«Он спит себе, а я тут мучаюсь!» — подумал Вова и вздохнул…
Когда чёрт проснулся за пазухой, то начал щипать Вову и говорить, что он голоден и что ему надо хоть одно ругательное словечко! Но Вова молчал.
Тогда чёрт ударил Вову кулаком в ребро и выскочил из-под пиджака. Но не тут-то было. Вова схватил его за хвост, подбежал к мусорному ящику, бросил в него чёрта и с силой захлопнул крышку и ещё накинул замочный язык на ушко. И тут он кинулся бежать домой.
А чёрт закричал:
— Давай назад! Давай назад!
Тут Вова… проснулся в поту.
И услышал, что за окном урчит мусороуборочная машина и дворник Фёдор Иванович командует шофёру:
— Давай ещё назад! Давай назад! Стоп! Сейчас будем нагружать!
Красные яблоки
Валерка и Сёвка сидели на подоконнике и закатывались от смеха. Под ними, на противоположной стороне улицы, происходило прямо цирковое представление.
По тротуару шагали люди, и вдруг, дойдя до белого, будто лакированного асфальта, они становились похожими на годовалых детей — начинали балансировать руками и мелко-мелко семенить ногами. И вдруг… хлоп один! Хлоп второй! Хлоп третий!
Это было очень смешно смотреть, как прохожие падали на лёд, а потом на четвереньках выбирались на более надёжное место.
А вокруг них валялись и батоны хлеба, и бутылки с молоком, и консервные банки, выпавшие из авосек.
К упавшим прохожим тут же подбегали незнакомые граждане. Они помогали им встать на ноги и отряхнуться. И это тоже было очень смешно, потому что один дяденька помог какой-то тёте встать, а потом сам поскользнулся и снова сбил её с ног.
— А давай так,- вдруг предложил Валерка,- будем загадывать: если кто упадёт, значит, ты проиграл, а не упадёт — выиграл!
— Давай,- согласился Севка и сказал: — Ну, а как ты думаешь, во-он та старушка в платочке брякнется?
— Брякнется,- усмехнулся Валерка.
— А я говорю: нет. Ну, посмотрим, чья возьмёт! — ответил Севка.
И ребята буквально впились глазами в маленькую старушку, подходившую к злополучному месту.
Старушка остановилась перед широкой наледью. Она понимала, что ещё шаг — и ей несдобровать. Но обходить наледь было далеко.
Вчера в водопроводном колодце сорвало вентиль, и вода долго била из-под чугунной крышки, лежащей на асфальте. Неисправность вскоре устранили, но на улице, сияя на солнце, застыло хрустальное озерцо.
Старушка с минуту стояла, беспомощно оглядываясь по сторонам, а потом подошла к маленькому заборчику, тянувшемуся вдоль тротуара, и, держась за него руками, перешла опасное место.
— Э-э, хитрая старушенция попалась! — сказал Валерка.- Один — ноль в твою пользу. А теперь во-он видишь, толстый дядька с портфелем бежит. Вот посмотришь — сейчас поцелуется!
— А я говорю, не поцелуется! — засмеялся Севка.
Но «выиграл» Валерка.
Толстый дядька, видимо, торопился на автобусную остановку и с размаху влетел на лёд. Здесь он всплеснул руками, потом высоко вскинул левую ногу и, широко взмахнув портфелем, хлопнулся об лёд. Но он тут же вскочил на ноги, подобрал шапку и, потирая ушибленный бок, побежал дальше.
— Молодец! Вот это физкультурник! Один — один, ничья! — сказал Валерка.- А теперь видишь вон ту, в красной шапочке? Упадёт или не упадёт?
— Хо, а это не твоя ли мамаша?
— Моя мама?! — встрепенулся Валерка.
— Да! — Севка вгляделся в подходившую ко льду женщину, но через секунду уже уверенно сказал: — Нет, не твоя. Твоя повыше!
И вдруг женщина упала. Она взмахнула руками и, разбросав вокруг себя по снегу красные яблоки, завалилась на бок. Упала и больше не встала. Вокруг неё тотчас же собралась толпа.
Валерка и Севка увидели, как какой-то человек выскочил из толпы и подбежал к будке телефона-автомата. Потом эту женщину занесли в парадное.
