Дафна Дюморье родилась в 1907 году в семье известного актера и режиссера сэра Джеральда Дюморье. Ее дедушка Джордж Дюморье был популярным комическим актером и автором нашумевших в свое время пьес «Трилби» и «Питер Иббетсон».

Закончив образование в Париже, Дафна Дюморье в 1928 году начала писать короткие рассказы, а в 1931 году появился ее первый роман «Любящая натура». Имя писательницы стало известно в широких кругах после выхода в свет двух романов: «Портрет» — биографической вещи, посвященной ее отцу и книги «Таверна «Ямайка», навеянной Корнуолльским периодом жизни писательницы. Когда в 1938 году вышел в свет роман «Ребекка», Дафна Дюморье с удивлением обнаружила, что стала одним из наиболее читаемых и известных авторов своего времени.

В последующие двадцать лет книга выдержала тридцать девять изданий в Англии и была переведена на двадцать языков мира. Роман был экранизирован, в главной роли снялся актер Лоуренс Оливье.

Перу Дафны Дюморье принадлежит много других популярных романов, например, «Стеклодувы» (1963), «Полет Сокола» (1965), «Не позже полуночи» (1971), «Винтовая лестница» (1976) и другие. Писательница также известна как автор прекрасных рассказов, пьес, биографий.

В 1969 году Дафна Дюморье была награждена орденом Британской Империи.

Произведения Дафны Дюморье пользуются любовью и вниманием у русского читателя.

— Не смотри в ту сторону, — сказал Джон жене. — Через два стола от нас сидят две старые девы, они пытаются меня гипнотизировать.

Лора, которая всегда отличалась способностью понимать с полуслова, искусно зевнула и, подняв голову, сделала вид, что следит за несуществующим самолетом в небе.

— Как раз позади тебя, — добавил он. — Поэтому не нужно сейчас оборачиваться, — будет очень заметно.

Лора проделала классический трюк: уронила салфетку, наклонилась за ней, метнув быстрый взгляд в нужном направлении, и снова выпрямилась. Втянув щеки и опустив голову, она всеми силами старалась подавить истерический хохот, готовый вырваться наружу.

— Они вовсе не старые девы, это мужчины, братья-близнецы.

Голос ее сорвался, сейчас она разразится неудержимым смехом. Джон быстро налил в ее стакан кьянти.

— Сделай вид, что подавилась, тогда они не заметят, — сказал он. — Я думаю, что это преступники. Они разъезжают по Европе, меняя обличье в каждом городе. Здесь, в Торселло — сестры-близнецы. Завтра, в Венеции — братья-близнецы, а может быть, уже к вечеру они превратятся в братьев и отправятся чинно прогуливаться под ручку по площади Святого Марка. Просто меняются одежда и парик.

— Грабители или убийцы? — спросила Лора.

— Конечно, убийцы, никаких сомнений. Но почему они выбрали меня?

Официант забрал со стола фрукты, принес кофе. Это дало Лоре возможность подавить смех и взять себя в руки.

— Странно, почему мы не заметили их, когда приехали? На такое просто нельзя не обратить внимания.

— Их заслонила банда американцев, — ответил Джон, — и этот человек с моноклем, похожий на шпиона. Теперь, когда они все удалились, близнецы стали видны. О, Господи, вон та, седая, опять уставилась на меня.

Лора вынула пудреницу из сумочки, поднесла к лицу, направив зеркало назад, разглядывая в него зал.

— Мне кажется, они смотрят на меня, а не на тебя, — сказала она. — Хорошо, что я отдала жемчуг на хранение.

Она замолчала, легко провела пуховкой по краешку носа.

— Дело в том, что они вовсе не убийцы и не грабители, — продолжала она, помолчав. — Просто эксцентричные старые девы, что-нибудь вроде школьных учительниц на пенсии, копили, наверное, всю жизнь, чтобы побывать в Венеции. Приехали откуда-нибудь из Австралии, из захолустья под названием Валабанга. И зовут их Тилли и Тини.

Впервые за эту поездку в голосе Лоры появились теплые грудные нотки, которые Джон так любил, морщинка на лбу разгладилась.

