— Все идет слишком хорошо, чтобы так продолжаться. У меня есть и выгодная работа, и собственный дом, построенный именно так, как я планировал его, и хорошенькая жена, и здоровые дети, а в саду прижились все посадки. В выходные дни я хожу на рыбалку, получаю удовольствие от работы. У меня есть все, о чем всегда мечтали люди, и это замечательно.
Часто говорят, что скандинавы считают достижение благосостояния неразрывно связанным с посредственностью и полным отсутствием крайностей. Тогда жизнь становится настолько скучной, что многие либо начинают пить, либо кончают жизнь самоубийством. Австралийцы более склонны впадать в самодовольство. Если во время пиршества из трех блюд (супа, бифштекса и фруктового салата), а, возможно, и до его начала австралиец от кого-то услышит о каких-то неприятных событиях, он включит телевизор, достанет пиво из холодильника и будет держать кулачки на счастье, чтобы неприятности его не коснулись.
По мнению Робина Бойда, корни фичуризма лежат в подспудном беспокойстве, в нервозности, возникающей не только по поводу возможности выжить в этом гнезде под крылом Азии, но также из-за непримиримости и таинственности страны, слишком большой и пустынной для человека, в большинстве своем происходящего из городов маленького густонаселенного, ручного и благовоспитанного острова, где люди набиты как сельди в бочке. Новые пришельцы поворачивались к стране спиной, взор их устремлялся к морю. Затем они пытались стереть все, отличающее эту новую страну от старой, вырубая местные деревья и кустарники и высаживая на их месте, где только было возможно, английские, старательно уничтожая при этом местную фауну. В наши дни они засоряют землю проводами, трубами, указателями, дорогами, столбами, щитами и неоновыми лампами — всем искусственным и потому безопасным в противоположность исконно на этой земле существующему и потому угрожающему.
«Самое красивое, что я там увидела, — писала англичанка, посетившая Тасманию в далекие годы, — это изгороди из боярышника; такое впечатление — как будто ты вновь оказался на правильной стороне земного шара».
Жалуясь на «вечный эвкалипт», Бэррон Филдс[61] в 1822 г. писал: «Новый Южный Уэльс — неувядающий цветущий сад, но нет здесь ни одного уголка, который можно было бы живописать, не изменив основательно облик деревьев». В этом и заключается сущность фичуризма — вы должны «основательно изменить облик деревьев» или же дома, улицы и даже комнаты. Любой ценой простые строгие линии нужно смягчить или разбить. И делается это руками владельца с любовью, он посвящает подобной работе все свое время и мастерство.
Для большинства британских иммигрантов фичуризм — рай земной. На родине скупость и жесткая хватка организаций, планирующих небольшие города, сдерживает до какой-то степени собственный, родной британский фичуризм. А в Австралии он закусывает удила, бьет копытом и мчится вскачь. Изразцы из поливинила различных цветов; жалюзи, где каждая полоса выкрашена в свой пастельный тон; консоли в псевдотюдоровианском стиле и лепные украшения на стенах; декоративные решетчатые навесы над крыльцом, имитация светильников по типу встречавшихся в старые времена на каретах; встроенные аквариумы, подсвеченные в мрачных тонах; гномы на лужайках — все это пользуется спросом и вызывает восхищение.
Элизабет — город иммигрантов. Две семьи из трех переехали сюда из Европы, подавляющее большинство — из Англии. В пропорциональном отношении ко всему населению страны Южная Австралия абсорбирует иммигрантов в большей степени, чем любой другой штат. Необходимости экономить землю нет, поэтому плотность населения в Элизабет — меньше чем две семьи на акр. Одна пятая часть площади города отведена под спортивные площадки и парки, а каждое промышленное предприятие, школа и торговый центр окружены свободным пространством.
Элизабет раскинулся широко, в нем нет сгруппировавшихся многоэтажных домов. Планировкой города предусматривалось, что каждая семья будет владеть по крайней мере одной автомашиной. В штате в целом на четыре человека уже приходится один автомобиль. Считают, что в ближайшем будущем эти цифры достигнут соотношения один к трем. Каждый дом оборудован электроплиткой, водообогревателем, прачечной с электробойлером и круглой вешалкой для сушки белья во дворе — современным вариантом ушедшей в прошлое бельевой веревки. За весьма короткий период двор дома покрывается зеленой травой и веселеет от хорошо политых цветущих кустарников и роз. Я не увидела ни пустых банок из-под пива, ни старых шин, ни скомканных и выброшенных газет.
