Проводив Итани, Тэйноскэ поднялся к жене. Сатико лежала в постели и, укутав голову полотенцем, вдыхала пар от ингалятора.

— Что, Итани приезжала с новым предложением? — спросила она, вытирая лицо.

— Да… Как ты догадалась?

— Эцуко рассказала.

Во время разговора Тэйноскэ с Итани Эцуко потихоньку прокралась в гостиную и, навострив ушки, уселась было в кресло, но он сразу же выпроводил её, сказав, что детям не место в комнате, где беседуют взрослые. Видимо, девочка продолжала их подслушивать, перейдя в столовую.

— Кто бы мог подумать, что маленькую девочку заинтересует подобный разговор.

— У него в самом деле пятеро детей?

— Эцуко и это тебе сообщила?

— Не только это. Если не ошибаюсь, старший сын учится в Осаке, а старшая дочь уже барышня на выданье.

— Чудеса, да и только! — Тэйноскэ совершенно опешил.

— Этот новый протеже Итани живёт в Симоити и служит директором, тамошнего отделения какого-то банка, так?

— Ну и ну, с детьми надо постоянно держаться начеку.

— Да, теперь мы должны быть особенно осторожны. Хорошо ещё, что Юкико уехала в Осаку.

Издавна повелось, что Юкико и Таэко проводили новогодние праздники в доме старшей сестры в Осаке. Юкико уехала как раз накануне, а Таэко должна была вскоре последовать за нею. Кто знает, чем бы эта история кончилась, задержись Юкико в Асии хотя бы на один день. Тэйноскэ с женой было отчего тревожиться.

Редкую зиму Сатико удавалось избежать бронхита. Напуганная предостережением доктора, что это заболевание может перейти в воспаление лёгких, она даже с небольшой простудой чуть ли не по месяцу проводила в постели. На сей раз, к счастью, инфекция не пошла вглубь, и жар довольно быстро начал спадать.

До Нового года оставались считанные дни. Двадцать пятого декабря, когда Сатико, сидя в постели, листала новогодний номер женского журнала — из осторожности она намеревалась повременить с вставанием день-другой, — к ней в комнату вошла Таэко и сообщила, что уезжает в Осаку.

— Но почему так рано, Кой-сан? — удивилась Сатико. — До Нового года ещё почти целая неделя. В прошлом году ты уехала тридцать первого числа.

— Разве?..

На начало января намечалась третья по счету выставка произведений Таэко, и весь этот месяц она работала в студии с утра до вечера. К тому же, не желая забрасывать танцы, раз в неделю ездила в Осаку на занятия в школе Саку Ямамура.

Сатико казалось, что она целую вечность не виделась с Таэко. Разумеется, она не собиралась удерживать сестру в Асии: в «главном доме», как всегда, ждали к празднику обеих незамужних сестёр.

И всё же столь поспешный отъезд Таэко, которая ещё больше, чем Юкико, не любила бывать в «главном доме», не мог не озадачить её. В своём недоумении Сатико не заходила так далеко, чтобы подозревать, уж не замешан ли здесь Окубата, просто ей было горько сознавать, что самая младшая её сестра, и без того до времени повзрослевшая, с каждым годом всё больше отдаляется от неё.

— К выставке всё готово. Вот я и надумала поехать в Осаку раньше, чтобы каждый день заниматься танцами.

Оправдываться было не в привычке Таэко, но никак не объяснить сестре своего решения она всё же не могла.

— Какой танец ты теперь разучиваешь?

— «Мандзай»,[24] — ведь скоро новогодний праздник. Послушай, ты смогла бы напеть мелодию?

— Сейчас попробую. Кажется, я её ещё помню. Сатико запела:

Таэко поднялась и начала было двигаться в такт песне, но вдруг спохватилась:

— Подожди, сестрица, я сейчас… — Она побежала в свою комнату и вскоре вернулась уже переодетая в кимоно, с веером в руке.

В детстве Сатико с сёстрами знали эту песенку наизусть, особенно нравилось им напевать «тон-тон-тири-мэн», «тон-тиримэн», как бы подражая звукам сямисэна. Это была единственная из старинных осакских песен, которую Сатико помнила до сих пор, и теперь знакомые слова воскрешали в её памяти дом в Сэмбе, каким он был двадцать лет назад, и бесконечно дорогие лица отца и матери.

В то далёкое время Таэко как раз начала обучаться танцам и в Новый год исполняла «Мандзай», а мать или кто-нибудь из сестёр подыгрывали ей на сямисэне. Сатико словно наяву видела маленькую танцовщицу, которая при словах: «…а в третий день праздника, на утренней заре…» — удивительно милым в своей безыскусности движением вскидывала вверх правую ручку, дескать, вот оно, рассветное небо…

«Неужели это та самая Таэко? — невольно подумала Сатико, глядя на сестру, кружившуюся с поднятым над головой веером. — Да, давно уже выросли мои маленькие сестрички, но ни той, ни другой до сих пор не удалось выйти замуж. Что-то думают о своих «девочках» родители на том свете?» На глаза у Сатико выступили слезы.

Не пытаясь их сдерживать, она спросила:

— Когда ты вернёшься, Кой-сан?

— Четвёртого.

— Я надеюсь, тогда ты станцуешь для нас, так что выучи «Мандзай» хорошенько. А я постараюсь вспомнить мелодию и буду аккомпанировать тебе на сямисэне.

С тех пор как Сатико и Тэйноскэ поселились в Асии, в Новый год гости у них собирались редко, не то что в былые времена в Осаке, поэтому праздничные дни проходили тихо, по-семейному, и мало чем отличались от всех остальных. Возможно, Сатико с мужем было приятно на некоторое время остаться вдвоём, но Эцуко ужасно скучала и не могла дождаться, когда наконец вернутся Юкико и Кой-сан.

Первого января, после обеда, Сатико достала сямисэн и принялась наигрывать «Мандзай». Она репетировала три дня подряд, так что под конец Эцуко тоже запомнила мелодию и, когда Сатико доходила до заветного «тон-тон-тиримэн, тон-тиримэн», уверенно подтягивала матери.

Выставка работ Таэко на сей раз состоялась в Кобэ, в одной из галерей на бульваре. Коикава, и имела большой успех. Она продолжалась три дня, но уже в первый день — и не без содействия Сатико, которая заблаговременно оповестила о ней своих многочисленных знакомых, — на большинстве экспонатов появились таблички с надписью: «Продано».

Сатико приехала в галерею вместе с Юкико и Эцуко в день закрытия выставки к вечеру, чтобы заодно помочь сестре прибрать помещение.

— Эттян, — сказала Сатико, когда с делами было покончено, — сегодня мы вправе рассчитывать, что Кой-сан пригласит нас всех на ужин. Она у нас нынче богатая.

— В самом деле, — поддержала сестру Юкико. — Куда тебе больше хочется, Эттян, — в европейский ресторан или, может быть, в китайский?

— Да, но у меня пока нет наличных денег, — с лукавой усмешкой возразила Таэко.

— Не беда, я дам тебе взаймы, — не сдавалась Сатико. Она знала, что даже за вычетом всех расходов по устройству выставки в руках Таэко окажется довольно значительная сумма. Однако заставить её раскошелиться было не так-то просто. Будь рядом Итани, она наверняка сказала бы, что, не в пример Сатико, её младшая сестра — истинно деловая особа.

— Ну ладно, — в конце концов согласилась Таэко, — раз так, пойдёмте в «Тогаро», там дешевле, чем где бы то ни было.

— Да, наша сестричка скуповата, — улыбнулась Сатико. — А я-то думала, она разорится на ужин в «Ориентале»…