«Наконец-то, — подумал он, — наконец-то она начала приходить в себя. Если бы мне удалось отвлечь ее, если бы мы смогли снова беззаботно делать глупости, как раньше, выдумывать биографии соседей по столу и в гостинице, бродить по музеям, галереям, жизнь вошла бы снова в привычное русло, рана бы затянулась, она смогла бы, наконец, забыть о горе».

— Знаешь, — сказала Лора, — завтрак был действительно прекрасный. Мне очень понравилось.

«Слава Богу, — подумал он. — Слава Богу».

Наклонившись к жене, он прошептал как заговорщик:

— Одна из них сейчас, по-моему, пойдет в туалет. Как ты думаешь, она… или он… сменит парик?

— Тише, — пробормотала Лора. — Я пойду за ней и посмотрю. Возможно, у нее там спрятан чемодан, и она захочет переодеться.

Она замурлыкала что-то себе под нос — знак того, что совсем успокоилась и довольна. Призрак несчастья на время отступил, вернулось беззаботное, как прежде, время отпуска, они снова играли в давно забытые игры, придуманные специально для летних поездок.

— Посмотри, она уже идет? — спросила Лора.

— Да, сейчас пройдет мимо нашего стола, — ответил он.

Без своей спутницы женщина производила менее внушительное впечатление. Высокая, угловатая, с чертами лица хищной птицы и короткой стрижкой, носившей громкое название «Итонской» еще в те времена, когда мать Джона была молодой, — на всей ее фигуре был отпечаток времен и поколений полувековой давности. Ей, вероятно, было между шестьюдесятью и семьюдесятью, так ему, по крайней мере, казалось. Мужская рубашка с жестким воротником и галстуком, спортивный жакет, длинная юбка из серого твида, серые чулки и черные туфли на шнурках придавали ей мужской вид. Джон часто встречал женщин такого типа на площадках для игры в гольф и выставках собак, где они обычно демонстрировали не породистых псов, а различного рода мопсов. Если вы сталкивались с такой женщиной в чьем-либо доме на приеме, она подносила зажигалку к вашей сигарете, прежде чем вы успевали вынуть из кармана спичку. Общее убеждение, что такие дамы обычно брали себе в компаньонки более женственные создания, которые присматривали за их хозяйством, не всегда соответствовало истине. Зачастую они похвалялись своими мужьями, отлично игравшими в гольф, которых обожали. Что касается этих конкретных представительниц слабого пола, то их отличало от других подобных то обстоятельство, что они были совершенно идентичными близнецами, вылепленными по одной форме. Единственное, что их отличало, это более седые волосы, совсем белые у второй сестры.

— Что, если в туалете, увидев меня, она займется стриптизом? — пробормотала еле слышно Лора.

— Зависит от того, что скрыто под одеждой, — ответил Джон. — Если она гермофродит, пускайся наутек. У нее может оказаться шприц, спрятанный в белье, и она набросится на тебя, прежде чем ты добежишь до двери.

Лора втянула щеки и затряслась от сдавленного смеха. Затем, распрямив плечи, поднялась из-за стола.

— Мне нельзя смеяться, я просто не имею права смеяться сейчас. Когда я вернусь, не смотри на меня, особенно, если мы вернемся вместе.

Она взяла сумочку и направилась между столиками за своей жертвой.

Джон вылил в свой стакан остатки вина и закурил сигарету. Солнце ярко освещало небольшой сад возле ресторана, в котором размещались столы. Американцы ушли, не было ни человека с моноклем, ни отмечавшей какое-то событие группы в дальнем конце сада. Все было спокойно. Идентичная близняшка сидела, откинувшись на спинку кресла, закрыв глаза. Джон благодарил провидение за то, что можно было на какое-то время расслабиться, пока Лора занята глупой и безобидной игрой. Возможно, поездка поможет ей подлечить нервы, смягчить немое отчаяние, в котором она пребывала с тех пор, как умер их ребенок.

— Это пройдет, — сказал Доктор. — Со временем острота переживаний притупится. К тому же у вас есть сын.