В глубине ущелий, покрытых камедными деревьями, почти в тысяче футов под землей, расположены электростанции. Все, что с ними связано, — фантастично, начиная с того момента, когда невидимый луч, подняв стальной занавес, открывает путь вашей машине; причем лично меня преследовал страх, что обратно мне уже не выехать. Я словно попала в огромные, серые, гладкие, сверкающие внутренности какого-то механического животного. Но там в глубине вы не увидите ни движения потоков воды, ни вращающихся валов.
Все, что открыто глазу, — это большие панели с измерительными приборами. Лампы, похожие на зеленые и белые глаза, то загораются, то гаснут. Стрелки, перемещаясь по циферблату, останавливаются на разных цифрах. Было время, когда горы раскрывались перед заветным словом и из них выходили сказочные короли и королевы, теперь же горы скрывают невидимые турбогенераторы, подчиняющиеся молчаливым дискам и выключателям. Вся станция работает без присутствия хотя бы одного человека. Меня это беспокоило.
В длинной, тихой, без единого пятнышка галерее — муха, перышко, пылинки могли бы осквернить этот храм — стояла группа монахинь в черных одеждах и белых головных уборах, рассматривая со смущенными улыбками многочисленные приборы. В их руках висели четки. Надеюсь, что они лучше меня поняли интересный рассказ гида.
— Общая мощность Тамета I, Тамета II и Тамета III превысит полтора миллиона киловатт, дополнительный объем воды в реке Маррамбиджи составит более чем один миллион акр-футов в год… восемь основных плотин… протяженность туннеля — пятьдесят шесть миль…
В одно ухо влетает, в другое вылетает. Было ли это тем ущельем, по которому скакал сказочный Человек со Снежной реки на своем легендарном коне?[39]. Сегодня стук копыт не потревожит подземные турбогенераторы, его просто заглушит шум чудовищных экскаваторов, валящих деревья.
Оказавшись вновь на поверхности, мы увидели прямо перед собой станцию электропередачи, окруженную черными мертвыми пнями и стволами вывороченных деревьев. За ней виднелся склон холма, на котором возвышались живые деревья цвета слоновой кости и олова, серебристо-серые, сверкающие в ярком солнечном свете, призрачные и громадные, как изолнутые руки балерин, застывших в какой-то немой сцене. Станция электропередачи была мертвенно-белого цвета, крюки и диски, прикрепленные к пилонам, гроздья изоляторов, нанизанные на мачты, напоминали бусины счет, поставленных вертикально. Все это мерцало, сверкало, переливалось под лучами солнца и было необычайно прекрасным. По горам тянулись ряды столбов, также блестевших под солнцем; каждый из них был увенчан четырехконечной звездой. Открывающаяся перед нами картина производила сказочное впечатление и походила на паутину гигантского механического паука, сотканную среди странных, покрытых темной листвой деревьев.
Название Кенкобан (Ханкобан) наводит на мысль о косматых азиатских козлах, мулах, овечьем сырье и бородатых мужчинах в каракулевых шапках. В действительности так называется новый город с чистой гостиницей, принадлежащей Управлению «Сноуи», со стоянками для машин, кафе и зелеными лужайками, где установлены крутящиеся дождевальные установки. Сидя с чашкой кофе на ярко освещенном солнцем балконе, я наблюдала за стайкой попугаев, носящихся в поисках насекомых; в воздухе они были похожи на летающие розовые лепестки. Далеко внизу облако коричневой пыли поднималось над строительной площадкой плотины, где всю ночь ревели машины. Они будут реветь круглые сутки до тех пор, пока строительство не закончится. Огромные трубы устанавливаются в ущельях, для того чтобы прогонять воду сквозь турбины по три миллиона галлонов каждую минуту.
Пики гор покрыты снегом. Одна из них Косцюшко. Однако надо хорошо знать все плато, чтобы выделить ее из многочисленных вершин.
Национальный парк Маунт-Косцюшко, как и большинство ему подобных, одновременно и заповедник для диких животных и место отдыха. К сожалению, эти два фактора плохо сочетаются. Кому из животных понравится постоянный треск кинокамер, руки, которые лезут в гнезда, шум машин и вой транзисторов. Редкие растения цветут, когда их топчут, или местность, на которой они растут, используется для пикников, а еще реже выживают, после того как их выкопают, чтобы «посадить» дома. Дороги и мотели нарушают покой, который совершенно необходим для заповедника.
Итак, перед (всеми национальными парками и заповедниками мира стоит дилемма. Человек убивает то, что любит. Толпы людей лишают животных уединения, нарушают тишину лесов, одиночество холмов. Люди приносят с собой то, от чего пытаются уйти, — собственное окружение и общество себе подобных.
Роща, лесистая долина, луг у водопада превращаются в площадки для кемпинга. И нет возможности найти выход из положения, можно только достичь компромисса. Менее ста квадратных миль из двух тысяч (т. е. не более пяти процентов) были объявлены «заповедной зоной», которая должна быть оставлена такой, как она есть, где природа идет своим путем. Никакого строительства дорог — люди смогут посещать заповедник только пешком. Акведуки укроют так, чтобы скрыть всякие следы вмешательства человека. Будет запрещено носить с собой огнестрельное оружие, никто не посмеет сорвать цветок или унести образец горной породы.
По другую сторону хребта за ущельем Мертвой Лошади находится местность Тредбо, которую меньше всего можно назвать «нетронутой зоной». Это центр единственной в Австралии зоны зимнего спорта. Здесь построена копия швейцарской деревни, такое же последнее слово техники, как, например, спутники земли. Номер в первоклассной гостинице стоит сто долларов в неделю. Повсюду разбросаны маленькие коттеджи с остроконечными крышами, построенные из пожелтевшего дерева по типу альпийских домиков. Так и кажется, что сейчас увидишь швейцарских крестьян в кожаных шортах и подтяжках. И их можно наверняка увидеть зимой, когда горы покрыты глубоким снегом. Кататься на лыжах теперь модно. Кое-кто считает, что это доказывает принадлежность к привилегированным классам.
Строительные работы зимой ведутся в тяжелых условиях— снегопады, ледяные ветры, низкие температуры, но, несмотря на это, темпы строительства опережают намеченные сроки. Комплекс прибавит к общему объему вырабатываемой в стране электроэнергии еще сорок процентов, что даст возможность ежегодно выращивать на орошаемых землях сельскохозяйственную продукцию стоимостью в шестьдесят миллионов долларов[40].
Золотое руно
По дороге к Гандауринго мы проехали два очага пожара и сквозь клубы дыма видели людей, боровшихся с огнем с помощью палок и мешков. На обочине дороги стояли пустые машины; их владельцы помогали на пожаре. В этот летний, засушливый период любая искра или небрежно брошенная сигарета могли послужить началом пожара. «Языки пламени» — это, конечно, штамп, но как точно рисует он пламя, полыхающее под аккомпанемент непрекращающегося рева. Напоминает оно и огненный столб, вырывающийся из пасти разъяренного дракона, уничтожающий все живое — ящериц, лягушек, мышей, жуков и перепуганных овец. Повсюду, где прошел огонь, остается черная, покрытая пеплом земля, обуглившиеся строения, искореженные деревья.
Мы выбрали не лучшее время для поездки в гости на эту субботу и воскресенье. Пожар вспыхнул на территории, принадлежавшей нашему хозяину.
Дом был полон маленьких детей, жующих бутерброды перед телевизором. Их матери в это время присоединились к людям, боровшимся с пожаром. Он угрожал сейчас одному из жилых домов и, что было опаснее, стойлу с породистыми баранами. В Гандауринго разводят знаменитых овец, породы, полученной в результате многолетних скрещиваний. Оцениваются они в десятки тысяч фунтов, да вообще их было просто по-человечески жалко, ведь погибали живые существа.
Хозяйство, которое мы посетили, принадлежало двум незамужним женщинам и управлялось двумя энергичными племянниками. Один из них играл в крикет где-то в двадцати милях от фермы. Получив сообщение о пожаре, он уже через пятнадцать минут был на месте. Цистерна с водой вместимостью в шестьсот галлонов всегда стояла наполненной на случай пожара, так как в период засухи здесь живут в состоянии круглосуточной боевой готовности. Вскоре появилась стройная, перепачканная сажей девушка в шортах. Она вместе с одной из тетушек вывела стадо бараков из находящегося под угрозой стойла по узкому дощатому мосту через речку. Это было не так-то просто, если учесть, что огонь уже подобрался к входу в стойло. На следующее утро мы своими глазами убедились, как «поработал» пожар. Все вокруг обуглилось, пастбище погибло, пламя прихватило даже стены сарая, но овец спасли.