Нужно было знать и о медузах, и о раках, и об обезьянах, которые были нарисованы в книжке висящими на хвостах. Учебник Миша прочёл два раза. Ему всё было ясно: и деление насекомых на низшие и высшие подклассы, и кто такие земноводные, и кто относится к млекопитающим. Но Миша не удовлетворился этим. Он стал читать книгу ещё раз и вот тут-то обнаружил, что в середине учебника вырваны три листа. По оглавлению в конце учебника Миша узнал, что на этих страницах рассказывается про раков. Он просмотрел весь учебник, думая, что вырванные листы лежат где-нибудь не на своём месте. Он трогал корешки пропавших страниц и злился на того, кто вырвал их. Книга была из школьной библиотеки, побывала во многих руках, но вот какому-то болвану (Миша так и говорил — болвану) зачем-то понадобились страницы о раках.

«Авось пронесёт!» — подумал Миша вечером перед экзаменом и юркнул в постель. Заснул он сразу. Ему снились джунгли, по которым ползал огромный таракан, а представитель класса пресмыкающихся, ящерица прыткая, как бешеная гонялась за тигром…

Наутро мама нажарила сладких пирожков. Но Миша ел их, почти не чувствуя вкуса. Он ещё раз просматривал учебник. Конечно, он всё знал, но всё же где-то внутри копошился страх.

— Миша, торопись! — сказала мама.- Я у тебя из стола бумаги немного возьму. Пирожков захватишь с собой.

— Ладно! — буркнул Миша и, не допив чая, вылез из-за стола.

Положив завтрак и учебник в сумку, он спустился вниз.

Ах, как хорошо было на улице! Миша шёл, весело поглядывая по сторонам, и совсем не боялся, что какая-нибудь кошка, выскочив из подворотни, перебежит ему дорогу.

Он смеялся над одной маминой знакомой, которая однажды сказала ему об этой нехорошей примете, и даже, словно назло примете, сам заглядывал в подворотни.

Пришёл он в класс к звонку. Ребята волновались. На столах и на подоконниках стояли стеклянные баночки, в которых играло солнце, освещая заспиртованных лягушек и головастиков.

Кроме Марьи Алексеевны, в класс вошёл ещё и директор школы. «Начинается!» — кто-то взволнованно вздохнул на последней парте, и в классе сразу стало тихо. Было слышно, как под матовым колпаком на потолке, будто испугавшись наступившей тишины, звонко забилась муха.

Лица у ребят вытянулись, стали серьёзными. Со школьного двора через распахнутые окна доносились весёлые голоса каких-то мальчишек, игравших в лапту.

— Ну, кто первый? — улыбаясь, спросила Марья Алексеевна.- Кто посмелее?

«Подожду пока,- думал Миша.- Может, что полегче достанется».

Смелых оказалось много. Ребята выходили к столу, брали билеты и один за другим — одни бойко, другие медленно — отвечали.

«Жалко, медуза не моя — уж я бы про неё ответил! Черви? Пустяк!» — уже сожалея, что не пошёл отвечать первым, думал Миша, когда кто-нибудь из ребят отвечал на вопросы.

— Миша Вознесенский! — вдруг услыхал он.- Пожалуйте билет!

Заложив палец за палец на счастье, как это делали все ребята, и держа руку за спиной, он подошёл к столу.

«Какой взять? Какой? — быстро соображал он, рассматривая билеты.- Около меня лежит — это, наверно, про муравьев,- не возьму. А на конце, наверно, про акул — тоже не возьму».

Он взял из середины. Вдруг у него зарябило в глазах. Первый вопрос был нетрудный — об эвглене зелёной» а второй..,

«Влопался!..»-подумал Миша. Второй вопрос был такой: «Речной рак — представитель ракообразных».

Чтобы оттянуть время, Миша долго рисовал на доске рака. Он выводил по памяти каждый его суставчик, и так, словно должен был сдавать свою картину в Третьяковскую галерею.

— Что-то ты, Миша, уж больно долго рисуешь! — сказала Марья Алексеевна.- Отвечай!

Когда Миша говорил об эвглене зелёной, Марья Алексеевна одобрительно кивала головой. Миша готов был рассказывать об эвглене зелёной чуть ли не весь день, только бы не спрашивали у него второго вопроса.

— Ну, а что ты скажешь нам о раках? — перебила его Марья Алексеевна, почувствовав, что Миша что-то уж чересчур расписывает эвглену.

— О раках? — тоскливо переспросил Миша,

Он посмотрел на свою картину. Но там рак был как рак, и все его внутренности прикрывал добротный панцирь, тщательно выписанный.

— Ну…- медленно начал он.- Раки водятся в реках, их под камнями можно ловить. Я вот тоже на даче с мальчишками ловил. Только они больно здорово кусаются передними ногами.

Миша указал на клешни рака.

— А как они называются? — опросила Марья Алексеевна.

— Ноги…- ответил Миша.- А как же ещё?

— Надо знать. Это ного-челюсти. Ими рак поддерживает возле рта пищу. Так, дальше!

— Ну, раки очень вкусные, их варят и едят…

— Это ты говоришь о промышленном значении?

— Ну да. Их на рынке продают.

Ребята засмеялись. И вдруг Миша ободрился. Его словно подхватило и понесло, понесло. Он выкладывал всё, что знал о раках:

— Ну, раки ползают задом наперёд. А ещё они умеют свистеть, только свистят раз в сто лет, и поэтому такая пословица образовалась: «Жди, когда рак свистнет». И Пушкин в стихотворении про утопленника говорит:

Учительница нахмурилась.

— Ерунда! А больше ты ничего не можешь рассказать?

— Больше… ничего…- прошептал Миша, поняв, что всё бесполезно.

— Ну, так вот,- сказала Марья Алексеевна.- Ставлю тебе двойку. Во-первых, за то, что ты не всё выучил, во-вторых, за то, что пустословие пытался выдать за ответ. И хороший рассказ об эвглене тебе не поможет. Правильно я говорю, Виктор Андреевич?

Директор школы кивнул головой.

Миша вышел из класса. На душе было как-то нехорошо, и хотелось плакать. Теперь упрашивай не упрашивай, а папа всё равно не возьмёт на Кавказ. Он твёрдый. Да и вообще влетит.

В коридоре, безнадёжно бросив на подоконник сумку, он облокотился на неё и подпёр кулаками подбородок. Под локтем был какой-то мягкий бугор. Миша вытащил из сумки завтрак. «Съесть его, что ли, с горя?» — подумал он и принялся развёртывать пирожки. Вдруг Миша остолбенел. В середине промаслившейся, ровно обрезанной бумаги был нарисован разрез рака. Над каждым внутренним органом стояла цифра. Под рисунком давалось объяснение. Во втором листе говорилось о жизни ракообразных. А внизу Миша вдруг прочёл:

«Мой рекордсмен! 15 секунд!»

В один из осенних дней, когда на улице шёл дождь и мама не пускала гулять, Алёшу вызвал в коридор соседский мальчик Гога. Бархатная курточка у него была вздута на животе, и под ней что-то вздрагивало и шевелилось.

— Щенка хочешь? — шёпотом спросил Гога.

— Хочу! — обрадовался Алёша, а потом спросил: — Живого?

— Что ж я тебе, дохлого притащу? — обиделся Гога.- Конечно, живой. И лает как настоящий. Я его за десять копеек продаю.

— Дорого,- вздохнул Алёша.- У меня только пять копеек.

— Ну, как хочешь,- равнодушно сказал Гога и заглянул к себе за пазуху.

Алёше тоже очень хотелось заглянуть, но Гога не позволил :

— Чего зря смотреть! Покупай!

— Ну ладно, подожди тут,- согласился Алёша и побежал в комнату.- Варька,- сказал он сестре, которая, завернув куклу в одеяльце, укладывала её спать,- что ты с тряпками возишься? У тебя пять копеек есть?

— Есть. А зачем тебе? — спросила Варя, продолжая укладывать куклу.

— Гога щенка продаёт, он лает как настоящий.

Алёша думал, что Варя тоже обрадуется и сразу даст

пять копеек, но она сказала:

— Да ну его! Он кусаться будет.

— Вот чудная! — рассердился Алёша.- Да он же маленький. В кукольную кроватку поместится.

Варя насторожилась.

— А спать его можно укладывать?