хотя заправка скрылась из виду, я все равно видел, как они нам машут. Они высоко подняли руки, были счастливы, возбужденные лица светились. Они радовались, что увидели знакомых.

***

Мой брат встретит меня в аэропорту. Он удивится, увидев меня в черных джинсах и черной футболке. Я совершенно другой человек. Я больше похож на Брюса, чем на себя. Может, я побрею голову, может, перекрашусь в блондина. Никто меня не знает, поэтому не знает, чего ждать. Я могу иметь любое прошлое, какое захочу, я могу забыть, каким я был. Похоже, что все дело в воспоминаниях и забывании. События происходят очень быстро, и все заканчивается до того, как успеешь толком заметить происходящее. События словно ждут тебя в засаде, набрасываются на тебя из ниоткуда, наносят удар исподтишка с той стороны, с которой не ждешь, оставляют тебя ослепленным. А затем тебе приходится проводить массу времени, пытаясь вспомнить или забыть, что это такое было, черт побери. Чем больше ты об этом думаешь, тем больше события сжимаются, трескаются, ломаются или полностью отказываются изменяться. Это или куски льда у вас в голове, которые меняют форму и тают, пока от них не остается ничего от изначальной формы, или куски стекла, острые и раздражающие, не изменяющиеся, частые напоминания о боли и неприятностях – или счастье.

Я абсолютно ничего не знаю о месте, куда еду. Но это меня не беспокоит. Я радуюсь этому. Раньше у меня ничего не было. У меня не было жизни, друзей, настоящей семьи, и это меня действительно не беспокоило. У меня ничего не было, и терять было нечего, а затем я узнал, что такое потеря. То, что меня волновало, исчезло, все оказалось потеряно. Теперь я могу все приобретать, начать все с чистого листа. Меня ждут только чистые страницы, на которых нужно писать. Речь идет лишь о том, чтобы идти вперед. Все дело в неуверенности и возможностях. Мне нужно за это благодарить Анну. Меня не было бы здесь, я не летел бы в будущее без страха, если бы не она. Планировала она это или нет, но она меня к этому подготовила. Я буду таким, как она. Мы оба отправились в путешествие.

Дома будут гадать, не сбежал ли я ее искать. Некоторые скажут, что так и есть. Другие не скажут ничего хорошего, пусть говорят. Через несколько часов я стану новым парнем в городе, соседи выстроятся на улице в ожидании меня, прибывающего в новый дом. Я стану новым парнем в школе. Кто знает, может, для разнообразия я буду пользоваться успехом. Может быть. Я могу стать вопросом, как она – неоконченной фразой, и ответ будет кружить вокруг, но я никогда его не дам. Я могу стать, кем захочу. Я могу стать участником футбольной команды, я могу стать драгдилером, или просто очередным парнем, одевающимся во все черное. Я могу быть таинственным и иметь секреты. Я могу отправлять письма, открытки и фотографии. Я могу водить других в подвал и давать им слушать секреты, поступающие через коротковолновый радиоприемник. Я многое знаю. Анна не научила меня всему, но она дала мне хорошую подготовку. Я могу многим воспользоваться. Я могу играть в игры. У меня в голове звучала последняя песня, которую она записала на последний компакт-диск: