— Кто это «вы»? — нахмурилась Майка.

— Ну «кто, кто»… — сбавил тон Миколка. — Афонька и твой курортник!

— А почему он мой курортник?

— Потому что ты его сестра!

Майка засмеялась:

— Нашёл мне брата! Его фамилия Марецкий, а моя Можжухина.

— Он сын начальника строительства? — удивился Витаха. — Ты серьёзно?

— Честное пионерское, не вру! — Майка хотела дать это слово под салютом, но задержала руку: она была без галстука.

— Вот никогда не думал, что он такой! — сказал Витаха. — Да имей я отца-начальника, я б своими руками не только спортплощадку, а целый стадион построил! Как чего бы не хватало, я бы к отцу…

— Семён Петрович всё равно бы тебе не дал, — сказала Майка. — Он насчёт материалов строгий.

— Дал бы, если каждый день к нему приставать. Убедил бы его. Ты думаешь, я для себя стараюсь? Вот для таких, как Андрюшка! Вместо того чтобы болтаться где-то с Афоней — куда лучше, пришёл к себе на площадку и гоняй в футбол хоть до потери сознания. И все ребята тут вместе, и жить веселей будет.

— А вы поговорите об этом с Афоней, — сказала Майка.

— Не хочу. Афоня сам должен понять. Он парень башковитый. А сам не захочет к нам прийти — тем хуже для него. У него и у меня отцы погибли за завод, а что он делает для завода?..

— Ничего, — ответила Майка.

— И ты ничего не делаешь, — строго сказал Миколка.

— Да, это верно, — не спорила Майка.

— Ну, а какие выводы напрашиваются? — спросил Миколка.

— Это моё дело.

— А ты скажи!

— Да ладно к ней приставать! — одёрнул Витаха своего приятеля. — Не хочет говорить — и не надо. А мы Андрюшку за такие дела можем к пионерской ответственности привлечь.

— Правильно! — сказал Миколка. — Напишем в Москву — и дело с концом. Дескать, вы нам не того человека прислали, отзовите обратно и всыпьте ему! И всыпят!

— В общем, до свиданья, — сказал Витаха Майке.

— Живите богато… на те денежки, — добавил Миколка и вышел в коридор.

Ребята ушли. Они больше ни в чём не убеждали Майку. Она сама хорошо понимала, что натворили Афоня с Андрюшей.

«Какие у Витахи брови мохнатые! — думала Майка, лёжа в постели. — И лицо такое, как у лётчика. А рубашка на спине драная».

Ноги у Майки были как чужие. Сегодня она много ходила. Положив под локти подушку, она смотрела в раскрытое окно.

По шоссе, оглушительно лязгая гусеницами, прополз трактор. Он тянул за собой два прицепа на резиновых шинах.

Лёгкий ветерок внёс в комнату пожелтевший тополиный лист и бесшумно уложил его на подоконник.

«Осень скоро, — думала Майка. — Как лето быстро проходит! Ещё месяца полтора — и начнётся настоящий листопад. Надо уже сходить в школу записаться. Андрюша-то уедет, а мне жить на стройке».

И вдруг у девочки как-то само собой срифмовалось: стройка — койка.

Она представила себе прокатный цех, домну, много работающих людей, то есть всё то, что она видела сегодня, и тут же вообразила какого-то человека, который в грязной спецовке лежит на койке и покуривает.

Майка усмехнулась: «стройка — койка», а потом вдруг зашептала:

— Кругом в цехах работает народ… Подходит. Если ты пришёл на стройку… Если ты… И если ты хочешь помочь стройке… С утра… С утра…

Последние строки родились внезапно. Майка вскочила с постели и записала в тетрадку:

Девочка прошлась по комнате и продекламировала стихи в полный голое. Они ей понравились. Нужно было продолжать.

В это время в комнату заглянул Андрюша.

— Майка, — радостно сказал он, — смотри, что я тебе принёс!

Он развернул бумажку, и стеклянная звёздочка радужно сверкнула.

— Это тебе от Афони и от меня!

— Ты откуда её взял? — хмуро спросила Майка.

— Купил, — сорвалось у Андрюши.

— На те десять рублей, которые вы выпросили у жены инвалида?

— Откуда ты знаешь?

— Знаю вот! Значит, на те десять рублей? Благородный поступок!

— А тебе какое дело, на какие деньги я купил? Я тебе дарю, и всё.

— А я не хочу от тебя такого подарка! У меня был Витаха, и он мне всё рассказал.

У Андрюши задрожали губы, и он сел на стул. «Вот, говорил я Афоне!»

— Зачем вы сказали, что вы Витахины приятели? — продолжала Майка. Лицо у неё было строгое. — Теперь вы не только себя, но и Витаху опозорили! Надо сейчас же отдать деньги.

— Нету больше денег, — тупо вертя в руках брошку, сказал Андрюша. — А Витаха что — хочет рассказать об этом папе?

— Нет, хуже, — сказала Майка, — он тебя выгонит из пионеров.

— А как же он выгонит? Я же не здесь учусь.

— Ну и что же? — ответила Майка. — Он напишет письмо в Москву, в твою школу, а там тебя обсудят и выгонят.

Андрюше стало страшно. Это походило на правду. Майка говорила какими-то железными словами. Нет, пионерский галстук для Андрюши был дорог. Отец — коммунист, а как же его выгонят из пионеров?

— И ты не могла заступиться за меня? — спросил он.

— А что я могла сказать, когда он на меня тоже наступал! И он был прав. Ты помнишь могилу около мартеновского цеха? Там написано, что похоронен Грицай…

— Ну?! — Андрюша вспомнил. Он даже вспомнил, что тогда удивлялся, почему Грицай не Герой Советского Союза.

— Оказывается, знаешь, кто это? Витахин отец. Он на заводе работал и погиб за него. А Витаха его дело продолжает, тоже трудится. Понял? А ты что с Афоней продолжаешь? Ты курортник! И правильно тебя так прозвали.

— Сама ты курортница! — разозлился Андрюша. — Чего ты меня воспитываешь! — И тут же ему подумалось: «И как это я не мог остановить Афоню…»

— Ну и что же! Я была курортницей, а теперь не буду.

— А что сделаешь?

— К Витахе пойду!

— Ты ему уже сказала об этом?

— Сегодня не сказала, а скажу.

— Значит, с нами больше не дружишь?

— Нет.

— Ну и ладно, не заплачем. А ты знаешь кто? Ты предательница! И я у тебя больше не буду обедать.

Андрюша вскочил со стула и, не глядя на Майку, вышел в коридор. И, как ему ни жалко было, он бросил брошку на пол и ударил по ней ногой.

Стекло под ботинком хрустнуло.

Андрюша злился на самого себя.

Отпирая свою комнату, он обнаружил в замочной скважине телеграмму:

«Приехала Москву делаю ремонт квартиры целую своих детей.

Мама».

У Андрюши кольнуло под сердцем. Ему стало очень горько. Как плохо, что рядом с ним нет сейчас родной, любимой мамы!

«Серёжа, что же ты не пишешь? Как проводишь лето? Я провожу хорошо. У нас уже яблоки продаются. Они, правда, ещё не совсем спелые, но вкусные. Говорят, в этом году урожай. Наш завод в выходные дни ездит по колхозам и помогает колхозникам. Я не поехал и жалею. Один мой приятель, Афоня, ездил и на корове катался.

Серёжа, ты, наверное, скучаешь в Перловке? А я не скучаю. Тут я дерусь с одними мальчишками. Они воображают из себя и хотят на меня заявление в школу написать. Чтоб из пионеров выгнать. Ты только об этом никому не говори. Я хочу с тобой посоветоваться. Могут ли они меня выгнать, когда не я, а Афоня взял у одной тётки десятку за работу?

Я думаю, не могут. Я же хороший ученик считаюсь, а от общественной работы не отговаривался.

Серёжа, я сам знаю, что пионер должен быть честным, и поэтому десятку я хочу отдать. А денег нет. С девчонками я дружить больше никогда не буду. Они все предательницы и воображают.

Твой друг Андрей».

В это утро клёв был отличным. Рыба словно сама просилась на крючок. Часа за два Афоня надёргал полное ведёрко бычков, жирных и увесистых.