Все ли иммигранты счастливы в этом пригородном раю? На этот вопрос нельзя ответить утвердительно. Есть люди, которым трудно платить от восьми до десяти долларов еженедельно. Молодежь жалуется на скуку по вечерам, на закон, согласно которому пивные бары закрываются в шесть часов вечера. Деть этим молодым людям себя некуда, можно лишь пойти в гости или сидеть у телевизора. Ночная жизнь в Элизабет не бьет ключом, улицы не заполнены гуляющими толпами, ресторанов и кафе мало. Элизабет — храм, посвященный домашнему очагу, и живущие в нем должны в самих себе находить источник духовной жизни. Очень часто он беден и вся жизнь замыкается в семье.
К юго-востоку от Аделаиды Муррей заканчивает свой путь протяженностью в три с половиной тысячи миль в соленом озере Александрия, которое отделено от моря лабиринтом песчаных кос, полуостровков, заливов и бухт. Параллельно берегу тянется пятидесятимильная песчаная коса, которая как стена отделяет от моря длинный узкий залив с соленой водой, называемый Куронг. Это дикое, открытое ветрам место, где растут редкие, жесткие, цепкие и ползучие травы, характерные для засоленных почв.
Тут я познакомилась с вомбатами: густошерстными, неуклюжими, бочкообразными существами, которые не ходят и не бегают, а переваливаются с боку на бок. У них слабое зрение, что характерно для животных, живущих в норках под землей. Зубы у вомбатов удивительно крепкие, растут в течение всей жизни животного, постепенно стираясь, что дает им возможность пережевывать твердые корни и травы, которыми они питаются. Из-за способности пережевывать все что угодно скотоводы обвинили этих животных в разрушении изгородей. Они уговорили правительство штата Виктория выплачивать премию в размере десяти шиллингов за каждую шкуру вомбата. Возможно, что они живут только в определенных местах, и в этом случае многие из них приносятся в жертву напрасно.
Имеется два вида вомбатов: Vombatus hirsutus, распространенный на сравнительно узкой полосе вдоль побережья, на территории Нового Южного Уэльса и Виктории, и Lasiorhinus latifrons (с волосатым носом), обнаруженный только в Южной Австралии. Расстояние примерно в двести миль разделяет места обитания этих двух видов. Пара, которую я видела, принадлежит к Lasiorhinus latifrons, она была вывезена с равнины Налларбор, на расстояние шестисот или семисот миль от здешних мест. Фермер Боб Хоке, преданный любитель природы, надеялся развести вомбатов на новом месте, для того чтобы выяснить, смогут ли они приспособиться к окружающей среде. Как и большинству других животных в таких случаях, вомбатам, если они хотят выжить, придется пройти длинный путь приспособления. Ситуация достаточно хорошо знакомая. В Южной Австралии имеются национальные парки — ими занято почти полмиллиона акров, или почти 0,2 % всей территории штата. Делятся они на двадцать шесть заповедников, одни из которых занимает всего четыре акра. В штате, площадь которого в четыре раза превосходит Великобританию, имеется лесничий — один на все парки— и объездчик. «Многие из наших заповедников, — отмечается в докладе членов специального комитета, — в прошлом окруженные большими площадями необрабатываемой земли, быстро поглощаются заново культивируемыми участками».
Если смотреть правде в глаза, то вряд ли возможно соединить прогресс и сохранить дикую природу. Это вопрос, на который Боб Хоке тщетно ищет ответ. Он начал с шести тысяч акров скреба. Песчаная почва, практически лишенная перегноя, была в состоянии прокормить одну овцу на пятнадцати-двадцати акрах. Таким образом, вся его земля могла дать корм стаду примерно в четыреста голов. Он начал работу по замене скреб а питательными травами. Тяжелые цепи, которые тянули тракторы, корчевали малли, плуги перепахивали землю, суперфосфат вносили с самолета, недостаток в минеральных солях был скорректирован, высеивались семена трав и клевера. Затем возникли изгороди, появились овцы. Все это потребовало больших капиталовложений в землю, настолько бедную, что в течение столетия ни один жадный до участков поселенец, ни одна солидная компания не считала ее достойной внимания. Тем не менее не прошло и пяти лет, как пять тысяч овец Боба Хокса паслись на возрожденной земле. Теперь на один акр, согласно статистике, приходилась одна овца с четвертью. Он намеревается увеличить количество овец до девяти тысяч.