Известия о неудачном исходе похода Корнилова на Петроград докатились уже до Кавказа, и тыловые комитеты бомбардировали полки телеграммами, предупреждающими о контрреволюционности офицерства. В войсках, стоявших на позициях, начались брожение, смуты, возникло недоверие к своим начальникам. Приехавшие агитаторы проповедовали анархию и большевизм. Первыми поддались заразе стрелки Туркестанской бригады и пограничники; случаи неисполнения боевых приказов стали нередкими. Турки приободрились и почти повсюду, как на нашем фронте, так и в Месопотамии, перешли в наступление. Получавшие субсидии от турецких и немецких эмиссаров курдские племена обнаглели, нападали на наши тылы и рвали коммуникации. Из крепких частей оставались еще на фронте лишь 1-я Кавказская казачья дивизия, Кубанская отдельная конная бригада, отряд партизан войсковых старшин Лазаря Бичерахова и вновь прибывший отряд. Необходимо было во что бы то ни стало продержаться на фронте хотя бы несколько месяцев, чтобы дать возможность эвакуировать находившееся в Персии громадное русское имущество, а также чтобы успело подойти подкрепление к дравшемуся в Месопотамии английскому экспедиционному отряду.

По новой диспозиции генерала Баратова бичераховские партизаны должны были держаться у Керманшаха и Коршеда до смены их английскими войсками»[95].

Наконец, в октябре 1917 г. в Персию прибыл добровольцем 22-летний поэт Эдуард Багрицкий. Он поступил на службу делопроизводителем в 25-м «врачебно-питательном» отряде. В феврале 1918 г. Багрицкий вернулся в Одессу.

В заключение стоит сказать о позиции Временного правительства по отношению к Персии. Уже 17 марта 1917 г. министр иностранных дел Временного правительства П.И. Милюков телеграфировал временному поверенному в делах в Тегеране В.Ф. Минорскому: «Считаем... полезным довести до сведения шахского правительства, что Россия по-прежнему будет придерживаться полного взаимодействия с Англией в персидских делах и... политика России не претерпит никакого изменения. Имейте, однако, в виду, что при новом нашем строе нам нельзя открыто выступать против либеральных веяний в Персии».

Сменивший Милюкова новый министр М.И. Терещенко наставлял того же Минорского: «Общее направление нашей политики в Персии, оставаясь на прежней почве полного взаимодействия с Англией, должно, тем не менее, принять более демократический характер, чем было прежде. В частности, надо по возможности сократить покровительствование разным отдельным личностям и, сближаясь с местными либеральными элементами, способствовать отстаиванию прав и интересов народа»[96].

В июне 1917 г. Минорский писал М.И.Терещенко о своей идее предоставления автономии Иранскому Азербайджану: «Имею честь сообщить, что записка об автономии Азербайджана была составлена мною, сколько помню, зимою 1908—09 года. Копий было сделано всего 5—6, из них одна была передана г. Персиани, другая, сколько помню, бар. Нольде. У меня сейчас копий нет.

Возникла записка по поводу заявления группы азербайджанских депутатов меджлиса.

Я указывал на особую историю Азербайджана, на этнографические и языковые особенности его населения и на резкое отличие характера решительных и более прямых азербайджанских турок от более тонких, но более мягких и слабых персов.

Я указывал на связи Азербайджана с Закавказьем, невозможность сразу реформировать всю Персию и на предпочтительность избрать Азербайджан своего рода опытным полем реформ, откуда они могли бы распространиться и далее...

В мысли у меня было переименование Генерального Консульства в Азербайджане, по крайней мере, в сношениях с Кавказом, в резиденции, как это имеет место у англичан в Бушире, подчинение ему других консулов Азербайджана, командирование в провинции русских советников, создание азербайджанцами провинциального собрания с правом расформировать прежде всего податную систему и суд и т.д.

В настоящее время лозунг "национального самоопределения" особенно силен, и ввиду исключения мысли о завоевательных намерениях России его, вероятно, легче было бы провести в жизнь при нашем содействии. "Автономия Азербайджана" упоминалась уже не раз на мусульманских собраниях в России (например, в Елизаветполе) и, по упорным слухам, также в Тавризе.