Валерке почему-то очень захотелось увидеть её лицо, но он так и не смог — загораживали прохожие. Но вот приехала «скорая помощь», и женщину увезли.
Валерка был уверен, что эта женщина не его мама, и всё-таки не совсем. У неё ведь тоже была такая же походка, как и у мамы, и пальто такое же. И, главное, вот сейчас, в обеденный перерыв, мама должна была прийти с фабрики и накормить Валерку, а её нет!
— Ну, давай ещё загадает .. Во-он на ту девчонку. Проедется ли она носом или нет? — как ни в чём не бывало сказал Севка и уткнулся в окно.
— А у тебя голова, честное слово, трухой набита!- вдруг сердито сказал Валерка.
— А ты чего это разъярился?
— Ничего! Думай, что говоришь!
— Я и думаю! А не хочешь играть — я пошёл! — И Севка, обиженный, ушёл.
«Ну куда же мама задевалась? — думал Валерка и почувствовал, что ему становится страшно.- Она это была или не она? И почему я не выскочил на улицу?»
И вдруг в коридоре раздался звонок. Валерка подбежал к двери и распахнул ее.
На пороге стояла мама — румяная с морозца, улыбающаяся!
Валерка бросился к ней и суетливо стал помогать снимать пальто, чего раньше никогда не делал.
Ванькин папа и война
Это было давно. В первые дни Великой Отечественной войны. В одной семье вместе с папой и мамой жили брат и сестра — Ваня и Галя. Они были ещё маленькими, но чем могли помогали маме по хозяйству. А в основном они играли друг с другом и пели песни.
Вечером в доме на лестнице иногда не горел свет, и ребятам казалось, что на чёрном ходу сидит медведь. Возвращаясь с улицы домой, они, бывало, проносились мимо этого чёрного хода как угорелые. А вот их папа мимо чёрного хода никогда не бегал.
Он даже не испугался, когда и война началась. Мама заплакала, а он сказал:
— Ничего, разобьём фашистов! — и пошёл в военкомат записываться добровольцем на фронт.
Но никто его на фронт не отправил, а ему дали бронь — оставили работать на своём заводе.
Ваня с Галей очень огорчились, что их папа не поехал на фронт, но всем ребятам во дворе они сказали, что папа будет воевать в тылу и у него под рубашкой самая настоящая броня.
И вот так папа три года на заводе работал — выпускал танки. А потом как-то раз пришёл домой и сказал:
— Ну, ребятки, я всё-таки добился своего! На фронт еду! — и стал собирать вещи.
Ваня ему тоже помогал. А когда мама вышла из комнаты, он попросил:
— Пап, возьми и меня на войну, а?
— Нельзя,- покачал папа головой.- Ты здесь за Галюшкой следить должен.
«И ведь правда,- подумал Ваня,- Галя-то у меня еще маленькая. А вдруг её кто тронет?»
На прощание папа поцеловал ребят и сказал, чтобы они не баловались. Мама опять заплакала, а ребята нет. Чего плакать? Ведь папа разобьёт фашистов и опять приедет!
И Ваня с Галей висели у папы на ремнях. Повиснешь, а они не рвутся, скрипят и новыми ботинками пахнут.
Потом папа надел пилотку, оглядел комнату и сказал:
— Ну, пора идти…
— Ваньк, а что, наш папа — лётчик? — спросила Галя у брата.
— Нет,- ответил Ваня.- Он танкист.
— Не обманывай,- сказала Галя, — у танкистов пилоток не бывает. У них танкетки!
Ваня засмеялся. Ну чего она в Красной Армии понимает? Ничего.
Только тут, правда, и он сам немножко ошибся, Папа сказал:
— Я служу в пехоте.
И уехал.
Скучно стало без него. И на лестнице страшнее, Галя дня через два прибегает к Ване и говорит:
— Ты знаешь, на чёрном ходу не медведь, а сам фашист сидит. Он такой лохматый, с красными руками, а нос у него синий-синий,
Ваня разозлился на Галю. Зачем она такую ерунду говорит? Кто фашиста к ним на чёрный ход пустит?
Мама часто плакала, а Ваня держался. Мало ли почему от папы не было писем. На войне ведь всё бывает. А всё же иногда и ему страшно становилось: а вдруг папу уже убили?
Но он Гале об этом ничего не говорил. Пусть себе играет.