Каковы же были бы цели подобной политической тенденции? Для самих азербайджанских турок выгоды объединения и самоуправления ясны. Среди персидского государственного организма эта национальная группа составляет самое крепкое и здоровое ядро.

Для России выделение Азербайджана означало бы более тесное сближение его с Закавказьем и могло бы быть использовано для проведения реформ и улучшений. До настоящего времени мы о них много говорили, но фактическое осуществление их всегда отклоняли от себя и поручали то бельгийцам, то французам и т.д. Мы как будто не доверяли своим силам и боялись прямого вмешательства. Между тем нельзя же сравнивать Закавказье с положением Персии, которая еще через много лет не получит ничего подобного; при таком порядке мы могли бы дать немало добрых советов, тем более что наибольшие аналогии для Азербайджана дает именно Закавказье, а не Алжир, Конго или Куба.

Что касается боязни "вмешательства", то раз мы широко допускали его с нашими покровительствуемыми и т.д., нечего было опасаться его и в интересах реформ и справедливости. Наконец, если прежде мы естественно прятались за "нейтральных", а в конце концов тормозили их работу, то теперь, если нам действительно удастся сблизиться с персидским народом, мы можем открыто выступать в качестве советчиков. Не добиваясь сразу прямого участия в реформах, мы могли бы прикомандировать к нашим консульствам опытных людей, знающих административные и земельные вопросы, для известной агитации и для направления общественной мысли. Мы действовали бы не прямо, преподнося реформу сверху, а снизу, стремясь пробудить интерес к реформам и требование их. Если бы наши агенты приобрели к себе такое доверие, какое приобрели некоторые немецкие агенты вроде Шюнемана, вероятно, не было бы препятствий к принятию их и формально на персидскую службу.

По отношению к России имеется еще немало предрассудков, и сразу их не победить, но если персы убедятся, что мы действительно за реформы, что мы знаем больше их, что мы хотим не благодетельствовать, а помочь, что мы не набираем спекулятивных концессий, а хотим поднятия экономической жизни страны, не исключая из нее участия населения, многое станет осуществляться гораздо легче.

Я повторяю лишь свою старую формулу: "Азербайджан должен быть опытным полем", на котором мы можем произвести первые опыты нашей новой политики»[97].

Секретную телеграмму в Петроград с предложением об автономии для курдов Ирана и Сулеймании (Азиатской Турции) В.Ф. Минорский отправил в феврале 1917 г. Он утверждал, что: «Сулеймания — главный очаг курдской письменности. Сулейманийцы языком и происхождением тесно связаны с курдами Соуджбулага [ныне Мехабад в Иранском Курдистане]. Было бы достойно наших усилий создать сепаратистское движение, обещая курдам Сулеймании независимость или полунезависимость под суверенитетом Персии... Кадры эмиссаров можно образовать из наших пленных сулейманийцев... Изложенный план представляется практичным, особенно с точки зрения нашего контроля над железнодорожными подходами из Месопотамии к нашей персидской зоне»[98].

Увы, Октябрьская революция поставила крест на прожектах В.Ф. Минорского.

Персия —  Иран. Империя на Востоке i_023.jpg

Глава 15

РУССКИЕ УХОДЯТ С КАВКАЗА

Февральская революция в России поставила крест на наступательных планах русского командования. С лета 1917 г. начался развал Кавказской армии. Пехотные части самовольно покидали позиции и отправлялись в тыл. Казачьи части организованно уходили на Кубань и Терек. После Октябрьской революции развал армии резко усиливается.

вернуться

95

Шкуро А. Г. Гражданская война в России: Записки белого партизана. М.: ACT: Транзиткнига, 2004. С. 75—77.

вернуться

96

Цит. по: Алиев С.М. История Ирана. С. 88.

вернуться

97

Цит. по: Алиев С.М. История Ирана. С. 90—91.

вернуться

98

Там же. С. 91-92.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: